* * *
Время шло. Несмотря на возраст, пол и положение в обществе, Дамблдор очень любил маленького, средненького и, наконец, совсем уже совершеннолетнего Томми. Томми отвечал ему взаимностью и длинными рассуждениями об их счастливом семейном будущем. Но однажды… — Кому это ты все время пишешь? — ревниво спросил Том, глядя на попытки Альбуса прикрепить свиток пергамента к лапе гиппогрифа. Совы директорские послания носить отказались, ссылаясь на законы физики, согласно которым птица размера совы с грузом размера XXXL (он же «Хагрид пополам») могла пролететь не более ста футов, причем строго вертикально — от окна директорского кабинета к подножию башни. Падали совы, проще говоря. — Съешь лимонную дольку, — схитрил Дамблдор. И Томми в очередной раз поддался на провокацию. Дожевывая дольку, он случайно взглянул на обожаемого Альбуса и моментально означенной долькой подавился: коварный изменник тайком от него запечатлевал на пергаменте поцелуй сердечком. Причем стащенной у Томми помадой. Томми понял, что чья-то жизнь кончена. А еще он понял в этот роковой для него, Дамблдора и магического мира момент, что каждый из его хоркруксов до конца дней своих будет пламенно ненавидеть три вещи: величайшего волшебника всех времен и народов, лимонные дольки и однополые отношения с уклоном в ченслэш и геронтофилию. От горя он почернел, а побелеть обратно у него так никогда и не получилось. Так мир приобрел нового Темного мага.* * *
Через некоторое количество лет (сколько точно, автор сказать не может, потому что плохо знает канон) его Темнейшество присутствовал на выпускном бале в альма матер. (Альму матер звали, естественно, Хогвартс. — Прим. автора). Как именно Темнейшество туда попал и зачем — история умалчивает, потому как понятия об этом не имеет и спрашивать ее на этот счет бесполезно. Темнейшество сидело в уголку и созерцало кружащиеся в вальсе пары своими сапфировыми глазами, красиво выделявшимися на фоне волос цвета воронова крыла и кожи цвета второго воронова крыла. Верные Пожиратели (они-то откуда там взялись?) исправно притаскивали Темнейшеству то, чего не успели пожрать сами, (а Упиванцы — то, чего не успели выпить), как вдруг… Темнейшество с трепетом в сердце (а оно у него было, да-да!) увидело в толпе сказочно прекрасное видение. У видения были длинные волосы цвета марокканского мандарина, на который упал последний луч заходящего солнца в день летнего солнцестояния, охренительно коралловые уста, талия, подобная горлышку греческой амфоры, и бюст минимум пятого размера. Темнейшество почувствовал, как его стремление к этому совершенству растет с каждой секундой и уже достигло дюймов десяти. Он встал. (Прошу понять эту фразу правильно!). Он вдруг понял, что не позволит больше призраку прошлого в очках-половинках манипулировать им! И ориентацию он теперь будет выбирать сам! И Лорд отправился приглашать видение на танец… … … — Зовут-то тебя как? — спросил бывший Томми, затягиваясь крепкой сигаретой. — Молли, — кокетливо сказало видение, выбираясь из кровати и начиная натягивать чулочки.* * *
Потом, как всем известно, Томми повел себя Очень Нехорошо, и Молли пришлось выйти замуж за Артура Уизли, у которого никогда не было таких сапфировых глаз и такой крепкой сигареты. С другой стороны, у него не было и вредной привычки авадить магглов по поводу и без. С Томом Молли с тех пор встречалась очень-очень редко — всего-то раз семь. Или восемь…* * *
