Под сводами Каситы.

— Знаешь, в первые раз десять это было смешно, но на одиннадцатый смеяться не хочется. — Жажда царапала горло, но Камило мужественно держался. Дергаясь из стороны в сторону, средний сын Пеппы стремился вырваться из ловушки, но деятельная сестра, казалось, предусмотрела все.       Позади Камило гордо высились спасительные кусты, прикрывающие кованый забор. С левой стороны возвышалась большая горка, под которой пробежать было нельзя, а справа стояла малышня, этакая живая стена с препятствием. Сейчас смуглые карапузы скалили молочные зубы в улыбках, приправляя все это почти жалостливым улюлюканьем, но видит Бог, стоит Камило только попытаться рвануть через их ряды, как Долорес тут же одержит верх, ведь дети не упустят возможности веселья ради скрутить незадачливого «братана». Скамья, единственная преграда, скрывающая шею Камило от милой красной туфли с внушительным каблучком. — А по мне, это смешно. — Но, по лицу было видно, что это совершенно не так. Просто чудо, что спасительная зелень не начала дымить под столь тяжелым взглядом. — У меня аж живот болит от смеха. — Давай не будем торопить события. — Камило сделал несколько шагов назад и остановился, стоило кустарнику зашуршать под ногами. — Я сам все постираю. Ты только не горячись!       Предание было хорошо, но верить в него Долорес напрочь отказалась. Все та же красная туфелька, вещь безумно ценная в силу новизны, перекочевала в ладонь. Тоненький лакированный ремешок, что обхватывал щиколотку, завертелся вокруг пальца. Настроение старшей дочери Пеппы было не на лучшем уровне. — В прошлый раз ты рассказывал похожие сказки. — Ой, да когда это вообще было?! — Камило пнул воздух и театрально развел руками в стороны, по большей части обращаясь к общественности вокруг себя. — Сейчас я уже другой человек! — Это было четыре дня назад, гений!       В глазах Долорес потемнело, стоило в голове всплыть той куче грязной одежды, что разместилась в тазике, напротив стиральной машинки. А ведь тогда у нее были планы, которые никак не включали в себя возню с вещами младшего братца. — Сестрица, ты же знаешь, человеку свойственно меняться!       Аргумент вышел удивительно кислым, но Камило не стал сдаваться. В конце концов, спасение утопающего всегда было делом самого утопающего. Долорес ясно видела, как глаза ее ненаглядного братца задергались из стороны в сторону, явно разыскивая хоть что-то, что в теории могло спасти его шкуру. Что ж, судя по улыбке, что все же растянулась на хитром лице, Камило нашел то, что искал. — А еще подумай о том, что скажет Мариано, когда увидит, как ты избиваешь несчастного младшего братика! — Камило схватился за селезенку и театрально запрокинул голову к небу. — Я же беззащитен перед каблуком!       Решимость Долорес пошатнулась, но не слегла полностью. Искушение повернуть голову, чтобы убедиться в существовании этого самого Мариано за спиной, было велико, но меж тем скепсис оказался еще сильнее. Ведь не могло так быть, чтобы в этот самый момент почти неуловимый Гузман проявился неподалеку. Солнце все еще висело относительно низко, до полудня оставалось время, а Мариано, мамина сладость — папина радость, в такие часы работал. То помогал стелить крыши, то таскал кирпичи, то переносил мебель у соседей. Лишь в редкие дни, когда в Энканто происходили события из ряда вон, единственный ребенок прославленного семейства появлялся на улицах просто так. — Это… — Шея прямо-таки норовила повернуться, но Долорес держалась. — Это тоже уже было! Мог бы придумать более убедительную отмазку!       