лавандовый букет

      birdy — wings — Мне жаль. — Проваливай. — Такаши… — Проваливай, Ран! Тяжелая книга, перелетев через всю комнату, с грохотом ударяется о стену, издавая жалобный треск. Ран легко уворачивается и в пару шагов преодолевает разделяющее их расстояние, чтобы оказаться около Мицуи и заграбастать его в крепкие объятия. — Я не знал, — шепчет он ему в макушку, сминая взмокшую на спине футболку в ладонях. — Никто не знал. Мицуя вырывается, давясь яростными слезами, лягается ногами, рычит сквозь сжатые зубы. — А если бы знал, то что? — кричит, наконец избавляясь от крепкой хватки Рана и отступая на шаг. — Остановил бы это? — Да, — спокойно отвечает тот. — Хорош пиздеть. Ты бы никогда не пошел против Сауса. — Ради тебя пошел бы. Мицуя застывает на вдохе. Смотрит на Рана воспаленными глазами. Тот, воспользовавшись его заминкой, снова подходит ближе, втягивая в родные объятия. Мицуя цепляется за него. — Он мертв, Ран… — сипло шепчет куда-то в район груди, чувствуя, как длинные пальцы успокаивающе зарываются в отросшие волосы на затылке. — Доракен мертв. — Мне жаль, малыш, — искренне отвечает Ран, беря его лицо в ладони и обращая к себе. Оставляет легкий поцелуй на вспухших соленых губах. Собственные раны, полученные в битве, все еще болезненно зудят, но они меркнут на фоне той боли, что он делит на двоих с Мицуей. Смерть давно перестала быть для него чем-то пугающим — она всегда была рядом, дышала в спину и пряталась в тени. Ран предпочитал относиться к этому по-философски. Но видеть, как тяжело переносит смерть близкого Мицуя — страшно. Страшно осознавать свою беспомощность, страшно осознавать, что любимый человек проходит через нестерпимую боль. Если бы Ран мог, он бы перевернул землю с ног на голову голыми руками, обернул в другую сторону непоколебимые устои, вернул к жизни Кена Рюгуджи, но он не может. Поэтому ему остается лишь крепче прижимать к себе Мицую, пытаясь перенять хоть часть его боли. — Неужели так будет всегда? Неужели я их всех потеряю однажды? Мицуя слабо оседает на пол. Ран молча опускается за ним, продолжая крепко удерживать. Ему кажется, что если он выпустит его из объятий, то потеряет в бушующих волнах всепоглащающей скорби навсегда. — Нет, ты больше никого не потеряешь. Обещание уносит течением и разбивает об острые рифы. Мицуя продолжает выворачивать себя, пока наконец, выбившись из сил, не засыпает в руках Рана прямо на полу. Во сне к нему приходит дракон.