***
Второй конверт Феликс нашёл через неделю, снова на столе в аудитории. Он оглянулся, осмотрел уже подоспевших студентов – было человек сорок, кто пришёл раньше Феликса и его друзей, опрашивать каждого как-то неразумно и долго, пара начинается через пару минут. — Смотри, Хани, кажется, у Ликса появилась поклонница, — Минхо несильно толкает плечом в плечо Феликса, глядя на его обалделое лицо. — Дай глянуть, — Джисон тянется через Минхо, Феликс хлопает по загребущей руке друга, тот шипит. — Погоди, Хан, я ещё сам не посмотрел. Феликс открывает конверт и да, там рисунок. И снова на нём изображён Феликс: открытый глаз Феликса, нос Феликса, его губы и веснушки. На обратной стороне подпись: рисовать второй глаз пока плохо получается, но я стараюсь. Феликс задумчиво закусывает нижнюю губу. — Кто это может быть? — Джисон, плюхнувшись на своё место и разложив принадлежности, смотрит сначала на Феликса, затем на Минхо. Феликс на его вопрос не отвечает, Минхо лишь пожимает плечами: — Тут только Феликс может догадаться.***
Феликс гадал. Феликс гадал, когда получил третий конверт, гадал, когда получил четвёртый. На пятый рисунок Феликс смотрел с улыбкой: у этой загадочной художницы (или художника, чем чёрт не шутит, Феликс готов к любому раскладу) получилось-таки нарисовать второй глаз. Получилось красиво. И глаза так четко прорисованы, так глубоко передан их шоколадный цвет, что Феликсу становится немного не по себе: этот человек часто смотрит либо на Феликса, либо на его фотографии. Странное ощущение – знать, что кто-то наблюдает за тобой настолько пристально, что так детально передаёт черты твоего лица. — А если это кто-то, кто неплохо тебя знает? У тебя нет никаких подозрений? Они засели в кофейне на территории кампуса во время большого перерыва. Пришли Чан с Чанбином – их друзья с курсов старше, Джисон ещё в том году познакомился с ними на какой-то тусовке. Эти парни классные и умные, может, придумают, как Феликсу раскрыть личность этого загадочного творца? — А это так важно? — Чан изгибает бровь. — В смысле, если бы она хотела, чтобы ты всё понял, то оставляла бы знаки, разве нет? А знаков и правда не было. Были просто небольшие сообщения на обороте. Без вопросов, без каких-либо подсказок, без намёков. Единственное, Феликс знал наверняка: этот человек учится с ним в одном университете. — Она бы сама привела тебя к себе. — Или он… — Джисон играет бровями и ухмыляется. Чан с Чанбином хмурятся. — А если это парень? — говорит Чанбин Феликсу. — Ты как к этому относишься? Феликс пожимает плечами. — Мне всё равно. Чанбин хмыкает: — Как-то крипово, если это парень. — Это крипово в любом случае, — вздыхает Феликс. — И не поспоришь. — Мы можем по очереди приходить раньше всех на пары и смотреть, кто положит конверт, — предлагает Джисон, но тут же сам себе отвечает. — Но тогда придется ходить на все пары самыми первыми, конверты были перед разными предметами. Минхо подхватывает: — И хрен знает, сколько нам придётся ходить. Неизвестно, когда положат следующий рисунок. — А ещё вы запросто можете её спугнуть, — добавляет Чан. — Или его. Чанбин скрещивает руки на груди и фыркает: — Странно всё-таки. Просто оставлять какие-то рисульки и ни ответа, ни привета. Это чанбиново "какие-то рисульки" коробит. Феликс поджимает губы. — Зато интересно же! — улыбается Джисон. Да, интересно. Феликсу очень интересно, помешался на нём кто-то или просто отрабатывает свой стиль рисования, а потом отдаёт результат работы в качестве благодарности натурщику. Мысль, что этот человек просто набивает руку, рисуя Феликса, успокаивает. Но тогда помимо него есть ещё кто-то, кто тоже получает такие конверты. Стоит понаблюдать за другими. — Так… и что будем делать? — Минхо внимательно смотрит на Феликса, все сейчас на него смотрят. — Пообедаем и пойдём дальше учиться, — с улыбкой отвечает Феликс. Чан усмехается, Чанбин качает головой, Минхо и Джисон переглядываются. — Потом разберусь как-нибудь. Всему своё время. И всем ясно одно: делать с ситуацией Феликса они ничего не будут. Он разберётся сам.***
Уже вторую неделю Феликс приходит на пары ещё до того, как откроют аудиторию. Он приглядывается к другим студентам, но не замечает ничего странного, никаких конвертов на их столах, ничего похожего на то, что происходит с ним. За эти почти две недели Феликс подметил одну интересную деталь: первым, после него, в класс каждый день приходил его одногруппник Ким Сынмин. А значит, что и в другие дни он скорее всего тоже приходит первым. Феликс с ним никогда особо не общался, так, может пару раз по учёбе пересекались, и всё. Джисон периодически берёт у него списать лекции за шоколадку, говорит, почерк у этого пацана самый чёткий и понятный на потоке. И таких, как Джисон, вокруг Сынмина куча. Но в друзьях у него такие же отщепенцы, сидящие с ним на заднем ряду: Ян Чонин и Хван Хёнджин. Сынмин спокойный, немногословный, будто не от мира сего. Он хорошо учится и исправно посещает занятия, он попусту не высовывается, и его бы вообще никто не замечал, если бы у него не был самый чёткий и понятный почерк на всём потоке. В один из дней Феликс решает заговорить с Сынмином, пока кроме них в аудитории никого нет. — Привет. Можно задать вопрос? Сынмин отрывается от телефона и моргает пару раз, глядя на Феликса. — Ты пропустил прошлую лекцию? Феликс не сразу понимает, при чём тут вообще лекция, но соображалка у него работает быстро: Сынмин подумал, что Феликсу нужны его конспекты. Он будто наперёд знает, что людям от него что-то нужно, он всё понимает, но всё равно продолжает всем помогать. Наверно, так сильно любит шоколад. — Э… нет. Я не пропускаю лекции. — Тогда что за вопрос? — Ты всегда приходишь первым? Сынмин кивает. — А ты не замечал, чтобы кто-то… подходил к моему месту? Сынмин моргает, на его лице ни единой эмоции, только спокойствие. — А где ты сидишь? Феликс усмехается. — Вон, — он оборачивается и пальцем указывает на место в среднем ряду аудитории, у окна, где лежат его вещи. — Оттуда я к тебе и пришёл. — Я не смотрел, откуда ты идёшь, — пожимает плечами Сынмин. От любого другого человека эта фраза показалась бы Феликсу грубоватой, но одногруппник скорее всего правда не смотрел по сторонам и Феликса не увидел. — И нет, я не видел, чтобы кто-то подходил туда. Хотя, конечно, я мог не заметить, как не заметил тебя. Всякое возможно. Сынмин добродушно улыбается, и Феликс не может не улыбнуться в ответ – этот парень хоть и странный немного, но, кажется, забавный. — Но, если я замечу что-нибудь необычное, я дам тебе знать. — Правда? — Феликс улыбается ещё шире. — Спасибо! — А можно теперь я задам вопрос? На секунду Феликс мнётся: неужели Сынмин спросит о том, зачем Феликсу знать, что кто-то трётся около его места? Надо срочно что-то придумать, а то отказывать в вопросе как-то некрасиво. — Валяй. — Ты поэтому ходишь вторую неделю так рано? Пытаешься выяснить, подходит ли кто-то к твоему месту? Всё-таки, Сынмин не такой невнимательный, каким хочет казаться. — Да, но пока не получается, — усмехается Феликс. А дальше по идее должен следовать вопрос по типу «а что ты пытаешься выяснить?», но: — Ясно, — Сынмин вежливо улыбается и опускает взгляд обратно на телефон. Вот и весь разговор. Феликс неловко поджимает губы, чешет затылок и уже собирается повернуться, как его плеча кто-то аккуратно касается: — Извини, можно пройти? Феликс оборачивается на мягкий голос и видит перед собой Хёнджина. Он стоит прямо перед ним, между ними расстояние всего сантиметров двадцать, Феликс даже чувствует его запах. Пахнет приятно, пахнет чем-то сладким и терпким одновременно. Он пахнет собой. Хёнджин поправляет лямку рюкзака, смотрит в упор. — А… а! — Феликс стоит посреди прохода, смущаясь. — Конечно, проходи. Он неуклюже отходит от стола Сынмина на шаг, и Хёнджин проходит полубоком лицом к Феликсу, попутно ему улыбаясь. Эта улыбка не должна действовать на Феликса никаким образом, однако… Кивнув просто для галочки, Феликс быстро уходит к своему месту.***