Камило посмотрел сначала на сестру, потом его глаза опять уставились куда-то за нее. Шальная мысль «а что если…» тут же пронеслась в голове, но Долорес мужалась. Если Камило лгал, а он практически точно солгал, то позади нет никого кроме малышни и этих, вторых Мадригалей. Быть может, стоило поинтересоваться у кого-нибудь из них в правдивости?       Ох, нет! Нет! И еще раз нет! Сестры некоторых мальчишек и девчонок также имели виды на первого парня в пригороде. Что произойдет, если каждая соперница узнает о чувствах самой Долорес?! Ничего хорошего! Вопросы пришлось оставить в голове. — Ну, я предупреждал. — Младший брат ехидно улыбнулся. — ЭЙ, МАРИАНО, ЧЕ КОГО?       О, нет. Точно блефовал. Облегчение волной прокатилось вдоль девичьего тела. Долорес облегченно выдохнула и даже выпрямила спину. Мариано, ее чудный Мариано ни за что не подойдет к человеку, который пользуется столь вульгарными словечками. Отчасти даже стало стыдно перед Мирабель и Луизой за поведение младшего брата, но, с другой стороны, теперь-то этого жука можно было задавить туфлей с чистой совестью, не опасаясь проронить пару кровавых пятен на свое имя. — Хорошая попытка, но может, попытаешься опять, когда я… — О, какие люди, привет, Камило.       И мир перевернулся с ног на голову. Долорес подпрыгнула, стоило у ее уха раздаться столь мягкому, приятному и родному голосу. Та самая красная туфелька, что всего несколько минут назад совершенно спокойно вертелась на пальце, соскользнула. Напрасно старшая дочь Пеппы ее старалась поймать. — Ай!       Узкий красный носок попал точно в широкий лоб Мариано. Сердце Долорес тут же остановилось. С ярко накрашенных губ сорвалось одно единственное «ой». — Упс. — Камило издал нервный смешок.       Сестра как-то опасно покачнулась. И еще раз. И еще. Если бы не Луиза, чья могучая грудь оказалась позади, единственная дочь Пеппы имела все шансы рухнуть в спасительный обморок. К счастью, а может и к сожалению, этого не произошло. Пока мир Долорес горел синим огнем, малышня, следящая за представлением не без интереса, взорвалась хохотом. Засмеялся и сам Мариано, который, впрочем, испытывал не столько веселье, сколько смущение. Что это вообще было?!       Сердце распухло и подпрыгнуло прямо к глотке, перекрывая всякое пространство для разговора. Плотно сжав губы, Долорес смотрела на Мариано, а Мариано, в свою очередь, смотрел на Долорес, держа ее туфельку в руках.       Со стороны это напоминало кадр из романтического фильма. Мирабель была готова поклясться, что одно из многочисленных шоу, которое шло по телевизору во время обеда, содержало в себе похожую сцену, но лишь с оговоркой, что герои там были куда старше. Клише, сбежавшее прямиком из кинопленки, как-то причудливо воплотилось в жизнь. — Эм… А что это было? — Мариано растянул губы в неловкой улыбке. — Ммм… Мы это… Развлекаемся… — Камило задергал руками, отчаянно привлекая к себе внимание. Толком средний ребенок Пеппы не знал, что именно он говорил и делал, однако, Долорес срочно требовалось спасать. Такими темпами бедняжка имела все шансы закупорить языком горло и умереть от нехватки воздуха. — Долорес пытается сбить… Эм… Яблоко с моей головы?       Господи, как же глупо это звучало. Шмыгнув носом, Долорес повернулась к Луизе и изо всех сил постаралась удавиться в могучей груди новоявленной соседки, чтобы не терпеть на своем имени позор. Мало того, что Мариано был травмирован, так еще и наверняка он подумает, что она сумасшедшая! Какое яблоко?! — Нет-нет, там пчела была! — Антонио подпрыгнул на месте, привлекая к себе внимание. — Большая! Она летала над Камило и Долорес хотела…       «Умереть со стыда!» Голова несчастной закружилась. Луиза, немного растерянно, уложила крупную ладонь на темное плечо. Долорес не видела, но ее текущая опора посмотрела глазами полными надежды на Мирабель, старательно игнорируя чужие тщетные попытки удавиться. — У нее просто сломалась застежка.       