И все бы было хорошо, если бы однажды подросший Рон не начал жениться… И сколько бы он не женился, результат получался один: его дети были похожи либо на Блейза Забини, либо на Ли Джордана. Все пять. Надетый на Гермиону магический пояс верности помогал очень плохо. Рон попытался заавадить Забини и Джордана, но это тоже получилось плохо. К тому же переавадить всех афромагов он все равно не мог. Этого ему не позволяло правильное уизлевское воспитание. К тому же за это могли посадить в Азкабан. А в Азкабан Рон не хотел. Он, конечно, не мог бы с полной уверенностью утверждать, что Гермиона целуется лучше дементоров, но предпочитал не проверять это на практике. Умница Гермиона, глядя на страдания мужа, тоже задумалась. Ведь она-то, в отличие от него, точно знала, что ни с какими Забини и Джорданом она мужу не изменяла (только с Малфоем два раза и еще когда Виктор на соревнования приезжал… впрочем, это к делу совсем не относится). Хорошо подумав, Гермиона решила, что корень зла кроется в свекрови. Вообще-то ей всегда так казалось, особенно после визитов Молли в их дом («Гермиона, девочка моя, пирог с почками готовится СОВСЕМ не так, как написано в твоей, безусловно, умной книге!»). Убедить семью серьезно поговорить с мамой не составило на удивление никакого труда. Гермиона даже начала подозревать, что Моллины «Джордж, переодень рубашку, в этой ты выглядишь как твой отец!», «Перси, не ори, твой проект закона только и годился на растопку для камина!» и «Чарли, когда ты наконец женишься и найдешь НОРМАЛЬНУЮ работу?» радуют членов дружной семьи вовсе не так пламенно, как это выглядит со стороны. Они собрались в большой гостиной, которая в целях экономии пространства была очень маленькой, и дружно уставились на мать. — Однажды… — начала Молли. — Мам, давай без преуменьшений, — поморщился Чарльз — Укротитель драконов. — Что значит «однажды», если нас у тебя как минимум семеро? Или, — он нехорошо прищурился и попытался дернуть хвостом — по привычке, перенятой у его огнеопасных любимцев, — или… не семеро? Молли потупилась. — Ну… не совсем семеро… — КАК? — в девять голосов спросила семья Уизли и Гарри жену и мать сами-знаете-чьих детей. — Так о чем сначала рассказывать? — деловито осведомилась Молли, надеясь, что семья непременно переругается при выборе и ее темное прошлое навеки останется такой же тайной, как имя убийцы Лоры Палмер. Номер, как обычно, не прошел. На сей раз в дело вмешалась шрамоносная судьба в лице Гарри-Глаза-Как-У-Матери-Поттера. — Хочу подробности про «однажды», — заявил он, усаживаясь в кресле поудобнее и призывая из кухни попкорн. И, заметив на некоторых лицах протестующее выражение, занудил: — А что, у меня родители погибли, крестный срок мотал, некому было рассказать, откуда дети берутся… Молли шмыгнула носом. Джинни заревела. Близнецы закатили к потолку четыре одинаковых глаза (то есть не совсем одинаковых — два правых и два левых). «Жаль, у Лорда Авада слабовата оказалась», — не в первый раз подумал Билл. — Однажды, — сказала Молли, — я встретила Его… И она, всячески преуменьшая реальность и приукрашивая действительность, рассказала уже известную читателям историю… — Мама, — сказал Рон. — Да, милый, — тут же отозвалась Молли. — Я не тебе, — сказал Рон. — Я просто в пространство. Мама! — Угу, — согласились мрачным хором остальные Уизли-как-оказалось-только-по-фамилии. — А кто восьмой? — спросил Гарри Поттер, выискивая в коробке еще хоть одну воздушную кукурузину. — Какой еще восьмой? — удивились все. Кроме Молли. Молли вздохнула. — Ну, ваша мама сказала, что не совсем семеро… правильно, миссис… гм… Уизли? — Да, — сказала Молли несчастным голосом. — У вас была еще старшая сестра, Лили. — Что значит «была»? — с интересом спросил Билл. Артур тоже хотел спросить что-нибудь с интересом, но почувствовал себя чужим на этом празднике жизни. Эх, почему он в свое время не принял предложение Люциуса Малфоя! Жил бы сейчас в Мэноре, на работу не ходил, о деньгах не думал и с детьми никаких проблем… Да и выглядит Люциус не в пример лучше его драгоценной супруги. Угораздил же его Мерлин пойти традиционным путем! Пока Артур корил себя за неправильный выбор ориентации, Молли продолжала нелегкий рассказ. — Видите ли, — всхлипнула она. — Когда Лили была совсем крошкой, ей в руки случайно попал Маховик времени. И она ка-а-ак махнула… — Куда? — опять спросили все хором. Рассказ Молли начинал напоминать хорошую мексиканскую мелодраму. — В про-о-ошлое… — еще пуще зарыдала рыжеволосая когда-то-красавица. — Она провалилась на двадцать лет в прошлое… — И? — закричали неблагодарные слушатели. — Нет-нет, все закончилось хорошо, — успокоила их Молли. — Мы с Томом… — Артур Уизли при этом слове как-то нехорошо засопел. — … в общем, мы установили, что она благополучно перенесла перенос, ненадолго попала в приют… а потом ее удочерила одна семья… по фамилии Эванс… Гарри Поттер задумчиво почесал шрам. Воцарилась тишина. Артур искал подходящие слова, Билл — свою волшебную палочку на всякий случай, Молли — носовой платок побольше. — Знаешь, Джинни, — наконец озвучил результат мучительных раздумий Мальчик-Убивший-Дедушку-Авадой, — я, наверное, не буду на тебе жениться. Потому что жениться на собственных родных тетях неправильно. И он покинул дом семьи Уизли с достоинством и пакетом пирожков.* * *
Гарри Поттер, Мальчик-С-Вконец-Изломанной-Судьбой, сидел в самом темном, мрачном и злачном месте на свете — в хогвартской библиотеке и уныло читал книгу за книгой. Это помогало ему забыться и не думать о произошедшем. Начитавшись, он ронял голову на руки и засыпал. Мятая мантия и мятая физиономия символизировали глубину его внутреннего смятения. Он падал все глубже и глубже на самое дно этой гребаной жизни. Но однажды… Однажды ему в руки попался фолиант настолько старый, что даже забыл рассыпаться при прикосновении. На титульном листе была яркая и, в отличие от прочих книг, очень понятная надпись: «Вам сказали, что мертвых нельзя оживить? НЕ ВЕРЬТЕ! Только у нас и только сейчас! Зелье Всеоживитум! Просто, доступно, результат гарантирован!!!». Глаза Поттера загорелись подозрительным красноватым светом. Это именно то, что ему нужно! Гарри схватил книгу и рванул к единственному человеку, который был достаточно талантливым, заинтересованным и беспринципным, чтобы это зелье сварить. И уж конечно, Поттер не обратил никакого внимания на приписку невидимыми мелкими буквами внизу страницы: «Результат действия — на риске зельевара».* * *
Не прошло и пяти часов и трех Круцио (по одному с обеих договаривающихся сторон и одно — от Поппи Помфри, которой доносившиеся из подземелий крики означенных сторон мешали спать), как к Гарри и зельевару пришел… нет, консенсус. Консенсус заключался в том, что зелье они варят хором, а риск и свежеоживленную Лили тоже делят пополам: Гарри она будет мамой, а кем она будет Снейпу, Снейп не уточнил. Вопрос об оживлении супруга упомянутой Лили высокие договаривающиеся стороны тщательно обходили стороной. Снейп считал, что это никому радости не принесет. Поттер считал, что привыкать к семье надо постепенно.* * *