Прошло уже довольно много времени с тех пор, как Феликс получил крайний (он не суеверный, но почему-то даже в мыслях избегает слово «последний») конверт. Обычно он получал рисунки раз в неделю или в две, но уже месяц ничего к его приходу на столе не лежит. Феликсу даже немного (очень) грустно. — Слушай, — вполголоса говорит Минхо, наклонившись к Феликсу. Они тихо-мирно сидели себе в кафетерии, разговаривая обо всём и ни о чём, и тут Минхо: — Может, это Сынмин? Феликс усмехается: — Не смеши. — А что смешного? — Это странно. Джисон лениво жуёт капусту, Феликс задумчиво ковыряет рис, а Минхо вдруг приспичило вспомнить про те рисунки. — Почему именно это странно? — говорит он. — В этой ситуации, если ты не заметил, странно всё. Видимо, в его голове созрела теория. Феликс откладывает палочки в сторону, смотрит на друга. — Слушаю. Минхо наклоняется ниже и говорит чуть тише: — Может, это Сынмин рисует тебя? Может, он и пялится на тебя всё время? Мы же ничего о нём не знаем. Он тихоня, такие обычно и бывают со всякими странностями. В тихом омуте черти водятся – не зря говорят. — Не согласен, — категорично вмешивается Джисон. — Он не тихоня, он просто… ровный. — Ровный, — ухмыляется Минхо. — Мы с тобой смотрели документалку про маньяков, Хани, там тоже все ровные. Это ни о чём не говорит. — Да нормальный он парень, — стоит на своём Джисон. — С юморком. Он прикольный, реально. Я б с ним затусил как-нибудь. Минхо хмыкает. — Не знаю… подозрительный он. Вся эта троица какая-то мутная. Минхо чуть заметно качает головой вправо. Феликс, сидящий напротив него, незаметно переводит взгляд и видит за столом через проход Сынмина, Чонина и Хёнджина. Сегодня они не разговаривают. Сынмин что-то карандашом выводит в тетради, Чонин в наушниках смотрит что-то с телефона и широко улыбается, Хёнджин просто ест, листая ленту какой-нибудь соцсети. Наверняка инстаграм. Он любит красивые картинки. Феликс отводит задержавшийся взгляд от Хёнджина и приглядывается к Сынмину повнимательнее: чисто гипотетически, могут ли эти рисунки быть его рук дело? С одной стороны, это похоже на бред. Феликс никогда не замечал с его стороны какого-то особого внимания к своей персоне. Феликс в принципе никогда не замечал ни от кого особого внимания, да и сам своей влюблённости избегает. Популярностью у девушек он особо не пользуется, но это ему не нужно – в конце концов, с девушками он только дружит. К тому же учёба ему сейчас точно важнее отношений. С другой стороны, почему Феликс думает, что рисунки означают ту самую симпатию, за которой следуют отношения? Может, Сынмин учится рисовать, а у Феликса лицо хорошо рисуется? У него ведь довольно правильные черты, лицо симметричное, пропорциональное. Почему бы не порисовать его в качестве практики? Порисовать один раз, два, но не пять! Всё это странно. Феликс смотрит, как Сынмин что-то пишет карандашом в тетради. Карандаш. Разве люди пишут карандашами? Они ими рисуют. Сынмин точно пишет? Могут ли рисунки быть делом рук Сынмина? Феликс смотрит на него, пока Джисон с Минхо о чём-то повседневно переговариваются, и боковым зрением замечает взгляд Хёнджина, направленный в его сторону. Но смотрит он не на Феликса. Он смотрит будто куда-то сквозь него, рассеянно и задумчиво. Красиво, — думает Феликс и растерянно опускает взгляд в свою тарелку.***
Шестой конверт появился неожиданно. То есть, не совсем конверт. Открытка. Рождественская открытка лежала на стуле, когда Минхо на неё чуть не сел. Они с Феликсом поменялись местами, Минхо вдруг решил не сидеть с Джисоном, потому что «пусть соскучится немного», и чуть не сел на красную открытку с забавными ёлочками. Феликс вздыхает с облегчением, когда видит вложенный в открытку лист. Лист сложен в четыре раза, на нём яркий цветной рисунок – Феликс, кто же ещё. На этот раз он нарисован почти по пояс. Руки опущены, на нём смешной рождественский свитер, на голове рожки оленя, а на щеках помимо веснушек румянец. Нос тоже покраснел, будто от холода. Он улыбается, наклонив голову и прикрыв глаза. Рисунок раскрашен фломастерами, и от этого похож на мультяшный и выглядит по-особенному очаровательным. Этот свитер, эти рожки, улыбка Феликса – всё здесь очаровательно. Глядя на этот лист, Феликс улыбается настолько широко, что Джисон и Минхо с двух сторон смотрят на него как на сумасшедшего. Подписи на обороте рисунка нет. Феликс немного расстраивается, но видит слова на открытке. У меня ушло много попыток, чтобы изобразить тебя таким же светлым и милым, какой ты есть, поэтому рисунков долго не было. Нужно было подкачать скиллы. Как тебе, кстати? Феликс перечитывает последнее предложение несколько раз и моргает. Впервые он получил вопрос, а не просто сообщение. Как тебе, кстати? Надеюсь, нравится. И может я рановато дарю тебе этот «подарок», но хочется тебя порадовать. С наступающим Рождеством. P.s. открытку я тоже сам сделал. Феликс оглядывает открытку. Действительно, это сложенный пополам красный плотный картон, на который аппликацией наклеены забавные ёлочки, звёздочки и разных размеров разноцветные шарики. Тут и там налеплены блёстки, полукругом золотым маркером аккуратным каллиграфическим почерком выведено «С Рождеством!», и всё это выглядит мило, нелепо и красиво одновременно. Феликс улыбается и улыбается, он стоит около своего стола, даже не разложив вещи. — Покажешь? — тихо спрашивает Джисон. И Феликсу почему-то не хочется никому это показывать. Хочется сохранить это для себя, но друзья на то и друзья, чтобы делить с ними радость. Довольный до ужаса Феликс немного вытягивает руку с рисунком так, чтобы и Минхо, и Джисон видели, как красиво его нарисовали. — Прикольно, — кивает Джисон. — Ты тут очень милый. — Да, мне тоже нравится, — Феликс не может перестать улыбаться. Он наверно и на паре такой же сидеть будет. — А это что? — Минхо смотрит на открытку. — Это тоже самодельная, — Феликс показывает её другу, тот смотрит сначала обложку и усмехается: — Прикольно, — да, у них с Джисоном один словарный запас на двоих. Собирали годами. — О, так это всё-таки парень? Улыбка Феликса немного тает. — В смысле? — Открытку я тоже сам сделал, — вслух зачитывает Минхо. Феликс берёт открытку из рук друга, перечитывает и да, постскриптум написан в мужском роде. Феликс как-то упустил этот момент, настолько был впечатлён внезапным возвращением рисунков в его жизнь. Но если это парень, то может ли быть, что это?.. Феликс оборачивается. На заднем ряду Сынмин о чём-то разговаривает с Хёнджином и Чонином, за реакцией Феликса он не следит, а значит… А что это должно значить? Феликс не уверен, что это Сынмин, потому что из доказательств только то, что в столовке он карандашом что-то рисовал в своей тетради. И что он приходит в аудиторию самым первым. И что он сделал вид, будто не видел никого, кто мог бы подкладывать рисунки, хотя он точно должен был кого-то видеть. И да, ещё он обещал Феликсу, что скажет, если увидит что-нибудь необычное, но не сказал. Почему-то Феликса злит то, что