Третья отговорка, самая жизненная и правдоподобная, стала глотком свежего воздуха. Долорес чуть отстранилась от груди Луизы, а Мирабель, поймавшая на себе взгляды Камило и Антонио, продолжила: — Вот Камило тебя и окликнул?       Камило развел руками лишь сильнее. Все же, да, эта отговорка явно не могла сравниться с выдумкой про яблоко на голове. — Ну, да? — А туфля соскользнула случайно. — К разговору подключилась Луиза.       Весь диалог напоминал кидание горячей картошки по кругу. Каждый на кого-то смотрел, выжидая знаки. Лишь Долорес, чертовски смущенная, кивала головой, подхватывая каждое слово. Мариано, благо, был не из злопамятных. Почесав место, где совершенно точно выступит шишка, Гузман медленно прошел к той самой скамье и уставился на застежку. Целую. — Не похоже, чтобы с ней было что-то не так. Вы точно уверены, что она сломана? — Да-а-а. — Мирабель, в стремлении перекинуть внимание малышни, крутанула карусель. Разговоры взрослых мало кому нравились, поэтому шумная орава обладателей молочных зубов задорно понеслись в сторону металлического круга на штыре. — Долорес никак не могла застегнуться.       Мариано опять посмотрел на обувь, потом взглянул на Долорес. От этого взгляда новая волна мурашек прошла вдоль позвонка. Сердце дочери Пеппы затрепетало, стоило Мариано вытянуть руку с туфелькой вперед. — Может… не надо? — Брось. Я испортил твой платок. — Мариано криво улыбнулся. — Позволь вернуть должок.       Лицо Долорес тут же вспыхнуло. Неужто Мариано это запомнил?! Нерешительно, опираясь о Луизу, Долорес сделала несколько шажков и недоверчиво вставила стопу в обувь. Крупные мозолистые пальцы Мариано коснулись девичьей щиколотки и… — Тебе стоит либо меньше бывать на солнце, либо сменить прическу. - Камило деловито провел языком вдоль фруктовой льдины, развалившись в кресле, что стояло в гостиной. — Солнце на тебя дурно влияет.       Долорес лежала на диване, придерживая на лбу пакет со льдом. В голове ее стояла каша. Она отчетливо помнила, как Мариано встал на колено, чтобы посмотреть принцип работы замка на ремешке обуви, но а дальше все воспоминания размывались большим цветастым пятном. Что было после? Долорес не помнила совершенно, что ее пугало еще сильнее. Кто знал, что еще мог выкинуть Камило? — Но, с другой стороны, все не так-то плохо. — Не унимался младший брат. Его слишком жизнерадостный тон раздражал. — Теперь-то Мариано официально стал твоим подкаблучником! — Идиотская шутка.       Среднему ребенку Пеппы явно сопутствовала удача. Если бы не тяжелая голова, давящая на плечи своим весом, Долорес встала бы и прикончила мелкого мерзавца на месте. Ну, или покалечила, отдавая долг прошлого. — Но так-то да, все не так уж и плохо. — Мирабель, лежавшая на полу и собиравшая большой пазл с Луизой и Антонио, подтянула одну из многочисленных деталей. — Он помог тебя донести. — И сбегал за фруктовым льдом! — Антонио щелкнул по палочке у себя во рту. О том, что он страшно испугался за упавшую без сознания сестру, мальчик предпочел умолчать.       