i'd do it again

- Что случилось с твоей рукой? Лютик поднял глаза и увидел широкую тень Геральта в дверном проеме, выражение его лица нечитаемо в полумраке. Теперь, когда тот снял доспехи, ничто не скрывало его устало сгорбленные плечи. Последние несколько часов были тяжелыми, физически и эмоционально. Лютик перевел взгляд обратно на свою руку. Рана на пальце немного зажила, пока он сидел в вонючей тюремной камере, заводя дружбу с мышами, но, кажется, теперь от этого никакого толку. Похоже, пока он ползал на полу, прячась от смертельной опасности и стараясь передать тот чертов камень Геральту, как его просила Йеннифер, самые большие из волдырей, что образовались на его руках, вскрылись. Не услышав мгновенного ответа от Лютика, Геральт вошел в комнату несмело, так не похоже на то, каким он был, когда освобождал барда из тюрьмы. Слабый свет от свечи, которую Лютик использовал, чтобы рассмотреть свои раны, наконец достиг лица ведьмака, открывая беспокойство в его глазах. Он протянул руку, бессловесно спрашивая разрешения, и Лютик положил свою ладонь в ладонь Геральта. Губы Геральта опустились, он нахмурился, выражая недовольство ожогами, испещряющими кожу. - Когда это произошло? Ты обычно более бережливо относишься к своим рукам. Лютик задумчиво напел себе под нос, прежде чем ответить, сам не до конца понимая, как много подробностей он готов раскрыть в этот момент. Как много воспоминаний, деталей, что выжжены в его разуме так же ярко, как на коже, он способен вытерпеть. - Еще в Оксенфурте. Что-то напоминающее ярость взблеснуло в глазах Геральта: - В тюрьме? Эти чертовы… - Нет, э, еще до того. Это довольно долгая история, - прервал его Лютик, пренебрежительно махнув рукой. Прикосновение прохладного воздуха к коже оказалось достаточно болезненным, он чуть поморщился. Геральт поднял на это бровь, рассматривая его скептическим взглядом, который сам по себе, кажется, служил достаточно емким ответом на его слова. Лютик знал, что обычно ему не присуще скрывать детали, особенно от Геральта. Одно это уже походило на огромный красный флаг тому в лицо, невзирая на то, способен чуткий ведьмачий слух услышать его выпрыгивающее из груди сердце или нет. - Почему ты не попросил Йен исцелить это? - Все не так плохо, Геральт. У других ранения поважнее, она ими должна заняться в первую очередь. – Честно говоря, ему и в голову не приходило попросить о помощи Йеннифер. Это ведь именно она спасла его от того пироманьяка. Ему было неловко просить ее о чем-то большем после того, как она так дерзко подвергла себя опасности ради него. Хоть Геральт и не высказал вслух возражений, хмурое выражение его лица было красноречивее непроизнесенных слов. - Ну, у меня есть время выслушать твою историю и кое-что, что может помочь с этим, - Геральт мягко провел ладонью по руке Лютика, а после поднял взгляд, чтобы посмотреть тому в глаза. Когда мозолистые пальцы коснулись чувствительной кожи на внутренней стороне запястья, Лютику пришлось сдержать мягкий вздох, что почти сорвался с губ. – Если позволишь позаботиться о тебе. Ужасное, сдавленное отрицание, что почти вырвалось у Лютика в качестве протеста, утихло прежде, чем он позволил себе издать хотя бы звук. Последние невесть сколько дней, что прошли с момента встречи с Йеннифер в Оксенфурте были… совершенно адскими и изнурительными. - Ну, если настаиваешь. Хоть Лютик и был уверен, что его ведьмак вряд ли примет отрицательный ответ, того, кажется, устроила такая покорность, на его лице на миг показалась улыбка, и он возобновил хватку на руке барда, чтобы провести к выходу из комнаты. Лютик решил даже не надевать пальто, последовав за своим старым другом в слабо освещенный коридор. Даже теперь, когда осела пыль после битвы, казалось, что над Каэр Морхеном зависла темная туча. От горя, тихого, но проникающего во все углы. Оно витало в коридорах подобно паутине, оплетающей потолок по углам. Ведь, хоть они и выжили, не всем это удалось. Он не знал, сколько братьев Геральт потерял в тот день, однако тот предлагал позаботиться о ранах Лютика, словно уцепился во что-то, что способен спасти. То, что можно исцелить. Исправить то, что между