Сынмин может быть тем, кто радует его эти месяцы. Сынмин неплохой парень, да. Он спокойный, он хорошо учится, он попусту не высовывается. И если Джисон говорит, что у него есть чувство юмора, значит оно правда есть. И, может быть, Феликс был бы рад с ним подружиться, но чёрт возьми! Феликс не хочет, чтобы рисунки, в которые он влюбился, были от него. Ему нужно всё выяснить. Феликс не отдаёт отчёт своим действиям, когда шагает вдоль своего ряда. Он не думает, когда решительно идёт к задним местам, поднимаясь по ступенькам зала-амфитеатра. Он не особо понимает, что говорить, когда оказывается напротив Сынмина. Его разговор с Хёнджином и Чонином прерывается. Феликс смотрит на Сынмина, но не может сосредоточиться на том, что хочет сказать. Ему мешает взгляд справа. Хёнджин смотрит на него как-то странно – Феликс замечает это боковым зрением. Он не замечает напуганного взгляда Чонина, не обращает особого внимания на замешательство во взгляде Сынмина, он пытается абстрагироваться от карих глаз справа. — Ты сегодня пришёл первым? — наконец говорит Феликс. — Привет. — Привет, — Сынмин явно замешкался. Ничего хорошего это не значит. Феликсу кажется невежливым здороваться только с одним из них, поэтому он кивает сначала Чонину: — Привет, — тот кивает в ответ, не говоря ни слова, затем Феликс поворачивается к Хёнджину: — П-привет. — Привет, — он отвечает негромко, он мягко улыбается, и Феликс отводит взгляд как можно быстрее. — Так что? Ты пришёл первым? — Нет. — Кто был в аудитории? — Эм… много кто. — Почему ты не пришёл самым первым? Ты же всегда приходишь. Сынмин как-то теряется. Он опускает взгляд, затем морщится и зачем-то смотрит на Хёнджина. Видимо, просит у друга помощи, пока тонет. Картинка в голове Феликса потихоньку складывается. — Я сегодня ехал на автобусе, а не с родителями. Поэтому пришёл всего чуть-чуть раньше тебя, — Сынмин поджимает губы, изображая подобие улыбки. Выглядит как-то неестественно. Феликс идёт ва-банк: — И открытка уже лежала на столе? — На столе? — Сынмин чешет затылок. — А разве не на- Он морщится, будто его ущипнули под столом. Внезапно Хёнджин подаёт голос: — Мы с ним вместе пришли, не видели никаких открыток, — он улыбается, и его обаятельная улыбка отчего-то бесит Феликса. Они врут. Они оба нагло врут. Сынмин, оказывается, тот ещё трус, раз не признаётся, что это он подкидывает рисунки. А Хёнджин его выгораживает. — Чонин, ты видел? — Нет! И этот туда же. — Это та открытка? — спрашивает Хёнджин, кивая на красную плотную картонку в руках Феликса. — Да. — И как тебе, понравилась? — Ага, — Феликс ушам не верит. Хенджин перевёл тему, лишь бы его друг окончательно не посыпался! — А рисунок? Сынмин смотрит на Хёнджина нечитаемым взглядом, видимо, мысленно благодарит, что тот вовремя вмешался. — Тоже, — бурчит Феликс. Хёнджин поджимает губы, будто прячет улыбку, и опускает голову. — Это хорошо. Феликс смотрит на него несколько секунд, ещё несколько, и надо бы идти на своё место, но что-то его не отпускает. Непонятно только, что? И ответ как будто на поверхности, но Феликс не может его распознать. Он стоит, уставившись на Хёнджина, тот улыбается до нелепого мило. Феликс усилием воли переводит взгляд на потерянного Чонина, затем на настороженного Сынмина, а потом просто уходит, не сказав ничего. И он не чувствует себя дураком. Он чувствует, что где-то он прав, но что-то во всём этом не клеится. Когда Феликс приходит на своё место, Джисон и Минхо, уже севшие вместе, ничего не спрашивают. Он им потом сам всё расскажет. А пока он садится на свой стул, смотрит в окно и пытается вспомнить, упоминалось ли перед Хёнджином, что в открытке был рисунок?***
Феликс был уверен: после того, как он почти прижал Сынмина к стенке, вариантов развития событий осталось не так много. Либо Сынмин признается, что это его рук дело и объяснится как следует, либо он позорно смотает удочки и рисунков больше не будет – всё зависит от того, трус он или нет. Но проходит несколько дней, а на столе уже лежит конверт. Феликс смотрит на него как баран на новые ворота. И ладно бы Минхо или Джисон подтолкнули его и вывели из небольшого ступора, но их нет, они опаздывают, потому что, как сказал Джисон, Минхо долго собирается. Мама Минхо уехала по работе, и эти двое опять ночуют вместе. Ничего удивительного. Феликс осторожно берёт в руки конверт, будто тот кусается. Он хочет обернуться и посмотреть, не следит ли Сынмин за его реакцией, он хочет убедиться в том, что Сынмин не наблюдает за ним, а значит, это не его рисунки – вот такая вот логика. Но Феликс не оборачивается. Он чувствует на себе взгляд с заднего ряда, и ему не хочется видеть, как Сынмин за ним всё-таки наблюдает. Этот рисунок отличается от тех, что Феликс получал ранее. Это набросок на простом листе в клетку, вырванном из обычной тетради, без деталей, без прорисовки, но Феликс точно понимает: нарисован он. Это он сидит, подперев голову, и смотрит вперёд, а на его фоне окно. Феликс на рисунке сидит за своим столом и слушает лекцию. Феликс на рисунке сидит именно там, где сидит реальный Феликс, а ракурс построен таким образом, что таким его видят те, кто сидит на последнем ряду. Феликс складывает рисунок пополам и сглатывает. А вот и подсказка. А вот и намёк. Его рисовали с последнего ряда во время лекции. Он засовывает рисунок обратно в конверт. Почему-то пальцы не слушаются, а сердце вдруг колотится в районе горла, когда он оборачивается и видит направленный в его сторону взгляд Хёнджина. И на этот раз он не смотрит сквозь Феликса, он пристально за ним наблюдает.***
Феликс все выходные думал о том, что значил тот взгляд Хёнджина. Смотрел он случайно или нет? Следил он за реакцией Феликса, потому что его попросил Сынмин, или ему надо было для себя? Следил ли он за реакцией Феликса? Об этом Феликс решил узнать у Сынмина. Лучше бы, конечно, поприставать с допросами к Хёнджину, но Феликс стесняется. Они с ним теперь почти не пересекаются, редко общаются, да и вообще Хёнджин какой-то пугающий. Не в смысле страшный, совсем нет, он очень милый и забавный, вполне себе привлекательный, даже красивый. А пугающий он потому, что Феликс не может на него спокойно смотреть. На него, с этими его светлыми волосами по плечи, с этим его нежным лицом, с этой его мягкой улыбкой и взглядом, который Феликс не может выдержать, как бы ни старался. С этими его длинными руками и ногами, стройным телом, приятным запахом, громким смехом, живой мимикой и… и вообще… Феликс вздыхает, сидя за столиком кофейни на территории кампуса. Отрицать бессмысленно: кажется, он всё ещё влюблён в Хёнджина, пусть даже с тех пор, как они перестали общаться, прошёл почти год. Феликс заметил его чуть ли не в первый день учёбы. У Хёнджина тогда была короткая стрижка, чёрные волосы и вид потерявшегося хорька. Они сразу нашли общий язык. Какое-то время они неплохо ладили, проводили время вместе, ходили в кино, много болтали, много смеялись, это длилось весь первый семестр, и Феликс мог бы сказать, что они сильно сблизились. Но Хёнджин всегда держал дистанцию. А потом дистанцию стал держать Феликс, когда до него дошло, что он влюбился. А влюбиться в парня, да ещё в такого, по которому тихо вздыхает половина универа, – дело такое себе. Неблагодарное и болючее. Поэтому он решил отдалиться. Общаться они прекращали постепенно. Меньше встреч, меньше звонков, меньше сообщений. Хёнджин постепенно начал закрываться в себе и под конец первого курса он уже толком ни с кем не общался. Феликс к