Лишь Луиза, хранительница книг, не спешила делиться своими домыслами. Этот Мариано, правда, был хорош, но только немного, совсем чуть-чуть, глуповат. О том, что Долорес и Мирабель никакие не родственницы, а просто однофамильцы, объект девичьего обожания либо не понял, либо отказался понимать. Огромный ягуар постепенно начал угадываться в собранных фрагментах, но до идеальной целости все еще было далеко. — Я хочу провалиться сквозь землю. — Еще никогда ранее голос Долорес не был настолько обреченным. — Хуже уже не будет. — Да нет, уже было. — Камило потянулся. Его лед закончился. Приятная липкая сладость растеклась по горлу, поднимая настроение. — Разве ты не помнишь прошлогодний День Колумб…       Ладно, хуже могло быть. Рука Долорес приподняла пакет со льдом. Взмах! Задорное «а» не успело слететь с братских губ, как лед пролетел над головой Камило. Ледяные кристаллы треснули, едва соприкоснувшись со стеной, а после опали на пол. — Еще одно слово. — Долорес предупреждающе зашипела. День величайшего позора, что почти стерся с памяти, заиграл яркими красками. — Да брось ты! — А вот Камило тонких намеков не понимал. — Забавная же история! — Да-да, но я знаю историю позабавнее. — Физически жалить Камило оказалось бесполезно Долорес пришлось напрячь голову и вынуть оттуда максимально смущающее воспоминание. Такое, впрочем, нашлось быстро. — Помнишь помидорный праздник? — Эй, но меня после него взяли в театральный кружок. — Камило засмеялся, припоминая прошедшее празднество не без светлой грусти. Ох, сколько же тогда народу он облил томатным соком! — Не забывай, что смерть я сыграл очень правдоподобно! — Этого я не помню, но вот память мне подсказывает, что из театрального тебя вышвырнули на второй месяц. — Долорес оскалилась в злорадной улыбке. — Э, не-не. Я сам ушел!       И колесо Сансары сделало переворот. Здесь Мирабель жила всего лишь третий или четвертый день, но уже ей казалось, что гомон этих двоих стоит в доме всегда. С одной стороны подобные представления веселили, с другой же было что-то странное в понимании, что родные люди живут так, лаясь по поводу и без. Любовь, безусловно была, но та форма, которая ею принималась, несколько пугала. В некотором роде Антонио было жаль. Слишком непохожий на темпераментную сестру и ехидного брата, младший сын Пеппы выглядел либо приемным, либо похищенным. — Кстати, я слышал, что леопарды не дружат с тиграми. — Антонио попытался вдеть одну детальку пазла в другую, соединив две части глаза. — Интересно, а почему? Они ведь обе кисы. — Далеко не все кисы друг с другом ладят. — Мирабель взглянула в сторону спорящей родни, после чего вздохнула. Тишина в этом доме представляла из себя понятие почти мистическое. — Хотя, некоторые люди не могут договориться между собой, а ты говоришь о кисах. — Кисы лучше людей. — Ответ, на удивление жестокий для ребенка, резанул уши, но Мирабель даже не скривилась. — Намного. — Все хороши. — Долорес соединила облака. — И кисы, и не кисы. Придраться можно ко всему.       Здесь могла зародиться дискуссия, достойная самых утонченных спорщиков, но разговор зачах на корню, стоило со стороны окна раздаться хорошо знакомому ржанию мотора. Не сговариваясь, дочери Джульетты вскочили на ноги. Неаккуратно Мирабель задела пальцами часть уже собранной мозаики, но не обратила на это внимание. Под быстрыми шагами Луизы дом едва ли не прыгал. Сколько надежды крылось в этих головах!       Камило и Долорес переглянулись. Средний сын Пеппы даже встал с кресла и осторожно, в лучших традициях шпионских фильмов вышел к коридору, откуда начали раздаваться голоса. Осторожно, чуть отбросив кудри в сторону, Камило выглянул. Там, на пороге, Мирабель прекратила обнимать папу и было попыталась заключить в объятия незнакомую женщину в сиреневом платье, но тут же остановилась и понуро опустив голову, отошла чуть в сторону.       Странное вышло зрелище.