***
Джон откровенно доволен собой, когда Элизабет застывает, а тающий снег капает с ее лица. Это был неожиданный порыв, но он не мог не попытаться. Кроме того, снег так хорошо лепится. Преступление было бы не воспользоваться им. — Джонатан. Шеппард. Ее голос убийственно спокоен, и у него возникает мимолетное осознание, что, возможно, он совершил тактическую ошибку. Он и прежде совершал несколько дурацких глупостей, но ни разу еще Элизабет не использовала его полное имя. — Да-а-а-а? Джон смотрит на нее с самым невинным выражением, надеясь, что его магия сработает. Похоже, не сработала. — Ты просто кинул в меня снежком? — Уточни значение «кинул». — Джон. Он вскидывает руки: — Я просто тестировал снежную технологию Древних. Это во имя науки. — Во имя науки. Серьезно. Элизабет не выглядит позабавленной. На самом деле, она выглядит восхитительно — с запутавшимися в темных кудрях снежинками, порозовевшими от холода щеками, но Джон уверен, что говорить ей об этом не стоит. — Во имя науки. Правильно, Зеленка? — Не вмешивайте меня в это, — Радек снова исчезает за консолью. — Вы здесь сами по себе. — Мхм. Элизабет подбирается ближе, и Джону не нравится выражение ее лица. Будто она кошка, а он крайне привлекательная мышь. Ну ладно. Немного нравится. — Элизабет. Мы не будем устраивать битву в снежки. — Кто говорил о битве в снежки, подполковник? В ее голосе слышится смех, и, вероятно, это единственная причина, почему она еще не растерла его в порошок. Джон всегда знал, что она красивая женщина. В последнее время он начал подозревать, что она способна уничтожить своим умом. — О, Бога ради, — Родни закатывает глаза. — Зачем я вообще тебя сюда позвал? — Потому что ты ценишь мой научный потенциaл, — сообщает ему Джон. — И ты знаешь, что я… Снежок взрывается ему в лицо, заставив закашляться, но даже протирая глаза от снега, он видит лукавство, пляшущее в ее глазах, и едва заметную улыбку на губах. Родни бормочет что-то вроде «окружен детьми», но Джон игнорирует его, поскольку Элизабет Вейр швырнула снежок ему в лицо, и эта ситуация требует воздаяния. — Это война, доктор. Джон собирает снег и швыряет в нее, пригнувшись, чтобы избежать ее снарядов, и как бы это ни было глупо, играть в снежки со своим боссом (технически) — лучшее времяпрепровождение, что у него было за долгое время. Спустя некоторое время яростной неуклюжей битвы, Элизабет набирает полную пригоршню снега, явно собираясь засунуть его Джону за шиворот. Он хватает ее за запястья, пока она не успела выполнить свой замысел, и вдруг их тела оказываются вплотную, и он прижат к розовощекой, задыхающейся, улыбающейся Элизабет Вейр, которая изумленно смотрит на него. Взгляд почти невольно опускается на ее губы, поскольку он так отчаянно хочет поцеловать ее, что почти чувствует поцелуй. И если Джон правильно понимает выражение ее лица, Элизабет знает это. Ему непреодолимо хочется просто наклониться вперед, всего на несколько дюймов, и она… — Найдите себе комнату, — ворчит Родни. — Вы двое отвратительны.***
Джон отпускает ее запястья, словно обжегшись, его глаза потемнели. Элизабет чувствует, как горит лицо. — Родни… — начинает она, не уверенная, что именно собирается сказать, но он закатывает глаза. — Вы же понимаете, что половина людей здесь считает, что вы уже делаете это, а? — МакКей, — шипит Джон, но его голос звучит скорее смущенно — он выше обычного, и, проклятье, это восхитительно. — Думаю, нам с доктором МакКеем надо пойти… исправить… что-нибудь, — выпаливает Зеленка. — Немедленно. В другом месте. Он вытаскивает за дверь громко жалующегося Родни, оставив Элизабет