тому времени сдружился с Джисоном, Джисон на тот момент уже давно дружил с Минхо, и как-то потихоньку они превратились в единый организм с одним мозгом на троих. А Хёнджин с начала второго курса перебрался на задние ряды и теперь зависает там в компании Сынмина и Чонина. С Феликсом он не зависал давно. Но они видятся каждый день в универе. Каждый день Хёнджин перед глазами, и иногда Феликс смотрит на него и стыдливо признаётся сам себе, что скучает. Иногда он лежит у себя в комнате и представляет, как берёт телефон, пишет ему «привет, как дела?», чтобы правда узнать, как у него дела. Как он, что у него на уме, какие у него новости. Но возобновлять общение Феликсу кажется чем-то неуместным. И ещё ему немного страшно, потому что вдруг его безответная влюблённость вернётся по полной? В любом случае, момент упущен, возвращаться к дружбе бессмысленно, да и дружить вряд ли получится. У Феликса своё окружение, у Хёнджина своё – вряд ли он захочет общаться. Феликс в этом уверился. А теперь эти рисунки. Теперь этот Хёнджин с его внимательным, будто пробивающим насквозь, взглядом. И ведь Феликс не помнит, чтобы Хёнджин рисовал, пока они общались. Он ни разу не видел, чтобы тот делал какие-то зарисовки, он не носил с собой скетчбук, не пропадал вечерами за мольбертом. В его инстаграме нет фотографий его рисунков, там только его собака, эстетичные штуки вроде свечей и высохших цветов, да несколько фоток с Чонином и Сынмином. А если крутануть пониже, то несколько и с Феликсом. Всё. Феликс не в курсе, рисует ли Хёнджин. Если бы был, то с первого рисунка понял бы, кто его нарисовал. — Привет, — на лице Сынмина широкая добрая улыбка. Он снимает куртку, шапку суёт в рукав. Садится напротив Феликса, рюкзак кладёт на стул рядом, а на стол ставит стакан с кофе. — Привет, — заторможенно кивает Феликс. — Долго ждёшь? — Нет. Сынмин смотрит на него, Феликс смотрит куда-то в сторону. Неловкая пауза, кажется, Сынмина не беспокоит нисколько. Он просто сидит, пьёт свой кофе и ждёт, пока Феликс начнёт неловкий разговор. — Эм… я хотел поговорить насчёт рисунков. Сынмин моргает, на его лице ни единой новой эмоции. Всё та же расслабленная доброжелательность. — Ты рисуешь? — Нет. — Я видел в столовой, как ты что-то рисовал. Сынмин хмурится. — Я? — Да. Ты сидел с тетрадью и что-то писал карандашом. Я решил, что ты рисуешь, — Феликс отпивает свой остывший кофе и наблюдает, как лицо Сынмина расслабляется. — Ааа… Понял, — он снова по-доброму улыбается. — Это я лекции корректирую. — Как? — Я пишу во время лекции карандашом, и пока я пишу, делаю кучу помарок. Но в свободное время я стираю эти помарки и пишу чисто. Дома у меня принтер, я распечатываю конспекты и убираю по папкам. Так у меня все лекции в двух экземплярах, а если карандаши сотрутся, то будут распечатки. — А почему бы не писать просто ручкой? — Феликс пытается не смотреть на Сынмина как на первого и последнего выдающегося задрота, но выходит плохо, раз ему прилетает: — Не смотри на меня так, — но Сынмина это выражение лица не задело, он смеётся. — Я часто делаю ошибки, но не люблю, когда у меня грязь в записях. Поэтому я придумал такую систему. Зато всё чётко и понятно. — А почему бы тебе просто не переписать карандаши ручкой? Сынмин усмехается: — Я что, совсем дурак? У меня нет столько свободного времени. — А, ну да, — Феликс улыбается. — Точно, это долго. — Ага. Но у моей системы есть один мощный минус. — Какой? Сынмин оглядывается, будто собирается выдать сокровенную тайну, затем наклоняется чуть вперёд. Феликсу стало интересно, поэтому он тоже наклоняются. — Теперь у меня постоянно просят конспекты, потому что они слишком чёткие и понятные. Феликс смотрит на него пару секунд, затем начинает негромко хихикать. Сынмин довольно улыбается. — Получается, это не ты рисовал для меня? — Не-а. Феликс с улыбкой прищуривается: — Но ты в курсе этих рисунков? — С чего ты взял? — Сынмин не выглядит так, будто он собрался отстаивать свою непричастность к чему бы то ни было. Он задаёт вопросы будто из чистого любопытства, чтобы в какой-то степени повеселиться. — Когда я подошёл к тебе до пары и спросил насчёт того, видел ли ты кого-то, ты сказал, что не видел. И это странно, учитывая, что ты сидишь на высшей точке зала и у тебя лучший обзор. Ты видел того, кто приходит. — Я мог не заметить, я не очень-то внимательный, знаешь, — он явно веселится от этого диалога, но сидит спокойно. — Не может быть, чтобы человек, придумавший такую гениальную систему записи лекций, был настолько невнимателен. — Подлизываешься? — прищуривается Сынмин. Феликс улыбается своей самой невинной улыбкой: — Констатирую факт. — Допустим, — Сынмину ответ явно пришёлся по вкусу. — Ну так… ты в курсе насчёт рисунков? — Допустим. — Это Хёнджин? Сынмин скрещивает руки на груди – отлично, он встал в позу, защищается. — С чего ты взял? — и звучит уже не так расслабленно. Пытается, но уже не то. Феликс мысленно ликует, ведь он на верном пути. — Он сам спалился, когда спросил у меня про рисунок, хотя я упомянул только открытку. На той неделе, помнишь? Сынмин не спешит отвечать. Он всё так же закрыт и всматривается в Феликса, будто анализирует его. — А если это он, ты сильно будешь злиться? Вот оно. Он готов всё рассказать, но что-то ему мешает. — А что? — конечно, Феликс мог бы сказать «нет, ты что, не буду», но это было бы слишком просто. — Да так, переживаю. — Неужели за меня? — поддразнивает Феликс, Сынмин фыркает. — За Хёнджина, конечно. — То есть ты переживаешь за Хёнджина, потому что он меня тайком рисовал и мог этим меня разозлить? — Он же мой друг. Конечно, я за него переживаю. Вот. Он только что признался. — Я на него не злюсь. Передай ему, если он так думает. — Сам ему скажи, — Сынмин ухмыляется. — Я уже устал подкидывать тебе его рисульки. «Рисульки»… Сынмин бы однозначно подружился с Чанбином. — Так это всё-таки ты подкидывал мне конверты? — Да, это был я, — вздыхает Сынмин, расцепляет руки и поднимает их, сдаваясь. — Он хотел сам приходить пораньше, подкидывать тебе их и уходить куда-нибудь, пока не начнёт подтягиваться народ. Ну знаешь, чтобы смешаться с толпой. Но я всё равно прихожу первым, а он мой друг. И я вызвался помочь. Феликс смущённо улыбается, подумав о том, что Хёнджин хотел вставать рано утром и переться в универ раньше положенного только для того, чтобы оставлять ему всякие приятности на столе. В груди потеплело, на щеках порозовело. — И я дал ему слово, что не расскажу тебе, но честно, когда он тогда спалился, я сразу понял, что пора всё это заканчивать. — Так он реально спалился? — с теплом усмехается Феликс. — Это, конечно, на него похоже, но у меня была мысль, что он это специально, чтобы я понял, что это он… Сынмин качает головой. — Нет. Хёнджин хороший парень, но, как бы это помягче… шаги наперёд рассчитывать не умеет. — Он не глупый, — отчего-то Феликсу стало слегка обидно. — Я не говорю, что он глупый. Он, скорее, бесхитростный. И слишком в тебя влюблённый. Феликс моргает несколько раз, опускает взгляд и закусывает губу. Сердце вдруг застучало громче, к лицу прилил жар. — Да? — неуверенно спрашивает он. — Да, — уверенно отвечает Сынмин. — Причём давно. С первого курса. — С первого курса? — Оу… Ты не знал? — Сынмин неловко улыбается и, увидев обалделое лицо Феликса, морщится. — Упс. Ты не знал. — Откуда мне знать? — Феликс хмурится, переваривая информацию. — Поговори с ним. А то он так и будет топтаться около тебя, пока мы не выпустимся. Он почему-то уверен, что не нравится тебе. В целом, как человек. — Почему? — Феликс растерян. С чего это Хёнджину так думать? — Спроси у него, — Сынмин допивает свой кофе в несколько глотков. — А мне пора. Он поднимается с места, накидывает куртку, надевает шапку, потом рюкзак. Феликс, между тем, смотрит в сторону, обдумывая этот разговор. Он переводит взгляд на Сынмина, когда слышит звук застёжки на куртке. — Спасибо тебе. — Да пожалуйста, — и опять эта широкая улыбка. — Теперь ты знаешь, в чём дело. Сынмин на прощание кивает ему и двигает к выходу. Феликс наблюдает, как одногруппник переходит улицу, достаёт телефон и звонит кому-то. А Феликс думает: он звонит Хёнджину? От мыслей о Хёнджине становится тепло. Так же, как и когда-то на первом курсе.***
