ты прекрасна

      серое, мрачное небо нависло над ли юэ. темное, оно напоминало табачный дым, что так любила тянуть аристократия из своих роскошных кисеру. тучи, предвестники бед, расползались по небосводу континента гнетущей атмосферой и вещали о чем-то тревожном. город в момент стал тихим, лишь торговцы остались стоять у прилавков, не желая упускать возможных покупателей. ритуальное бюро, известное больше не из его работы, а извечно причудливой в чужих глазах, его владелицей, работало, желая разобраться с делами усопших и принести им заслуженный за их годы жизни, покой. аромат ладана и благовоний витал в помещении, центр просторного зала занимал изящных темный гроб. траурное молчание нарушали лишь тихие рыдания по умершему. люди в темных одеждах окружали усыпальницу со всех сторон, прискорбно наблюдали за тем, как госпожа тао с полуулыбкой зажигала священную свечу в ногах покойного. минута безмолвия в честь умершей женщины была проведена. работники по ее окончанию лишь аккуратно понесли гроб на место захоронения. как только церемония завершилась, девушка устало прошла в свой кабинет, кивнув чжун ли, что закончил убирать благовония. ху тао поставила небольшой чайник кипятиться на одолженную когда-то у народного выбора переносную плиту и привычным жестом руки выудила из ящика молочный улун. они с чжуном только этот и пьют. не особо дорогой, но, тем не менее, лучший среди остальных. владелица ополоснула кипятком фарфоровый заварочный чайник и добавила заварочных листов в небольших пропорциях, заливая кипятком. слив первый настой, ху отложила в чашу справедливости (щедро одолженную у чжун ли) улун и, подождав две минуты, залила снова, оставляя уже на три минуты настаиваться. этому способу ее научил сам чжун ли, увидев то, как ху тао безбожно заливала дорогой напиток ее семьи полу-остывшей водой и пила эту, прости господи, муть. с тех пор, маленькие чайные церемонии проводятся после каждых тяжелых похорон. разлив чай по чашам, тао принялась ждать вердикта от только вошедшего чайного учителя, которым она иногда в шутку называла чжун ли. не успел тот вымолвить и слова, как по кабинету раздался глухой стук в дверь. на лице хозяйки в немом вопросе выгнулась бровь стоило увидеть ей работника бюро сжимающего сверток бумаги в руках. — госпожа ху тао, вам письмо, — откланялся тот и поспешно покинул кабинет, окинув взглядом чайник и сидящего рядом чжун ли, что сначала вздохнул аромат, тянувшийся из чашки, а после сделал глоток, смакуя ставший чуть лучше, чем в прошлый раз, вкус. тао тем временем нетерпеливо раскрыла письмо, принявшись читать. яркие глаза на мгновенье стали холодными и отчужденными, лик — безучастен. девушка не прерывая чтения осела на стул, однако быстро вернула самообладание. — что-то произошло? — молчавший консультант оторвал взгляд от разглядывания чаинок и мазнул им по хозяйке. минутное состояние девушки он не видел, занятый разглядыванием чаинок и лишь уловил разом изменившуюся в комнате атмосферу. — путешественница… погибла в сражении, — ху тао молча отпила немного из чашки. совсем не для того чтобы ополоснуть в миг высохшее горло, нет. просто пить захотелось. чжун молчал, разглядывая чай дальше. прискорбно сжимающиеся сухие губы выдали его. ху, не выпуская чаши из рук, продолжила, — тело обнаружили ее знакомые ученые около логова древнего геовишапа. сейчас должны везти сюда. воцарившаяся тишина означала лишь минуту молчания. церемония длилась недолго, однако ощущения, внутренние часы настойчиво твердили обратное — время тянулось бесконечной резиной. пришедшие проводить путешественницу в мир иной были лишь из ли юэ. даже госпожа нин гуан, облачившись в элегантное черное платье, стояла молчаливой статуей, горестно опустив голову. паймон впервые на памяти ху тао не летала: она сидела в углу на небольшом стуле. потухшие глаза бесцельно бродили по присутствующим, даже казалось всегда яркая ее одежда стала тусклой, созвездия на миниатюрном плаще более не сверкали. впервые для ху тао гроб походил на черный-черный шкаф, куда протяни руку — не дотянешься до дна. лишь до навсегда заснувшего истерзанного тела. сейчас тао не позволяет себе скорбный взгляд. не сейчас, не при свидетелях. лишь потом, когда просторная комната, внезапно ставшая такой маленькой и давящей, опустела, хозяйка разрешает себе склониться над спящей вечным сном люмин. провести по бледным ладоням тонкими пальцами в кольцах, отметить про себя то, что даже будучи мертвой, лицо ее не было спокойным. «будто о чем-то сожалеющем» — мысль проскальзывает, тяжело оседая где-то внутри, — «она так и не нашла брата.» ху тао позволяет себе несколько больше: горько мажет по холодным губам своими, вспоминая, как перед отправкой в инадзуму они украли друг у друга первые поцелуи, забыв про остывший чай. как ху тао, когда путешественница приезжала со страны вечности, оставляла работу на чжун ли и уходила на террасу юйцзинь, где проводила время с путешественницей. люмин тогда целовала долго, игралась с темными волосами и иногда жаловалась на наглеющих, не по дням, а по часам, по ее словам, людей. — ты все так же прекрасна, — шепчет ху тао тихо, одевая на бледный палец одно из своих колец, оставляя момент личным. прежде чем нести гроб в уже выкопанную могилу, она в последний раз пропускает светлые пряди через пальцы.