Процесс создания зелья оказался достоин того, чтобы войти в анналы (нет, в слове нет ошибки!) истории. Для начала Поттер уронил на ногу котел. Нога оказалась снейповской. Снейп взвыл и пнул Поттера. Ушибленной ногой. Через полчаса они продолжили работу: зельевар мрачно качал гипсом, потягивая Умиротворяющий бальзам; Гарри выглядел как новенький — очки починены, ссадины залечены, шишки уменьшены, тремор сведен к минимуму все тем же безотказным Умиротворяющим. Нет, никто не попадал в него Импедиментой — Поттер сам споткнулся и упал с лестницы (третий этаж), когда бежал к Помфри за бальзамом и гипсом для профессора. А Импедиментой профессор промахнулся. Ничего удивительного — вон Лорд в Поттера Авадой промахнулся. Увертливый он, зараза зеленоглазая… Увертливая зараза тем временем безропотно шинковала мандрагору. Мандрагора орала как резаная и обещала жаловаться в гаагский Визенгамот. Но Поттер не слышал. Он временно оглох еще после уроненного на ногу Снейпу котла. Такой вот побочный эффект получился.* * *
Готовое зелье выглядело подозрительно. Подозрительно жидким, подозрительно вонючим и подозрительно не соответствующим описанию. Маги переглянусь — тоже с подозрением. — Ну что? — спросил Снейп скептически. — Пробовать будем? Поттер сглотнул. Эх, не был бы он гриффиндорцем… Но положение обязывало. — Будем, — сказал он. И, встав в центре пентаграммы (Поттер подумал, что никогда он не был так близко к Снейпу), маги хлопнули зелье честно на двоих. И разошлись к себе ждать непредсказуемого результата их авантюры. Снейпу снилась Лили в розовом, называвшая его Северусечкой, премия Коллегии зельеваров за успешные полевые испытания нового зелья, заголовки в газетах: «Он победил смерть — Лорд умер бы от зависти» и новый дом — в два раза больше Малфой-мэнора. Поттеру снился в бесконечной ротации клип про Снейпа и котел. Звука в клипе не было — не иначе, Мерлин постарался, спасибо ему.* * *
Посреди ночи в спальне Северуса появилось нечто, эротически хриплым меццо зовущее: «Се-е-е-ве-рус». Северус зажег Люмос. Его глазам незамедлительно предстали пышные формы («Пятый размер», — машинально отметил он), копна рыжих волос, причесанная «а-ля Грейнджер», из-под которой изумрудные глаза сверкали всеми оттенками соблазна, приоткрытые алые губы и греховно длинные ноги на пятнадцатисантиметровом каблуке. Сверху фигура драпировалась небольшим количеством полупрозрачной ткани на лямочках. От фигуры пахло свежей могильной землей и сексом. Целенаправленно фигура шагнула к нему. — Кто ты? — спросил Снейп голосом, дрожащим, как крылья златоглазок на ветру. — Как это кто? — сексуальным полухрипом обиделось чудище в ночнушке, делая еще один длинный шаг по направлению к беззащитному до безобразия зельевару. — Твоя зеленоглазая соблазнительница. И сейчас я буду любить тебя так, как сорок тысяч Мэри-Сью любить не могут! — Может, не надо? — осторожно спросил Снейп. — Лили, не вынуждай меня! — попытка изобразить Ужас Подземелий также не имела успеха. — Ты пользуешься тем, что у меня на тебя палочка не поднимется… — простонал он наконец. Бывшая Лили Эванс-Поттер похабно подмигнула. — Поднимем, сладкий, — пообещала она, обнажив в улыбке тридцать два зуба и часть челюстной кости. Этого зельевар уже не выдержал. Он бежал по гулким коридорам подземелий, и эхо ее смеха летело за ним по пятам. Добравшись до гриффиндорской башни, Снейп рявкнул Полной Даме: «Двадцать баллов с Гриффиндора», мимолетно удивившись совпадению пароля со своей любимой фразой, и, наконец, нашел долгожданные тишину, покой и крепкий сон в спальне восьмого (внепланового) курса ало-золотого факультета, в постели Гарри Поттера. Утром выяснилось, что Поттер в постели также присутствовал. И что Снейп спал не просто в его постели, но и в