***
— Арс, слушай, — Антон подходит к мужчине, стуча по его плечу, заставляя его обратить на себя внимание. Они сейчас в каком-то клубе, в честь семнадцатилетия парня, кругом одни незнакомцы и кто угодно может сделать что угодно. — Этот напиток херня полная, лучше возьми вот этот, — парень отдает ему стакан, видя, как Арсений его залпом выпивает и тащит шатена на танцпол, начиная танцевать вместе с ним, через полчаса чувствуя, что что-то не так. — Тош, слушай, я что-то не очень себя чувствую, — шепчет брюнет на ухо парню, направляясь к выходу из здания. Подросток идет за ним, незаметно усмехаясь, так же выходя на улицу. — Пойдем домой, я довезу, — ласково шепчет Антон, беря Арса под руку, через полчаса уже находясь дома, доводя своего дядю до своей комнаты. Родителей дома нет, они думали, что в честь праздника тот пригласит своих друзей на вечеринку, или же "вписку", как сейчас модно говорить, дак кто же знал, что тот пригласит именно Попова? Так что всё идёт по плану. — Ты как? — Я… Мне жарко и перед глазами плывет, а ещё... — мужчина переводит взгляд на свой стояк. — Ты подсыпал мне какой-то возбудитель, да? — спрашивает Попов, ошарашенно. — Прости, правда, но я так больше не могу, — шепчет парень, садясь сверху на бедра мужчины, осторожно наклоняясь к губам, обдавая их своим горячим дыханием, но не целуя. — Тош, это и правда очень плохая шутка, — говорит брюнет, следом ощущая, как его почти что по невинному целуют. — Я люблю тебя, прости меня, я правда больше так не могу. Я очень хочу, чтобы мы были вместе, и я подумал, что если мы сно… Что если мы переспим, то это уйдет, и я… я… — всхлипывает подросток, начиная сожалеть о том, что сделал, поднимая глаза, полные слез, на мужчину. В конечном итоге, он всего лишь влюбленный ребенок. — Ладно, отставить слёзы, — говорит Шастун, шмыгая, снова целуя Арсения, снимая с мужчины футболку, ощущая его руки на своем теле. Попов, совершенно не понимая, что сейчас делает, поддается безумию, целуя подростка, помогая снять с себя одежду, откидывая её на пол, следом переворачиваясь, подминая шатена под себя, начиная целовать его шею, ключицы, губы, щеки…***
— Я люблю тебя, люблю-люблю-люблю, — шепчет Антон, сильнее сжимая в руке волосы Арсения, когда тот насаживается ртом на его член, играясь языком с яичками.***
— Сейчас будет немного больно, — ласково говорит брюнет, целуя парня, всовывая в него один палец, начиная двигаться под болезненное шипение сверху. — Мне больно, Арс, прошу, хватит, — шепчет Шастун, ровно в тот момент, когда Попов находит простату, прогинаясь в спине до хруста от электрической волны удовольствия, которая прошлась по его телу. — Не останавливайся! Быстрее! Я прошу тебя! — кричит парень, сам начиная насаживаться бедрами навстречу, чувствуя боль, смешанную с удовольствием, из-за чего он теряет голову, а точнее, все мысли в ней, которые резко улетучелись. Арсений, надев презерватив, медленно входит внутрь, начиная целовать чужие скулы, чтобы как-то отвлечь Тошу от того, что парня буквально разрывают изнутри. Всё же, пальцы это одно, а член совсем другое. Когда шатен привыкает к боли, то сам начинает поддаваться бедрами назад, принося удовольствие не только себе, но и Попову, который, с каждым "Арс!" из пухлых и мягких уст парня под ним, возбуждается ещё больше, хотя, казалось бы, куда ещё больше… Они кончают почти одновременно, тогда, когда Арсений в последний раз вбивается в поддатливое и дрожащие тело под ним, изливаясь внутрь, а Антон, в свою очередь, которого просто разрывает от всех этих ощущений, ощущает на себе волну оргазма следом, когда крепко сжимает брюнета в себе, в последний раз крича "Арс". — Я так люблю тебя, милый, прости меня, пожалуйста, — шепчет подросток, засыпая в объятиях любимого человека, в последний раз целуя его в губы, накрывая их одеялом.***
На утро никого рядом не оказывается. Антон просыпается совершенно один, полностью одетый и в полном недоумении. Неужели всё, что произошло, было сном? Очередным сном, правда? Серьёзно? За что его мозг так с ним? — Арс? — спрашивает шатен в пустоту, следом вставая и направляясь сразу же в ванную, видя на себе остатки вчерашней ночи. Значит, не приснилось. Значит, было по настоящему. Значит… значит… — Антош?.. Шастун резко оборачивается, видя Арсения. — Ты… ты не ушел? — это серьёзно первое, что ты ему скажешь после всего что произошло? После того, что ты сделал? — Я хотел, — как ножом по сердцу, да? Заслуженно. — Даже одел тебя, как ты видишь, но в конечном итоге просто заснул в зале, просто понял, что