ними, в день, когда так много важного для ведьмака и его семьи оказалось безвозвратно утеряно. Без слов Геральт увел его в свою комнату, и когда они вошли, Лютик сразу понял, что именно в этой комнате ведьмак жил на протяжении всей зимы. Она пахла им, не удушающе, совсем не так, как на нем держался смрад от гниющей плоти монстров и засохшей крови, когда они вместе путешествовали от одной деревни к другой. Нет, здесь пахло уютно и знакомо, гораздо приятнее, чем в комнате, которую выбрал себе Лютик, когда был столь уставшим, что просто упал на первую попавшуюся чистую кровать. Взмахом руки Геральт зажег несколько свечей, они заполнили комнату теплым свечением, что завораживающе отражалось в его золотых глазах. Тогда прошел к кровати и Лютик послушно сел на нее. Сидя на поношенных одеялах он еле подавлял желание зарыться в них так глубоко, чтоб его чувства переполнились ведьмаком настолько, что пульсирующая боль в пальце перестанет ощущаться. Вместо этого он наблюдал за тем, как Геральт бесшумно берет емкость с ближайшей полки, а после этого роется в поисках того, что, как Лютик искренне надеялся, окажется чистыми бинтами. Когда Геральт собрал все необходимые материалы, он сел рядом с Лютиком на кровати, но на достаточно большом расстоянии, чтобы обеспечить себе хороший доступ к его ране. Даже столь малое расстояние между ними казалось слишком большим. Оно напомнило Лютику о необъятном разломе, что разделил их, когда Геральт оставил его на верху горы бесконечные месяцы тому назад. Он ничего не желал сильнее, чем скрепить этот разлом, опять быть рядом со своим ведьмаком, это было его место. Но ему все еще было больно – шрам, выжженный на его сердце, болел несоизмеримо сильнее ожогов на пальцах. Осторожно Геральт взял руку Лютика и начал наносить какую-то мазь на лопнувшие волдыри на его пальце. Холодок от мази поначалу вызвал небольшую боль, но это ощущение быстро прошло, уступив место облегчению, когда боль начала уменьшаться. - Ты собираешься рассказать мне, кто сделал это с тобой? – Геральт снова начал этот разговор, но тон его голоса был столь же мягким, как касания его пальцев. Лютик тяжело сглотнул, прежде чем дать ответ. Ему казалось, что не удастся заставить себя произнести эти слова, когда раскрыл рот, чтобы заговорить, но надежное присутствие Геральта успокаивало. Монстры всегда казались гораздо менее пугающими рядом с ним. - Какой-то мудак с тягой к огню. Хоть он и был довольно хорошо осведомлен о моих песнях, вряд ли фанател от моей персоны, - саркастично фыркнул Лютик, но даже ему самому было слышно, что это напускное. Он не позволял себе задумываться о том, что с ним произошло, занимая голову звуками собственного голоса, когда его несправедливо засадили за решетку. Он был готов петь, пока его горло не заполнится гравием, лишь бы было на что отвлечься, игнорировал все более грубые угрозы от стражей. В тот момент, когда в тюремную камеру вошел Геральт и сказал, что ему нужен Лютик, – ну, Лютик просто поднялся и пошел, не допуская иных вариантов. Теперь же, когда опасность миновала, по крайней мере, пока что, его разум обрел нежеланную свободу исследовать те свои темные углы, где все еще тлели остатки обжигающих углей. Но ведь, если об этом пошутить, справиться станет легче, разве не так? Это не сработало настолько хорошо, насколько он надеялся, но ему все равно показалось, словно нависающая над ним тень уменьшилась, хотя бы немного. Явно удовлетворенный количеством нанесенной мази, Геральт начал заматывать вокруг самых глубоких его ран бинт, тщательно обворачивая его вокруг суставов пальцев так, чтобы Лютик мог использовать руку почти как обычно. Казалось, прошла вечность с того момента, как Лютик оказывался принимающей стороной столь осторожных прикосновений этих рук, что давно загрубели от охоты на монстров. Невзирая на ослепляющую злость от предательства, вписанную в его песни, он жаждал их, этих рук, которым он посвящал истории о борьбе со злом и защите человечества. И, наконец, они были тут, обходились с Лютиком не так, словно он был хрупким, но словно он был ценным. Одни эти действия казались жестом, просьбой о прощении, и Лютик ничего