его объятиях. И что крепким бывает не только сон. А твердой — не только волшебная палочка. Снейп еще раз заглянул под одеяло и для верности потрогал рукой. Если что-то изменилось, то только в лучшую — то есть большую — сторону. Снейп еще подумал и решил, что Поттера пора возбудить… то есть разбудить. — Мистер Поттер! — сказал он наивозможно вежливым тоном. В самом деле, не мог же он с утра пугать Поттера до потери пульса наличием себя в двух дюймах от поттеровской… гм… палочки. Свесившись с кровати, чтобы удивленно посмотреть на упавшего на пол Героя, зельевар подумал, что, возможно, следует взять у Поппи для Героя немного Успокоительного. Поппи даст. Поппи всегда дает. — …как? …зачем? …что?.. — деловито поинтересовался Поттер. Снейп выслушал его и кивнул. И ввел. В курс дела. — Я думаю, — мужественно признал Гарри. И добавил: — Я был неправ. И Северус Снейп понял, что Мальчик-Который-Выжил наконец стал Мальчиком-Который-Вырос. И вырос таким, надо признать, симпатичным и соблаз… Снейп взял себя в руки (автор снова просит понять его правильно!) и сообщил, что знает Отменяющее заклинание. Только читать его непременно нужно вдвоем, обнаженными, плотно прижавшись друг к другу и, желательно, занимаясь при этом сексом. Для лучшей связи с потусторонними космическими силами. Гарри подумал и согласился. Ему, конечно, очень хотелось получить маму, но ему совсем не хотелось, чтобы его мамой стала Лили Снейп. Тогда ведь, чего доброго, профессор станет ему папой. Нет уж. Лучше пусть станет любовником. Отменяющий ритуал прошел на «ура». И на «бис». На всякий случай. Снейп подумал, что доверчивость — замечательное качество гриффиндорцев. На самом-то деле про секс в описании ритуала и речи не было. Там говорилось, что достаточно просто минета. Возвращаться в подземелья как-то не хотелось. Там было темно, холодно и сыро. Снейп думал, как бы не уходить. Поттер думал, как бы не отпускать. Дело в том, что произошедшее обоим страшно понравилось. Но вот оживлять кого-нибудь каждый раз, как захочется заняться сексом… — Профессор, — прервал обоюдонеудобное молчание храбрый Гарри. — А не провести ли нам еще раз Отменяющий ритуал? И в ближайшие двадцать лет этот эвфемизм стал самым частоупотребимым в их совместной жизни. КОНЕЦ Небольшое, но необходимое послесловие. Однажды проведение Отменяющего ритуала было нарушено хлопком внезапной аппарации. — Ты чего, Рон? — спросил Гарри. А профессор Снейп ничего не спросил. Он был занят. Рыжик горестно рухнул в кресло и занялся печальным созерцанием открывавшейся перед ним картины. — Я так не могу! — возмутился Снейп через полчаса. — Двадцать баллов с Гриффиндора, Уизли! — Да хоть тридцать… — пожаловался Рон. — Вам тут хорошо — ритуалы проводите… А у меня там… Мама вспоминает Тома, папа вспоминает мать, Гермиона рожает негритят, а меня подозревают в сочувствии Упивающимся! Потому что, видите ли, я внебрачный сын Того-Кого… ну вы знаете! — Рон, я сочувствую… — Гарри понимал, что другу нужно срочно посочувствовать. А то ведь не уйдет. — Но от меня-то ты чего хочешь? — К вам хочу, — брякнул Рон. — В постель?!! — слегка напрягся Гарри. Это представлялось… несколько странным. — В геи, — буркнул Рон. — Никаких наследников, никаких проблем. Гарри хотел рассказать другу про мпрег, но передумал. Чего зря расстраивать-то? — Ну… давай, — сказал он. — А с кем ты того… этого… — Ритуалы проводить? — догадался Рон (жизнь с Гермионой не прошла бесследно для его умственного развития). — Да есть тут один… хорек… Гарри и Снейп понимающе переглянулись и улыбнулись. Еще один конец