не сумею дойти до выхода, так что пришлось спать здесь. Еда на кухне, родители будут дома в два часа дня. Антон подходит к Попову, желая того обнять и извиниться, как тот резко отстраняется. — Не смей ко мне прикасаться. Я простил тебе тот раз, но этот я больше не прощу, слышишь меня? — Арс зол, действительно зол. Он всё ещё помнит как ему в прошлый раз тоже что-то подлили или подсыпали. Хотя это, по сути, и не важно даже. Помнит все прикосновения, помнит все слова, которые говорили ему и говорил он сам. Помнит всё до мельчайших деталей и всё ещё хочет отмыться, хочет забыть, хочет больше не видеть перед глазами эту ужасную картину. Просто, сука, не хочется. Это произошло летом, когда Тоша гостил у него, тогда тому всё ещё было шестнадцать… ...Вдох. Выдох. Давай, Тош, ты справишься, ты планировал это уже неделю. Неужели ты сдашься прямо сейчас? Неужели действительно все твои старания уйдут коту под хвост? А? Давай, вдох и выдох. Блять. — Тебе нравится то, что ты видишь? — улыбается Антоша, входя в спальню, пытаясь сделать вид, что у него не трясутся руки, да и вообще всё тело в принципе, следом поправляя на себе каждый чудесный белый чулок, которые просто невероятно на нем сидят, обхватывая стройные ножки парня. Чулки, юбка и футболка Попова – невероятное сочетание, заставляющее рот мужчины пересохнуть. — Не то слово... — на выдохе отвечает Арсений, который думал уже заснуть рядом с племянником, которому уж больно часто начали сниться кошмары, из-за чего теперь тот постоянно спит с ним, ведь "Арс, мне страшно, можно поспать с тобой?". Да ещё и голова кружится словно он не в своей спальне на кровати лежит, а на корабле прямо сейчас путешествует. — Но... Кхм, — брюнет кашляет себе в руку, стараясь не смотреть. Не смотреть ни в глаза чужие ни на этот "наряд". — Антоша... Откуда это у тебя и почему ты показываешь это мне? — спрашивает Попов ошарашенно, сглатывая вязкую слюну, пытаясь судорожно придумать, что сейчас делать и как скрыть нарастающее возбуждения на... Сука. Он твой племянник. Может это всё сон? — Купил в одном магазине, — отвечает юноша, всё так же улыбаясь, хоть и даётся это с пиздец каким трудом. — А хочешь... — глаза в пол опускает, не смея смотреть в голубые омуты. Стыдно. — Хочешь прикоснуться? — и по юбке себя гладит, привлекая к ней внимание. Кажется, сердце перестает биться, когда брюнет встаёт с кровати и делает первый шаг вперёд. У кого же именно оно перестает биться? У обоих. — Было бы... Очень интересно... Попробовать, — а что ему ещё говорить? "Да, очень хочу"? "О боже, да я готов трахнуть твоё невинное тело прямо на ковре, на котором ты сейчас стоишь голыми ножками и без тапочек, хотя я всегда тебя просил их надевать"? "Ещё как"? И вот, ещё один шаг вперёд, и ещё один, и последний. Теперь они стоят друг напротив друга и, судорожно вздохнув, брюнет руками своими начинает поглаживать талию парня, следом утыкаясь носом в шею, вдыхая приятный запах кожи Антона, а так же геля для душа и шампуня для волос. Он дрожит. Шастун дрожит как банный лист в чужих крепких, сильных, ласковых и нежных руках. Ощущения, что тот сейчас испытывает, не описать, и лишь одно слово приходит на ум "Хорошо". Ему очень хорошо, однако в тоже время настолько страшно, что дыхание усиливается. А что, если прямо сейчас отвергнут? Назовут некрасивым? Скажут, что так нельзя, например? Или же просто, ничего не сказав, пойдут спать? Блять. — Долго думал над этим? — искренне спрашивает Арсений, действительно желавший узнать, как долго это планировал его племянник. Очевидно, что тот планировал данное "представление". Руки, тем временем, спускаются совсем немного пониже. — Неделя на осознание того, что я действительно этого хочу, пару дней на то, чтобы собраться с силами и пойти в магазин, пара дней на то, чтобы понять, что мне действительно придется это надеть и ещё парочка дней на то, чтобы окончательно понять, что хочу это сделать. В общем-то, две недели, скажем так, — отвечает он предельно честно, а затем ощущает руки на ягодицах, краснея до предела, утыкаясь носом в шею Попова, руками упираясь ему в грудь. — Что ты чувствовал, когда надевал это, зная, что я это всё увижу? — Арс не знал, что умеет рычать кому-либо на ухо, да так, чтобы ещё и реакция на это самое рычание нравилась – смотреть на то, как Антоша дрожит, просто невероятно. — Стыд. А ещё... — парень глубоко вздыхает. — Возбуждение. У меня встал в первый раз, когда я представил как ты смотришь на меня, — голос тихий, даже очень, Арсению приходится напрячься, чтобы услышать, что