и Джона таращиться друг на друга, пока снежинки танцуют вокруг. Нежные облака их дыхания смешиваются в ледяном воздухе, но всё ее тело охвачено теплом, горит, пылает целью. Именно поэтому Элизабет никогда не позволяла себе думать об этом. Потому что уже давно — очень-очень давно — она не испытывала к кому-то столь сильных чувств. И подавляла их три года. Как вдруг они вырываются, кружат ее в водовороте приливной волны сдерживаемого желания. — Элизабет, я… Она целует Джона, прежде чем он успевает сказать «сожалею», потому что у нее как-то закончились причины, почему она не должна этого делать. Он без колебаний отвечает на поцелуй, и по тому, как он берет ее лицо в ладони и дразнит ее своим языком, Элизабет уверена, что он хотел этого не меньше, чем она. Она зарывается пальцами в его волосы и вздыхает в его губы. Джон хорошо целуется. Очень-очень хорошо. Он слегка прикусывает ее нижнюю губу, коротко проводит по ней языком. Ох. Возможно, не только она отчаянно пыталась это скрыть. Когда Джон наконец отпускает ее, Элизабет ошеломленно едва не спотыкается. — Почему мы не делали этого раньше? — Понятия не имею. Я пару раз представлял себе, — невзначай замечает Джон, проводя ладонью вверх по ее спине. — Никогда не думал, что ты просто набросишься на меня. Да еще и в снежном вихре. Элизабет краснеет, но не может перестать улыбаться. — Только пару раз? — Как будто ты — нет. Она представляла. Чаще, чем готова признаться. И не только из-за того раза, когда они целовались. Ну, то есть другие целовались за них. — По крайней мере, на этот раз мы не пытаемся убить друг друга. — Точно, — Джон убирает с ее лица пушистый локон. — Так мне нравится гораздо больше.***
Час спустя Элизабет в своем кабинете, читает предварительный отчет Родни о Снежной Комнате, как Джон решил окрестить ее. Он заявил, что назвал ее в честь чего-то в Мамонтовой пещере(2). Родни не был впечатлен. В наушнике раздается треск. — Чем занимаешься? — раздается веселый голос Джона по рации. — Работаю. — Еще бы, — она чувствует, как он улыбается. — Знаешь, я как-то слышал насчет одной работы без веселья… — Хочешь сказать, я зануда? — Ни в коем случае, — смеется он. — Просто собирался заметить, что ты могла бы немного отвлечься. — В самом деле, — Элизабет откидывается на спинку стула, скрестив руки, и нарочно понижает голос, сделав его тихим и хриплым. — Хочешь прийти… отвлечь меня? Следует долгая пауза, и Джон издает мягкий звук. — Ты коварная женщина. Ты знаешь об этом? — Понятия не имею, о чем ты, — шепчет Элизабет. — Я просто сижу за столом. — Хочешь узнать, что я мог бы сделать с тобой на этом столе? — Джон. Ее щеки становятся горячими. Потому что теперь она думает об этом. И его голос — ленивый, и сексуальный, и слишком интимный — говорит ей прямо в ухо. И теперь, когда Элизабет позволила себе поцеловать его, она не может перестать думать о том, чтобы заняться больше, чем поцелуями. И у нее есть тайное подозрение, что секс будет невероятным. — Отлично, — она слышит, как Джон вздыхает. — Меня ждет тренировка. — Повеселись. — Знаешь… — в его голосе слышится озорство, а это всегда плохой знак. — Если тебе нужен перерыв около трех, в коридоре недалеко от отсека прыгунов есть кладовка. — Кладовка? — Если тебе нужно отвлечься. Рация отключается, прежде чем Элизабет успевает что-то ответить, и она с улыбкой качает головой. Она никогда не может перестать улыбаться с ним. Даже если Джон где-то в другой части города, его настроение заразно. Он ужaсен.***
Ровно в 2.59 Элизабет быстро оглядывается, никого не обнаруживает в коридоре и проскальзывает в кладовку.