вишневые жвачки

И против всех законов логики Дороги сходятся в одну мелодию, в один мотив

Ручка медленно ползет по странице блокнота, вырисовывая аккуратный полумесяц. Кажется, ты снова забыла, что тебе давно не 10 лет, по паспорту ты не Полина, да и не смотришь уроки рисования вечером в старом телевизоре с тремя каналами. К чему эти космические корабли в красном блокноте с напечатанными буквами «Голос»? Перерыв длится целую вечность, уже можно было бы созвать чаепитие и послушать очередную байку Александра Борисовича, как обычно вы делаете это в крошечной гримерке где-то на 4 этаже родного мосфильма. Обычно делали, оговариваешь сама себя в голове, чувствуя как предательски сжимается сердечко. Ведь мэтра не стало уже как месяц, но принять этот факт за гранями возможностей. На твоём лице витают задумчивость и серьёзность, на этой площадке расслабляться почти не приходится, а то все пойдёт совсем не по плану. Совсем не по плану это как раз то, что случается абсолютно всегда. Ты отрываешь глаза от несчастного блокнота, который стал похож уже на звездное небо, если бы оно было написано синей гелиевой ручкой, и оглядываешься по сторонам. Пустота. Все кресла свободны, как будто в них никогда и не сидели те, кому ты можешь вечно признаваться в любви. До конца перерыва ещё четыре минуты, Леонид Николаевич конечно не упустил возможности выйти выпить кофе, а человек, сидящий по правую руку [или где-то в левой части твоего организма] разумеется завис между курилкой и бесконечностью, потягивая вторую сигарету. Поправляя сиреневое платье, как будто оно было сделано из цветов с елисейских полей, ты скрещиваешь руки, пытаясь хоть как-то успокоить расшатанные нервы. Кажется, сигарета была бы не лишней не только Билану. Ты не знаешь, зачем снова согласилась прожить эту жизнь. Как будто не твой голос эхом ответил «согласна», когда Аксюта изложил план по воссоединению золотого состава. Лучшего состава. Как будто не ты впилась взглядом в Диму, умоляя человека ответить также, это ведь было не сочинение по литературе, которое нужно скатывать с разных источников, здесь источник был один [и ответ один]. Ты снова пыталась убежать от себя, а здесь это получалось как нельзя лучше, ты снова обманула себя, думая, что работа поможет справиться с незакрытыми гештальтами. Не верится, что к 35 годам, ты собрала все 35 смыслов жизни, которые обычно пишут в посты инстаграма на дни рождения. Ты просишь принести воды, не волнуясь о малиновой помаде, которая тут же начинает бледнеть, как и твои руки последние месяцы. Визажист, услужливо улыбаясь, быстро приводит в порядок макияж. Если бы можно было также сделать с жизнью, ты бы была благодарнее вдвойне. За четыре минуты можно о многом подумать, но не тебе, которой требуются года, для того, чтобы осознать, как долго ты бежала в никуда. Тебе уже не 26, ты не можешь вечно бегать от правды, прятаться в своём домашнем убежище с уютными белыми ромашками и звонким смехом Таси. Две минуты. Счастливые часов не наблюдают, кажется, эту фразу из детства ты готова была высечь под сердцем, чтобы измерять уровень счастья, как будто это могло стать диагнозом. Почему к воспоминаниям так просто возвращаться, но так больно потом снова переступать порог реальности, ты не можешь этого понять, как и таблицу умножения, но это сложнее. Неизвестно каким образом, но октябрьский воздух влетел в помещение [и твой разум], несмотря на хрустящий декабрь на улице. Два дешёвых яблочных сидра, вишневая жвачка и полупустая пачка тонких сигарет вперемешку с прохладой осеннего воздуха. Таким ты запомнила день, в который вы двое снова обрели покой. Кажется, проводить пятницы вне дома стало традицией после этого, кажется, сидеть на балконе его коттеджа стало обычаем, какой впишут пером в историю. Вашу историю. Вы так и останетесь на полароидных смазанных фотографиях, которые будут хранится в твоей деревянной тумбочке, придавая смыслы этому существованию. В тот день октября после съёмок ты согласилась променять такси, на его чёрный кадиллак, который ждал вас у выхода. Или ждал всю жизнь. В тот день ты согласилась не бежать от страхов и взглянуть в его тёплые, как карамель, глаза. В тот день за первым поцелуем спустя четыре мучительных года последовали остальные, такие же страстные и зависимые [как и вы друг от друга] и вы прерывались лишь, чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие, когда становилось так трудно дышать и так не хотелось останавливаться. После той ночи ты променяла мятные жвачки на вишневые. Какая-то мелочь подумали бы все на свете, но не ты, для которой отступить от прежних привычек значило очень многое. После этого вы договорились все равно быть друг другу ничем не обязанными, молча понимая, что все равно жизнь на двоих не разделите, как и не разрежете свадебный торт, держась одновременно за нож. Вы и так ходили по тонкому лезвию. Его секреты стали твоими также быстро, как и его футболки, в которых теперь хранился его запах, вдыхаемый тобою каждую ночь, словно наркотик. Вы знаете, что эти свободные недоотношения никогда не приведут к хорошему, что эта жизнь на голосе - единственное, что привело вас к ним. Он знает, что голосовые по ночам, которыми вы так банально обмениваетесь, лишь бы услышать голос друг друга, навсегда останутся в памяти, словно их вкалывают под кожу аптечными шприцами. Ты знаешь, что никогда не чувствовала себя такой нужной, как в моменты с ним. Минута на суфлере. И возвращение в странную реальность. На соседних креслах снова сидят люди, сохраняющие хоть какой-то смысл включать телевизор по вечерам всем в этой уставшей стране. Когда два часа заканчиваются, ты снова безмолвно говоришь ему взглядом «едем?», а он отвечает таким же способом и лишь кивает тебе. Ты знаешь, что через тридцать минут будешь стоять на его кухне, в его объятиях и, кажется, это будет последняя ночь, когда ты не будешь наблюдать часы. Ты скажешь ему, что любишь его до того, как твоё сердце начнёт отсчитывать удары, заранее зная его ответ. Любовь не живет три года, о настоящей любви не снимают дешевые фильмы. Любовь живет всегда. Как и ваши души, сплетающиеся под покровом ещё одной бесконечно-космической ночи.