же там шепчет его мальчик. — Тогда что же ты испытываешь сейчас? — руки, до этого ранее поглаживающие ягодицы, останавливаются, а затем правая рука спускается ниже, начиная забираться под юбку совсем медленными, мучительными движениями, сводящими Антона с ума. — Тоже самое, папочка, — хнычет шатен, утыкаясь лишь сильнее в чужую шею, следом понимая, что совершил ошибку, когда Арс неожиданно останавливаеться, правой рукой снова сжимая. — Как ты меня назвал? Молчание в ответ. Слишком страшно. Он всё испортил? О боже, нет. Только не это, он не хотел, правда не хотел, блять. — Как. Ты. Блять. Меня. Назвал? — он отстраняется и подбородок парня поднимает вверх, заставляя смотреть себе в глаза. — Папочка, — выдыхает Антон, зажмуривая глаза, сам не зная, чего ожидая. — Мне нравится, — усмехается мужчина следом, а затем приближается к губам парня. — Можно? — Ещё как, — шатен тоже улыбается, кивая, после чего глаза прикрывая. Всё мысли оказались ложными и не стоит волноваться, слава богу. Поцелуй выходит нежным, на удивление. Таким ласковым, красивым, прекрасным... Любовным. — Это твой первый поцелуй? — спрашивает брюнет слегка удивлённо, хотя, честно признаться, знать, что его мальчик никем не тронутый возбуждает с новой силой. Он знает, что его Тоша девственник, и то, что тот отдает свой первый поцелуй именно ему одновременно и пугает, и возбуждает. — Да, папочка, — улыбается шатен ещё сильнее и сам же следом тянется к чужим манящим губам, снова и снова целуя до тех пор, пока его не ведут к кровати, заставляя сесть на мягкий матрас, а следом и лечь, удивлённо смотря на Арсения. — Ты очень красивый. Просто невероятно красивый, я хочу тебя полностью всего. От начала и до конца. Шастун думал, что простые поцелуи в губы – верх удовольствия, но как же он ошибался, и понял это только тогда, когда к нему под футболку чужие руки забрались, начиная гладить живот, а следом этот самый живот начали целовать. Желудок свело, так же, как и ноги, а руками он сжимает волосы на голове Попова, своими длинными пальчиками туда забравшись. — Арс, — выдыхает с предыханием, не смея глаза вниз опустить, пока поцелуи поднимаются вверх. — Посмотри на меня, — приказывает брюнет, а затем, когда мальчик выполняет приказ, облизывает пальцы, обхватывая им правый сосок, к левому же припадая губами, с одним играясь пальцами, а второй посасывая словно сладкую маленькую карамельку, видя как шатен краснеет от сия зрелища, но взгляд отвести не сумеет, приказали ведь, хоть и дрожит уже весь и стонет еле через закусунную губу. — Не закусывай губки, мне нравятся твои стоны, — говорит мужчина уже после того, как отстраняется, нависая над Антоном. — Правда нравятся? — удивлённо спрашивает Шастун, а затем неожиданно колено своё вверх поднимает, поглаживая им пах мужчины. — А так нравится? — а зрачки расширены будто под кайфом. Хотя, честно признаться, самый сильный наркотик для Шастуна – это Арсений, так что данное утверждение не далеко от истины, знаете ли… Когда этой ночью Попов проснулся, он почувствовал себя как на утро в ту прошлую ночь. Грязным, использованным, ненужным, куклой, честно признаться. Это ужасно, просто, нахуй, ужасно. Ужасно оттирать от себя всю ту грязь, что принесла прошлая ночь, ужасно плакать в ванной от отчаяния и принятия того факта, что ничего уже не вернуть, ужасно чувствовать внутри дыру, которая поглощает тебя полностью, все воспоминания, всю радость, оставляя лишь то самое, одно единственное воспоминание, которое сейчас увеличилось вдвое, а так же ужасное, мерзкое ощущение, что преследует, кажется, всегда, не только в тех самых кошмарах, которые снятся чуть ли не каждую ночь. Не только в те моменты, когда ты видишь кого-то похожего на улице, вздрагивая от страха, не только тогда, когда наступают семейные праздники… Оно всегда с тобой, где бы ты ни был. — Надеюсь, ты понял, что прикасаться ко мне больше нельзя. Не зови на праздники, я буду принимать приглашения только от родителей. И да, не смей ко мне больше приезжать, только если это не по истине важно, тебе ясно? — фыркает мужчина, оборачиваясь, поправляя на себе одежду, направляясь в коридор, надевать куртку. Дверь хлопает. Шастун разбивается. Он никогда не поймет, сколько боли причинил, никогда не поймет, как ужасно себя повел, никогда не поймет, как себя чувствовал и продолжает чувствовать себя Арсений, никогда, слышите? Абсолютно никогда. Бог порешает всех, и его тоже, а сейчас он плачет, жалея лишь себя-себя-себя, будто он – настоящая жертва и он тот, кому причинили настоящую боль.