не желал больше, чем простить, но только после столь необходимого разговора о бардах, оставленных в горах. И хоть Геральт и закончил с бинтами, он далеко не закончил с вопросами. Как и ожидалось, он раскрыл не слишком удачную попытку Лютика замаскировать боль шуткой. - Чего он хотел? - Так много вопросов сегодня, Геральт. - С монстрами легче справляться, обладая всей информацией, - начал Геральт, но остановился, проведя пальцами по внутренней стороне ладони Лютика, - но… я не буду выпытывать у тебя больше, если тебе все еще тяжело об этом говорить. Лютик не знал, откуда взялась репутация ведьмаков, как безэмоциональных, бесчувственных убийц. Его ведьмак был открыт в своих чувствах для всех и каждого, кто был готов посмотреть чуть глубже грубого внешнего вида. Всегда казалось, что он понимает, через что проходит Лютик слишком хорошо. И хоть легче было бы использовать предлог не говорить, что ему предоставил Геральт, если он будет и дальше избегать этой темы, огнеплюй обретет еще больше власти над ним в будущем. К тому же, этот разговор оказался не столь невыносимым с Геральтом рядом, теперь, когда он больше не одинок. - Он, кажется, был вдохновлен моими песнями о тебе. Хотел знать больше о знаменитом Белом Волке. Геральт, конечно же, понял, к чему он вел. На его лице отразилось много эмоций – тревога и вина смешались в гремучую смесь в его взгляде, а прямо на поверхности пылал еле сдерживаемый гнев. - И вот что он сделал, когда его маленькая пойманная птичка не запела, да? Лютик судорожно выдохнул, когда в голове пронеслось ужасное воспоминание: - …Да, все так. Между ними повисла тишина, и в этот миг казалось, словно Лютик обнажил само свое сердце и отдал в заботливые руки Геральта. Если и оставались какие-то сомнения в его чувствах к Геральту, в тот момент они вышли из окна и скатились по склону горы. - Ты не должен рисковать собой ради меня. – Его тон не был назидательным, слова скорее звучали, как просьба – возможно, их страхи были в чем-то похожи. – Ты же музыкант, Лютик. Твои руки – часть твоей души. - Ну, ты уж меня прости за то, что в этот раз решил побыть защитником, - парировал Лютик с напускным негодованием, хотя внутри все заполнила печаль. Как Геральт мог недооценивать себя так сильно? И свою важность для Лютика? Да, его руки были неотъемлемой частью его искусства – того, каким человеком он был, всего его существования. Они были орудием, с помощью которого он переносил часть своей души в песню. Но Геральт… Геральт был столь важной частью его души, что Лютик без него казался потерянным, пустым, ищущим свою вторую половину, когда все, что ему оставалось, - тянуться к ней с помощью горьких стихов и воспоминаний, которые ему так и не удалось по-настоящему сжечь. - Я бы сделал это снова, - произнеся эти слова он вложил в них все свои чувства. Геральт поднял на него взгляд. Злость и вина, что прежде плескались во взгляде золотых глаз, сменились переполняющей нежностью. Лютик оказался еле способен выдержать то, что ведьмак так смотрит именно на него. - Если бы я мог таким образом уберечь тебя, я бы сделал это снова, и снова. Не было цены, которую он бы не заплатил. Что угодно бы отдал, лишь бы удержать Геральта в своей жизни, настолько долго, насколько возможно. Вместо ответа Геральт приблизился к Лютику, пододвинулся, чтобы обхватить рукой его талию, прижал к себе, положив подбородок на его плечо. Даже спустя все их месяцы порознь, близость Геральта казалась такой правильной. Геральт гладил его руку так, словно это движения приносило спокойствие и самому ведьмаку. Тепло тела Геральта казалось защитной накидкой, что изгнала остатки теней, нависающих над Лютиком. С тихим вздохом Лютик запрокинул голову, чтобы прижаться к Геральту, и повернул руку, чтобы сплести их пальцы. То, что он сказал Геральту, казалось более правдивым, чем что-либо сказанное или написанное им до этого. Он бы отдал все, чтобы уберечь своего любимого. Пока Геральт дышал, в груди Лютика был воздух. В конце концов, что останется от музыканта без своей музы? А от человека без второй половины своей души? Пока что, по крайней мере, эти вопросы он может оставить без ответов.