Хёнджин поднимается на свой ряд, глядя под ноги и крепко задумавшись о чём-то своём. Он поднимает голову, чтобы поздороваться с Сынмином и Чонином, но слова застревают в горле. — Привет! — Феликс сидит на месте Сынмина и лучисто улыбается. Внутренности Хёнджина сладко скручивает. — П-привет… а ты здесь откуда? — О! Сегодня я решил посидеть здесь, с тобой, если ты не против, — его глаза будто светятся. Он весь для Хёнджина будто подсвечивается. И да, если бы Хёнджину сказали нарисовать солнце, он нарисовал бы Феликса. — Эм… — Хёнджин оборачивается на место, где всегда сидит Феликс со своими друзьями. Они-то там и сидят, но к ним добавились Сынмин и Чонин. Все четверо о чём-то болтают, Джисон даже почти уселся на колени Минхо, чтобы активно участвовать в разговоре. — Ты же не против? — Феликс звучит взволнованно. Даже немного испуганно. — Нет, ты что, — Хёнджин улыбается, опуская голову. Поправляет лямку рюкзака, проходит к своему месту и садится рядом с Феликсом. — Я… я рад. Мы давно не сидели вместе. Его руки резко потеют, сердце стучит. Он поправляет прядь за ухом, хочется посмотреть в какую-нибудь отражающую поверхность и проверить, нормально ли он выглядит. Не растрепались ли волосы, нет ли следов зубной пасты на лице, не выскочил ли внезапно прыщ на носу. Но Хёнджин с утра умывается начисто, со всякими пенками и гелями. Да и в целом у зеркала он торчит долго: закалывает выбивающиеся прядки невидимками, мажет губы гигиенической помадой, замазывает покраснения консилером. Он не может выглядеть как-то не так, но всё равно хочется проверить. Хотя Феликс никогда не обращал особого внимания на то, как Хёнджин выглядит. Он никогда не судил по внешности и никого не осуждал за ненадлежащий внешний вид, в его лексиконе в принципе нет выражения «ненадлежащий внешний вид». Феликс понимающий, добрый, милый парень, он тёплый и светлый, нежный и мягкий, лёгкий и смешной, но в то же время задумчивый и рассудительный. Если попросить, Хёнджин может бесконечно описывать характер Феликса, глаза Феликса, веснушки Феликса, улыбку Феликса, его плечи, руки, ноги, его всего. Но никто не просит, а Хёнджин не навязывается. — Хёнджин? И его голос. Если бы голос можно было нарисовать, у Хёнджина была бы целая папка таких рисунков. Он поворачивает голову в сторону Феликса, тот смотрит на свои пальцы, сцепленные в замок, и явно нервничает. Хёнджин предполагает, о чём будет разговор. Вчера ему позвонил Сынмин и сообщил, что Феликс знает о его художественных порывах. На вопрос Хёнджина «он сильно злится?», Сынмин тяжко вздохнул, ответил «господи, да поговорите вы уже наконец» и положил трубку. Видимо, Феликс решил поговорить. Сам же Хёнджин не знает, что сказать в своё оправдание. «Прости, что мне хочется опять с тобой общаться, но получается только рисовать тебя»? «Прости, что влюбился в тебя, а теперь не знаю, что с этим делать, поэтому рисую»? «Прости, что напугал тебя, просто хотелось показать тебе, насколько ты прекрасен»? Всё это звучало бы глупо и излишне драматично. — Мне понравились… то есть, нравятся твои рисунки, — Феликс лепечет тихо, теряясь в словах. Хёнджин моргает, глядя куда-то сквозь него. — Я… я собрал их в отдельную папку, смотрю на них периодически. Видно, как у тебя всё лучше и лучше получается. Феликс наконец-то поднимает глаза и улыбается до того смущённо, что у Хёнджина сжимается сердце. — Спасибо, — тихо говорит он. Он не знает, что ещё сказать. Ему хочется обнять Феликса. Просто обнять, ничего такого, обнять так, как они обнимались раньше, как друзья. Как те, кому друг на друга не плевать. Но Хёнджин сидит. Скоро придёт преподаватель, начнётся лекция, и они не смогут разговаривать. С одной стороны, тогда у Хёнджина не случится разговора с Феликсом в стиле «не лезь ко мне больше, пожалуйста». С другой стороны, у Хёнджина не случится разговора с Феликсом. Никакого. А так хочется хоть какой-нибудь. — Экзамены уже совсем скоро, — как будто не к месту говорит Феликс. Будто пытается говорить о чём угодно, лишь бы не развивать тему хёнджиновых художеств. — Ты готов? Не боишься? — Ты злишься на меня? — но Хёнджин задаёт вопрос в лоб. Смотрит на Феликса не мигая. Тот ковыряет ногти, снова опускает глаза. — За что? — За рисунки. — Нет. А я должен? Хёнджин рассматривает его, пытается понять, не скрывает ли Феликс каких-то своих эмоций, не соврал ли, чтобы… что-нибудь. Хёнджин пытается найти хоть что-нибудь, но Феликс слишком искренний. Хёнджин отводит взгляд. — Не знаю. Я не хотел быть навязчивым. Просто я… я начал рисовать в том году, когда мы… — так и хочется сказать «расстались», но они не встречались даже. Просто виделись и замечательно проводили время, пока Хёнджин всё не испортил своей влюблённостью. — Когда мы стали отдаляться. Феликс перевёл осторожный взгляд на Хёнджина, тот смотрит сквозь тетради на столе. — Я начал рисовать всякую фигню сначала, в интернете смотрел, что и как. Накупил всяких штук для рисования, потом записался на курсы. Всё лето ходил, и сейчас хожу. Мне говорят, у меня неплохо получается. — У тебя очень хорошо получается, — рот Феликса дёргает улыбкой. — Спасибо, — Хёнджин скромно улыбается, прикрывая глаза на секунду. — В общем, мы начали рисовать людей, и я… ну, рисовать тебя очень приятно. И мне захотелось поделиться с тобой тем, какое у меня увлечение сейчас. Показать, чем я занимаюсь, какие делаю успехи. Просто хотелось как-то… вернуться? Хёнджин поворачивается в сторону Феликса, тот смотрит на него с теплом и улыбается мягко. — Вернуться? — Да. Я… я, может быть, наверно… — ну же, ему просто надо сказать это. Просто надо сказать правду. Неужели это так сложно? — Я скучал. Это оказалось проще, чем Хёнджин думал. — Я скучаю по тебе, — повторяет он. Феликс молчит. — Я понимаю, это только мои проблемы. Я не надеюсь, что ты тоже по мне скучаешь, ведь у тебя есть другие друзья, и они клёвые. Хёнджин смотрит вперёд и видит, как Джисон, невозмутимо рассевшись на коленях Минхо, рассказывает какую-то историю, а Чонин с Сынмином слушают его с улыбками на лицах. Да, друзья у Феликса крутые. Да и у Хёнджина тоже. — И у тебя есть друзья, — Феликс усмехается, глядя туда же, куда и Хенджин. — А парень у тебя есть? Хёнджин хмурится. Разговор резко свернул куда-то не туда. — Эм… нет? — он смотрит на Феликса вопросительно, но тот не спешит отвечать на его немой вопрос «какого хрена, Ликс?» — У меня тоже, — улыбается Феликс и закусывает губу. Хёнджин не понимает, что происходит. Феликс вдруг закрывает глаза и на одном дыхании говорит: — Я просто подумал, что, если тебе интересно, мы могли бы сходить на свидание. Хёнджин совсем не понимает, что происходит. Он-то думал, что Феликс, будучи очень милым парнем, сначала похвалит его рисунки, чтобы не обидеть, а потом по-хорошему попросит его отвалить. Но Феликс снова его удивляет. Он открывает глаза и смотрит на Хёнджина со всей серьёзностью, на которую способен. — Хёнджин. Я понимаю, что это сейчас как-то странно или даже тупо… — Скорее странно. — Да, странно. Но… Я хотел пойти с тобой на свидание ещё на первом курсе. Но тогда я испугался того, что мне понравился парень, тем более такой, как ты. — Какой «такой»? — Ну… популярный. Красивый. Милый. Какой-то слишком прекрасный, не моего уровня. — О боже мой, — Хёнджин качает головой. — Ты точно обо мне говоришь? — Да. О тебе, — серьёзно отвечает Феликс, затем шутливо добавляет. — Правда, сейчас ты совсем не популярный, но это, я думаю, скорее плюс. — О да, ещё какой, — Хёнджин усмехается. Ладошки больше не потеют, сердце не стучит, волнение ушло. Это же просто Феликс. С ним всегда было легко и спокойно, и теперь они просто болтают, как будто не было того времени, когда они не общались. Но Хёнджин всегда держал его в поле зрения, как и Феликс держал его. Только Хёнджин этого не заметил, убедив себя, что Феликсу его внимание неприятно. — И ещё… — продолжает Феликс, он снова серьёзен. — Мне было страшно, что ты не поймёшь мои чувства. Я не хотел испортить дружбу, но в итоге всё испортил. — А я думал, это я, — мрачно усмехается Хёнджин. — Думал, ты заметил, как я себя веду рядом с тобой, смотрю на тебя и всё такое. Думал, ты испугался, что какой-то гейский гей запал на тебя. — Я не знал, что ты гей, — улыбается Феликс. — Теперь знаешь. — Я вообще не заметил, чтобы ты как-то по-особому себя вёл. Мне казалось, ты со всеми себя так ведёшь. Всем так улыбаешься, на всех так смотришь. Я думал, что ты… ну… непостоянный. И это тоже, знаешь, «помогло». Феликс забавно изображает кавычки и чуть закатывает глаза. — Но я влюблён в одного человека уже второй год, не думаю, что я непостоянный. Феликс, кажется, краснеет. — Да. Я теперь тоже так не думаю. И ничего не боюсь. Поэтому… да, я хочу пойти на свидание с тобой. Хочу быть рядом и просто… ну, ты же понимаешь, да? Хёнджин набирается смелости и кладёт ладонь на бедро Феликса. Просто чтобы успокоить, потому что этот лучик как-то по-особенному заволновался. — Феликс, — Хёнджин наклоняет голову, чтобы поймать взгляд Феликса. Он наклоняется и ловит, Феликс будто немного успокаивается. — Понимаю. Я тоже хочу на свидание с тобой. Но сначала, я… я хочу заново подружиться. Опять проводить с тобой время как друзья, как раньше. — Оу… ладно. — И не думай, что я тебя отшиваю, отказываю тебе или что-то вроде того. Ты мне нравишься. Очень. Мне просто нужно какое-то время, чтобы впустить тебя в свою жизнь обратно. — Боже, — улыбается Феликс. — Я и забыл, какой ты бываешь драматичный временами. Хёнджин драматично закатывает глаза. — Я согласен, — кивает Феликс. — Я немного поторопился со свиданием, но попробовать стоило. — Это точно. — Так что? Мы снова друзья? — Да. Мы снова друзья. Феликс помимо всего прочего, ещё и очень тактильный. Поэтому он тянется к Хёнджину обниматься, приговаривая на ухо: — Чёрт, ты не очень любишь обниматься, но… прости. — Всё нормально, ты – исключение, — отвечает Хёнджин в шею Феликса и обнимает его крепче. Тот коротко вздрагивает. Они молча обнимались секунд десять. Не очень много для двух влюблённых, но долго для двух одногруппников в аудитории, полной ожидающих преподавателя студентов. Но преимущество последнего ряда в том, что мало кто видит, что там происходит. И многим с утра в основном плевать на всё вокруг, но Хёнджин с Феликсом, разомкнув объятия, всё же оглянулись по сторонам. Единственные, кто следил за происходящим, оказались Минхо, Джисон, Сынмин и Чонин. И то они быстро отвернулись и начали изображать бурную беседу. — Ого, мы поговорили, — гордо звучит Феликс. — Словами через рот. Хёнджин улыбается. Внутри тепло, мягко и так хорошо. — Так, оказывается, тоже можно было. Кстати… — Хёнджин тянется к своему рюкзаку и достаёт оттуда очередной конверт. — Хотел отдать тебе после пары. Думал, что признаюсь заодно, но ты меня опередил. Феликс открывает конверт и достаёт оттуда плотный лист бумаги с рисунком акварелью. На этот раз это не лицо Феликса. Это две руки, которые держат веточки ромашек. Хёнджин видит: Феликс сразу узнал эти руки. Они сделали такое фото ещё давно, когда ходили гулять и нашли эти хрупкие нежные цветы. Тогда Хёнджин собрал для Феликса симпатичный микробукет, который можно было поставить разве что в рюмку вместо вазы. Хёнджин не знает, но Феликс тогда смотрел на этот букетик и улыбался, как дурак. Тогда у него и мысли не было, что Хёнджин мог собрать ему эти цветы не как другу. Феликс тогда ещё сам не понимал, что чувствует. — Это та фотка! — Феликс восхищённо улыбается. — Ты собрал мне букет, а я поставил его в рюмку. — Да, и прислал мне фотку этой рюмки с цветами, — усмехается Хёнджин. — Я думал, может нарисовать её. Но решил побыть романтичным. Феликс с неподдельным восторгом смотрит на рисунок, как ребёнок, получивший долгожданный подарок. Если бы сердце могло таять, оно у Хёнджина растаяло бы тут же. Вместо ответа он получает ещё одно объятие. На этот раз крепкое и короткое. Крепкое, потому что Феликс явно хотел показать всю свою благодарность. Короткое, потому что в аудиторию зашёл профессор. — Спасибо, — шепчет Феликс Хёнджину на ухо и отстраняется. Смотрит с этими искорками в глазах, с этой его хитрой довольной улыбкой, и Хёнджину лучше бы начать слушать объявления преподавателя насчёт предстоящего экзамена по его предмету, но Хёнджин на него даже не смотрит. Перед ним Феликс, и пока смотреть хочется только на него.***
— Так у тебя появился… парень? — Чан потирает шею, глядя на Феликса вопросительно. — И он придёт сюда? Они всей компанией собрались в баре. Экзамены позади, впереди каникулы, грех было всё это не отметить. — Он ещё не совсем мой парень, но в целом… да, — Феликс переживает, но старается этого не показывать. — Придёт он и его два друга. Чанбин с Чаном переглядываются. Сложно сказать, о чём они думают. Феликс говорил им, что раскрыл того художника, и на новость о том, что это парень, они отреагировали неоднозначно. Феликс не стал уточнять, что с этим парнем он начал плотно дружить, а в будущем хотел бы встречаться – дружить, как раньше, у них долго не получится, и так ясно куда всё идёт. Феликс в принципе не говорил Чану и Чанбину, что его привлекают парни. Он и Джисону с Минхо долго не говорил, созрел только на той неделе, хотя давно чувствовал, что они его осуждать точно не станут. Они и не стали, более того, они не выглядели удивлёнными. Минхо с улыбкой похлопал его по плечу, а Джисон без шуток сказал, что нет ничего плохого в том, чтобы влюбиться. Потом он обнял Феликса, а потом их обоих обнял Минхо. В тот момент Феликс убедился, что вокруг него правильные люди. Чан и Чанбин не были с ним настолько близки. Это были скорее друзья Джисона, но Феликсу нравится с ними общаться. Они классные и умные, они пишут музыку и выступают на всяких тусовках втроём с Джисоном, они знают, что такое дружба, и Феликсу безумно хочется быть их другом. Но истинной дружбы не получится, если он будет врать им, говоря, что Хёнджин просто его приятель. Дружбы не получится, если Чан и Чанбин будут иметь что-то против отношений двух парней, поэтому с этим надо разобраться, и Феликс решил сделать это сейчас. В баре, на каникулах. Рядом, если что, Минхо и Джисон, они поддержат, и Феликсу не так страшно, как могло бы быть без них. Но волнительно. — И… как вы к этому относитесь? — Смотря, что это за парень, — отвечает Чан уклончиво. Чанбин всё ещё молчит. Феликсу неловко, но Джисон кладёт ладонь на его спину, скользит к плечу, и становится легче. — Тот, который меня рисовал. — Бля… — тянет Чанбин, морщась. — Тот криповый сталкер? — Он не криповый! И не сталкер, — защищается Феликс. — Я же говорил, что мы с ним дружили на первом курсе. Я хорошо его знаю. — Но это жутко. Ты уверен, что у него дома нет какого-нибудь стрёмного алтаря с твоими фотками? — Чанбин смотрит на Чана в поисках поддержки. Чан смотрит на Феликса так, если бы старший брат смотрел на младшего, пока тот рассказывает, что какой-то дядя предлагал ему конфетку. — Уверен. Я был у него дома. — Ты уверен, что он… нормальный? — спрашивает Чан. — То есть, без заскоков? Без всяких жутких наклонностей? — Боже, — вздыхает Джисон. — Чуваки, вы написали столько песен про своих бывших девушек, почему это не крипово? — Это другое! — отвечают оба. — Это то же самое, — Феликс звучит жёстко. Его голос стал ниже, взгляд острее. — Я ему давно нравлюсь, и он никогда не вертелся около меня. Мы с ним дружили, но потом я его кинул, потому что испугался, что запал на него. А он после этого стал рисовать, и ему просто хотелось поделиться своими успехами со мной. Он скучал и таким вот образом восполнял недостаток нашего общения, это плохо? Окей, называйте это как хотите, но он не криповый. Он очень хороший, и… вы его не знаете. Вы и меня плохо знаете, и я всего лишь хочу, чтобы вы узнали меня получше, раз мы друзья. Вот и всё. И если вам что-то не нравится, если вы не хотите дружить с пидором, или как там ещё можно меня назвать, то идите нахер. Я всё сказал. Феликс скрещивает руки на груди и опускает горящий упрямый взгляд. Его немного трясёт. Немного от волнения, слегка от злости. Весь этот разговор какой-то странный, и, возможно, Феликс наговорил лишнего, но он сказал именно то, что хотел. Часть из этого он даже репетировал. Минхо кладёт руку на его плечи, теперь они с Джисоном охватили его в защитный кокон, в котором спокойно. Феликс дышит глубоко и медленно. — Ты чего? — первым голос подаёт Чан. Он улыбается, встаёт со своего места напротив Феликса и подходит к нему, Минхо сразу отсаживается на диванчике подальше от Феликса, чтобы на его место сел Чан. — Я хочу с тобой дружить, Ликс. В любом случае. Ты ж мне уже как брат! Чан притягивает его к себе одной рукой за шею и треплет волосы как-то действительно по-братски. — Мне плевать, с кем каждый из вас будет встречаться, это ваше личное дело. Главное, лишь бы вас не обижали, и вы б не обижали никого. Феликс улыбается с облегчением. Он обнимает Чана крепко, тот на секунду теряется, но на объятие отвечает так же. Феликс очень тактильный, все это знают. Чанбин хмыкает, затем поднимается со своего места и идёт к Феликсу. Джисон встаёт, уступая ему, и садится на освободившийся стул Чанбина. Рядом, на стуле Чана, уже сидит Минхо. — Я всё от Джисона жду таких новостей, а тут ты! — Слышь? — подаёт голос возмущённый Джисон, затем он добавляет куда тише: — Всему своё время. Минхо еле заметно усмехается, опустив голову. Чанбин, сев по другую сторону от Феликса, говорит: — А ты что-то прихерел. Посылаешь старших, а ну иди сюда… Чанбин так же, как и Чан, тянет Феликса к себе одной рукой, но по волосам треплет не так мягко. Он костяшками пальцев трёт его макушку, а Феликс хихикает и вырывается. — Неужели ты думал, что мы своих так запросто бросаем, а? — Чанбин мучает его до тех пор, пока не слышит голос. — Эм, Феликс? Все пятеро обращают внимание на пришедших: Хёнджин стоит чуть впереди, он как-то настороженно смотрит на Чанбина, позади стоит улыбающийся Сынмин и Чонин, с любопытством оглядывающийся по сторонам, будто он впервые в баре. — Это Хёнджин! — Феликс кое-как вырывается из хватки Чанбина, но его рука всё ещё на плечах Феликса, а рука Чана на его спине. — Мой па… друг. Чанбин наклоняется к уху Феликса и шутливо говорит: — А он красавчик! Феликс пихает Чанбина в бок локтем, тот морщится, но смеётся. Чан встаёт с места и первым протягивает Хёнджину руку. — Бан Чан. Друг Феликса. Хёнджин протягивает руку в ответ. — Хван Хёнджин. Феликс уже сказал, кто я. — Приятно познакомиться, — Чан с добрейшей улыбкой пожимает Хёнджину руку и ласковейшим голосом говорит: — Но если ты хоть немного обидишь Ликси, тебе пиздец. Феликс округляет глаза, смотрит сначала на Минхо, который морщится, потом на Джисона, который хорошенько прикладывается ладошкой ко лбу. Но Хёнджин, не прекращая рукопожатие, улыбается куда более искренне. — А Феликс мне говорил, что ты как мама-медведица. Теперь Феликс прикладывается ладошкой. Чан смеётся. — Правда? Мне больше нравится думать, что я как альфа-волк, но мама-медведица тоже неплохо. Они оба посмеиваются, а Чанбин, между тем, вклинивается между ними. — Со Чанбин, — он выглядит серьёзным, когда тянет Хёнджину руку. Хёнджин тянет руку теперь ему. — Хван Хёнджин. — У тебя же нет какого-нибудь стрёмного алтаря с фотками Феликса? — на всякий случай спрашивает Чанбин. Тут уже Минхо не выдерживает, его ладошка звонко шлёпается о лоб, а Чанбину летит гневное: — Эй! — от Феликса. В целом, ничего другого ожидать не приходилось. Парни познакомились с Сынмином и Чонином, принесли ещё стульев, уселись за стол плотно, но уютно. Заказали кучу еды, кучу напитков. И сначала новеньким было неловко, но несколько рюмок соджу за знакомство всё урегулировали. Через пару часов всем было куда комфортнее. Чанбин с Сынмином завели разговор сначала об учёбе – всё по классике. Потом они заговорили об экономической ситуации в мире, обсудили вопросы социального неравенства, потом каким-то образом перескочили на тему творчества Кендрика Ламара, а затем как-то резко заболтались о разводе Ким Кардашьян и Канье Уэста. Причём оба говорили так быстро, что Феликс, во-первых, удивился, что Сынмин так может – в способностях Чанбина он даже не сомневался, – а, во-вторых, потерялся в темах и вовсе перестал их слушать. Очень интересным собеседником для Феликса неожиданно оказался Чонин. Приятный малый. Но наблюдать за тем, как вокруг него крутится Чан, было смешно и это отвлекало. А закрутился он, потому что узнал, что Чонин среди всех самый младший, да и в баре он впервые. Поэтому Чан, как самая главная мама-медведица, взял на себя ответственность следить, чтобы младшенький сильно не напился и не потерялся где-нибудь. В итоге недооценивший его и переоценивший себя Чан опьянел раньше всех, и уже Чонин следил за ним, хихикая, когда тот нечаянно путался в словах и извинялся в воздух. Ближе к полуночи Феликс с Хёнджином, привалившись друг к другу, сидели в одном углу дивана. В другом углу, как это обычно бывает на всех сборищах, забились Джисон с Минхо. Сначала, конечно, они участвовали в общем разговоре: Джисон смеялся, травил байки, активно дискутировал с Чанбином и Сынмином, внёс нехилую лепту в процесс спаивания Чана, провёл допрос Хёнджину – в общем, много чего успел. А Минхо, как всегда, особо не отсвечивал. Слушал Джисона, смотрел на Джисона, подкалывал Джисона, подкалывал Феликса, внезапно заболтался с Хёнджином и начал подкалывать его – значит, принял. И Джисон, и Минхо занимались своими делами, но в конечном счёте они, слегка пьяненькие, уселись в угол диванчика и включили какое-то видео на ютубе. Феликс уже привык, что Джисон и Минхо не тусят до последнего, как Чанбин и Чан. Феликс чаще предпочитает веселиться с хёнами, но сейчас ему хочется просто сидеть с Хёнджином и не двигаться. Тем более, без него явно никто не скучает: у Джисона с Минхо есть телефон и одни на двоих наушники, Чан с Чонином пошли в пляс, а Чанбин с Сынмином пьют за светлую память Тупака Шакура. — Как тебе мои друзья? Хёнджин улыбается. — Я был уверен, что они крутые. У тебя других и не могло быть. Феликс мягко подпихивает плечо Хёнджина своим, а затем укладывает на него голову. — Только, честно говоря, я не был уверен, что мои найдут с твоими общий язык, но… — Хёнджин расслабленно смотрит на Сынмина и Чанбина. Те с хип-хопа уже перешли на рок и теперь бойко обсуждают какого-то крутого гитариста. — Я смотрю на этих двоих и вообще не понимаю, на каком они языке говорят. — Я тоже, — смеётся Феликс. — А на тех посмотри. Он кивает в сторону танцующей толпы народа, Хёнджин переводит взгляд туда. Там Чонин, он честно пытается танцевать, но у него плохо получается, ведь он, чуть ли не сгибаясь пополам, заливисто смеётся: Чан дурачится, танцует совершенно нелепо, прямо как дед. — О боже мой, — Хёнджин усмехается, смотрит на Феликса. — И его я боялся больше остальных… — Чан-хёна? — Феликс фыркает. — Он и мухи не обидит. Но лучше его не злить. На всякий случай. — Понял, — Хёнджин, делая мысленные пометки, кивает, затем осторожно наклоняет голову в сторону Джисона и Минхо. — А они? Феликс бросает взгляд в сторону друзей. Они сидят примерно в такой же позе, что и Феликс с Хёнджином, Джисон тоже положил голову на плечо Минхо. Но Минхо, к тому же, расслабленно обнимает Джисона за пояс. Оба смотрят на экран и одновременно улыбаются. — А что с ними? — Я понять не могу… они встречаются? Феликс пожимает плечами. — Вроде нет. Феликс никогда не думал об этом. То есть, да, между его друзьями всегда была какая-то особая непонятная связь, – они же сто лет друг друга знают, – но Феликс тему их взаимоотношений в своих мыслях никогда не развивал. Тут со своими бы разобраться. — А мы? — вдруг спрашивает Хёнджин, словно читая его мысли. Феликс на автомате косит под дурачка: — А что мы? — Не прикидывайся, — Хёнджин с улыбкой прищуривается. — Ты знаешь, о чём я. Феликс знает. Он думает об этом с тех пор, как они возобновили общение. Не то чтобы это было очень давно, но достаточно, чтобы голова начала идти кругом. Феликс влюблён, и теперь это железно. Он хочет обнимать Хёнджина дольше десяти секунд, он хочет целовать его щёки, губы, шею. Он хочет дать ему какое-нибудь милое прозвище, хочет держать его за руку, пока они смотрят кино. Феликс много чего хочет с ним. В конце концов, Феликс просто его хочет. Он поднимает голову с плеча Хёнджина и садится прямо. — Ты сам сказал, что тебе нужно время, — он моргает пару раз, наблюдая за эмоциями на лице Хёнджина. Тот смотрит прямо перед собой, куда-то в сторону Чана с Чонином, делает вид, что не замечает, как Феликс на него вылупился. — И я понимаю это. Я это принял. Поэтому, если хочешь… То есть, если ты готов, то… Короче, я тебе предлагать встречаться не буду. Я уже предлагал, теперь давай сам. Хёнджин хитренько ухмыляется, тянется к своему рюкзаку и кладёт его на колени. Феликс хмурится: нашёл же он время ковыряться в своих вещах! Но Хёнджин ковыряется недолго. Он достаёт оттуда конверт. — Опять? — Что, уже устал от них? — подначивает Хёнджин, Феликс мотает головой. — Ни в коем случае! — Тогда открывай. Я вчера нарисовал. — Ладно… — Феликс осторожно вскрывает конверт, сердце начитает трепетно постукивать, когда он видит аккуратный карандашный рисунок с акцентами в виде пятен акварели пастельных тонов. — Вау… На рисунке два человека. Тот, что повыше, обнимает того, что пониже, за талию, прижимает его к себе, – они целуются. Это не выглядит чем-то развязным и пошлым, это выглядит довольно утончённо и трогательно. — Очень красиво, — почти шепчет Феликс. Хёнджин наклоняется поближе, чтобы слышать его. Они хоть и сидят на отшибе бара, но музыку всё равно слышно хорошо. — А это… Феликс приглядывается. Два человека – это два парня. Его щёки моментально розовеют, когда он понимает, что у парня повыше светлые волосы длиной до плеч, а у парня пониже виднеются веснушки. — Это? — Феликс поворачивается к Хёнджину, их лица совсем близко. — Мы, — он смущённо улыбается, глядя Феликсу в глаза. Они сидят так несколько секунд, Феликс слушает биение своего бедного сердечка, не может сказать ни слова. Он волнуется, но, тем не менее, наслаждается моментом. Хёнджин отводит взгляд первым, смотрит на картинку и, запинаясь, говорит: — Т-там на обратной стороне… Там есть кое-что. Феликс поворачивает листок и читает: это можем быть мы, если ты ещё не передумал. — Так ты уже сказал, что это мы, — усмехается Феликс и возвращает свой влюблённый взгляд Хёнджину. — Да. Но… — тот неловко чешет затылок, глядя на рисунок. — Это мы, но это мы в будущем, если ты… Если ты всё ещё хочешь пойти со мной на свидание. Последняя часть прозвучала на одном дыхании. Хёнджин поднимает глаза, видит тот самый взгляд Феликса и, казалось бы, смущаться сильнее уже нельзя. Непонятно только, почему он смущается? Почему переживает? Для Феликса очевидно, что их дружеские отношения рано или поздно перейдут в статус романтических. Он может и поторопился, когда после их долгого перерыва сразу поднял тему отношений, но сейчас он в своих намерениях уверен. Для Феликса очевидно, но, кажется, не для Хёнджина: он смотрит в ожидании ответа. А Феликс смотрит по сторонам, и спасибо Чану, что забронировал на всех удачное место. Столиков вокруг немного, а те, что есть, пустые – люди либо пошли по другим барам на второй круг, либо ушли на танцпол. Сынмин и Чанбин, кстати, тоже уже там, они прыгают и орут под живую музыку с Чаном и Чонином. Минхо с Джисоном всё так же сидят в своём пузыре из наушников и ютуба и плевать они хотели на происходящее вокруг. Феликс ещё раз смотрит на надпись на обороте листа. Это можем быть мы, если ты ещё не передумал. Конечно, не передумал, — мысленно отвечает Феликс. Хёнджин наклоняется ещё ближе, Феликс чувствует его запах, такой приятный, сладкий и терпкий одновременно. — Феликс?.. Он называет его по имени, просто чтобы получить ответ на свой вопрос. Но вместо слов Феликс поднимает голову и сокращает эти несчастные сантиметры между ними, чтобы коснуться этих губ своими невесомо, без напора и силы. Просто коснуться, потому что так давно хотелось. Так давно, что теперь от этого лёгкого касания по телу разливается тепло и внутри всё сводит нежностью. — Я знаю, ты не любишь обниматься, — тихо говорит Феликс в его губы. — А что насчёт поцелуев? Хёнджин улыбается, отвечает негромко. — То же, что и с объятиями. Ты исключение. Феликса такой ответ устраивает. Тем более, что Хёнджин закрепляет его ответным поцелуем с чуть большим напором. И всё это кажется таким правильным. Всё, как и должно быть. Всему своё время.***
Ни Хёнджин, ни Феликс, увлёкшись друг другом, не слышат тихое: — Хани, идём танцевать. — Что? — Танцевать, говорю, идём. Джисон так удобно уселся, но Минхо, как обычно, портит всю малину. — Зачем? — он щенячьими глазками смотрит на друга, затем отслеживает направление его взгляда и его глаза округляются. Наконец-то! В уголке, закрывшись от посторонних глаз, Феликс обнимает Хёнджина за шею, у него в руках какой-то листок, на полу около них валяется открытый конверт. Они целуются до того интимно, что даже неловко. Но Джисон умиляется. — Они такие милые... Минхо вытаскивает наушник из уха Джисона и убирает телефон в карман своей куртки. Затем он встаёт, берёт ладонь Джисона в свою и: — