С чистого листа

POV Танкман: - Тётя Черри? – Воскликнула Настя. –И ты собираешься ей показать всё это? - Ну и что же тут такого? Я ведь не убиваю своего сына, а даже наоборот, уделяю ему очень изнеженное и повышенное внимание. А насчёт слёз, так это нормальные дела, происходящие с такими детками как наш, и всё это в порядке вещей. – Безжалостным голосом воскликнула Вика, принимаясь за дело. Первая пелёнка беспощадно обернула мои широко расставленные ноги, при этом натягивая ползунки на моих плечах. В этот раз я не почувствовал, что ноги прижались друг к дружке, они оставались так же согнутыми, в какой-то невесомости и одновременно в натянутом состоянии. Лёгкое давление в паху напомнило мне о том, что на мне обидный младенческий подгузник, дополненный ещё и огромной пелёнкой, протянутой между моих ног, вся эта тугая пышность унизительно держала меня в своих объятиях и совсем не давала сомкнуться нижним конечностям. Вторая пелёнка прижала к туловищу одну мою руку, а в следующий момент забрала и вторую руку, открывая всем на показ моё рыдающее лицо. Мне стало ещё досаднее от того, что я не могу прикрыть свою обиду руками, я не могу закрыться от всего этого кошмара! - Ручки и ножки ребёнку лучше расположить в правильном физиологическом положении, ведь в этой позе наш малыш будет находиться, может быть не один час, поэтому нам будет удобно спать в таком положении. Да, лапонька? Тебе удобно? – Оживленно подморгнула мне Вика, вытирая мои мокрые щёки, пытаясь меня развеселить. Я заметил, что руки мне положили не как обычно по швам, а оставили их чуть согнутыми в локтях. Во время предыдущих пеленаний меня выравнивали, и я лежал как солдатик по стойке смирно, а сейчас все мои конечности были изогнуты и при этом абсолютно зафиксированы. Для себя я отметил, что мне и в правду было в некоторой степени удобно находиться в таком положении, но легкости на душе у меня не прибавлялось, поэтому я оскорбительно громко всхлипывал, обижаясь на весь мир. Между делом, Вика перекатывала мой свёрток по сторонам, расправляя подомной медицинскую клеёнку. Следующая пелёнка накрыла меня уже с головой, она добавила тугости предыдущим, нижний конец этой огромной пелёнки Вика подвернула наверх и ещё сильнее прижала мои руки. Я обратил внимание, что в этой распашонке руками мне уже ни как теперь не пошевелить. Пока я соображал, что же будет с моими руками, на мне оказался платок, который натянул пелёнку вокруг моей шеи и завязывался, как обычно, где то сзади. К своему большому разочарованию я понял, что теперь уже и моя голова стала терять свою подвижность. Очередная пелёнка натянулась от моих плеч и до самих кончиков ног, делая меня ещё более неподвижным и беспомощным. Тем временем чьи-то заботливые руки промокательными движениями пытались осушить мои щёки от нескончаемо-горьких слёз. Мне было очень обидно за себя, что со мной совсем не советуясь, Вика одевает, то есть пеленает меня на прогулку. «Ведь я уже большой, зачем мама так унижает меня этими младенческими вещами? Неужели она отважится вывезти меня в коляске, как грудного ребёнка, и тем самым опозорить на весь двор?» - громко всхлипывая, в панике задавал я себе вопросы. - На прогулку деток пеленают тёпленько и уютненько. – Приговаривала Вика, не прекращая своих напористых движений. – А ты мой маленький, поплачь – поплачь, в следующий раз будешь думать, как раздетым на улицу выходить, да ещё и всякую гадость в рот тянуть. Когда следующая пелёнка накрывала меня с головой, я обратил внимание, как воздушные кружева на моей шапочке остаются снаружи и мой обзор почему-то остаётся неизменно-ограниченным этими нежными кружевами. Вика без остановки пеленала и перекатывала меня как куклу, словно клубочек по сторонам. Своим заплаканным взором, с радужными от слёз разводами, я только и видел, как резко сменяются кадры. То передо мной проносится окно своей комнаты – и в следующий миг я вижу Настю и Алину, стоящую на другой стороне от окна, заинтересованно наблюдающими за моим оскорбительным превращением в грудного ребёнка. В последнее время Вика много меня обижала, но эта обида, которая сейчас мной овладела, казалась мне самой оскорбительной из всех. - А на столе удобнее пеленать, не то что на кровати! Да и малышу нашему будет уютнее… – Между делом умозаключила Вика, вдруг переходя на жалобный тон. – Ну что же мы так сильно плачем? Поплакали чуть-чуть, и хватит… Лапочка моя, не надо так обидно плакать, вот увидишь, в маминых пелёнках тебе будет очень уютненько. На мгновение мне показалось, что у меня, наверное, нервный срыв, такой истерики в своей жизни у меня ещё не было. Нежные Викины слова никак на меня не действовали, и я продолжал громко рыдать, находясь на пеленальном столе. Даже присутствие племянниц в комнате меня совсем не смущало, потому что у меня совсем не получалось справиться со своими эмоциями, и я продолжал громко плакать от своей безысходной беспомощности. Всё моё тело, как мне показалось, опять обретало какую-то целостность от невозможности движения и от полного сжатия меня со всех сторон. От этих перекатываний меня по сторонам и быстрого изменения картинки перед глазами и у меня немного закружилась голова. Мне ничего не оставалось делать, как хлопать мокрыми ресницами и капризно всхлипывать, целиком отдаваясь своей нелёгкой судьбе. - Та-ак, ну а теперь такой вот весёленький платочек завяжем нашему принцу – Мурлыкала Вика, видимо получая от всего этого действа явное удовольствие. Мельком я заметил, как этот платок, разукрашенный мелким горошком, захватывает меня по сторонам, ещё сильнее делая из меня беспомощную плачущую куклу в руках Вики. Понимая горькую необратимость моего положения, я уже и не пытался сдерживать свою истерику. Когда она принялась, заворачивать меня в уже привычное бледно-розовое шерстяное одеяло, я осознал, что наконец-то пелёнки закончились. В одеяло меня упаковали так же плотно, ещё и с головой. В этот раз Вика не стала перевязывать меня обидными бантами, и только нежно протянула ко мне свои руки. - Ч-ч-ч-ч-ч…, ну хватит плакать. Иди к мамочке, обидчивый ты мой, немножко попьём чайку и наконец, успокоимся. Я опять оказался у Вики на одной руке и был вынужден сосать из детской соски тёплый чай, который всё-таки приносил мне некоторое облегчение, угнетая мою истерику. Когда я в этот раз находился в еë руках, то из-за плотности пеленания, мне совсем не удавалось определить, каким способом Вика меня придерживает. Единственное, что мне было ясно, это моё полулежачее положение и абсолютная сосредоточенность над этой соской с ароматным напитком. Во время всей процедуры моего кормления, я сделал несколько бесполезных попыток пошевелиться, при этом у меня не получилось передвинуться ни на миллиметр. В очередной раз я чувствовал своё тело вместе с головой, каким-то целостным единым комочком. Это уже знакомое для меня чувство, сейчас было умножено в несколько раз. Мельком я вспомнил, как в первый раз почувствовал эту сжатость со всех сторон и монолитность своего тела во время первого моего обидного пеленания. Но во время первых пеленаний мне было не так удобно, как сейчас, и мне вдруг стало стыдно думать такое и признаваться себе в этом. Погружаясь в свои мысли, я быстро расправился со своим напитком. Когда Вика освободила мой рот от опустевшей соски, то вдруг остановилась и застыла на месте, видимо что-то вспоминая. Немного постояв, она положила меня на импровизированный пеленальный стол и убежала в другую комнату. Через некоторое время Вика вернулась, показывая мне белую пуховую шапочку. - Эта тёплая шапочка, как нельзя кстати, подходит для наших прогулок! – Торжествовала она - Как хорошо, что я вспомнила об этой шапочке, в ней тебе будет уютнее и не так жарко! В следующий момент она развернула моё одеяло, потом переложила меня немного повыше и опять плотно в него упаковала, оставляя на виду миленький платочек, разукрашенный весёлым горошком. – Ну вот, и слёзки уже совсем высохли, не обижайся на меня лапочка, я ведь тебя очень люблю, и вдобавок ко всему, ты у меня такой хорошенький! – Бархатным голосом говорила со мной Вика, завязывая тесёмки пуховой шапочки где-то под моим подбородком. Когда на моей голове оказалась эта шапка, то её пуховые края легли ровно по кромке кружевной границы моего младенческого чепчика. Эти милые кружева оставались снаружи, и поле моего обзора было неизменным. Поверх этой пушистой шапочки Вика конвертиком завернула меня в огромное ватное одеяло, которое заранее было приготовлено на столе. Поражаясь тому, что из-за количества тугих пелёнок, я совсем не чувствовал на себе это одеяло, и только видел, как мой кружевной обзор теперь перекрыли ровные белоснежные края этого громадного одеяла. В тот момент, когда Вика стягивала меня красными лентами, я их совсем не чувствовал и только мог об этом догадываться по характерным движениям и тому, как они изредка попадались мне на глаза. В следующий миг прозвучал звонок в двери. Кто-то из девочек открыл дверь и по мелодичному голосу из прихожей я понял, что это пришла она... Закончив с бантами, Вика пошла встречать соседку, оставляя меня лежать на пеленальном столе. По голосам из прихожей я понял, что Черри принесла какой-то матрасик с подушечкой и ещё верхнюю накидку для коляски. Вжимаясь в свои пелёнки, я слышал, что девочки уже одеваются в свои шубы, собираясь на улицу. Через некоторое время, ко мне подошла Вика и взяла меня к себе на руки, направляясь в прихожую. - Вик, какой красивый свёрток у тебя на руках! – Слышал я изумлённый и довольно знакомый голос, при этом ещё сильнее съёживаясь в своих пелёнках. - И что это за девочка у вас там? Что-то великовата малышка, как для младенца? – Доносились до меня слова соседки. - Это я мальчика своего спеленала! – Спокойно отвечала ей Вика, укладывая меня в коляске, при этом рассказав всю историю моего наказания. - Стоп... Это он у тебя там!? Ну а банты то почему красные, совсем ведь не мальчиковые! А что синих бантов у вас не нашлось? - Не только пелёнками он у нас наказан, но ещё и пла-а-тья–ми, потому и красные! – Отвечала Вика, протягивая слово платьями и подмаргивая мне при этом. – Синие ленты он не хочет, розовых мы не нашли, а с красными бантами нам о-о-очень понравилось, да мой хороший? - ОН! ТЫ НАЗЫВАЕШЬ ЕГО ХОРОШИМ, ПОСЛЕ ТОГО ЧТО ОН С НАМИ СДЕЛАЛ!? – Услышал я самый изумлённый голос, на который способна... Девка голубо-волосого пацана. - Это такой у нас способ наказания, и поверь, в нашем случае он обязательно подействует. - Да, бантики очень пышные, красивая такая куколка у вас получилась! – Восторгалась соседка, принимая Викину правоту и заглядывая ко мне в лицо. - А шапочка какая миленькая и вся такая пушистая, ещё и с кружевами! Боже, какая прелесть! - Это не шапочка с кружевами, это у нас кружевной младенческий чепчик, его нам пошили, специально для нашего малыша! – Объясняла ей окрылённая комплиментами Вика, поправляя подо мной подушку и расправляя края одеяла вокруг моего лица. - А кто нас обидел? Почему глазки такие красные? - Это мы, Черри, одеваться не хотели, поэтому и разобиделись на весь белый свет! - Ути - пути, бедная лялечка, разве можно такую красоту обижать...? – Сюсюкала демониха, расправляя своими руками одеяло, тем самым ещё сильнее открывая на показ моё заплаканное лицо. - Такой прям бедный… - бурчала Вика, суетясь в моих ногах. - Кто бы обо мне так заботился! - Вик, ты там тепло его одела? А то ведь морозец на улице. - Да Черри, мы в двух одеялах, в нескольких фланелевых пелёнках, да ещё и в распашонках тёпленьких. – Разоткровенничалась Вика, забыв о своём обещании, держать в секрете всю правду о моих пелёнках. - Какая же прелесть в пелёночках лежит, так хочется его понянчить! – Восторгалась Черри всем моим видом. - Подруга, давай не сейчас, как нибудь в другой раз, а то упарим наше сокровище. – говорила Вика, направляя мою коляску к выходу.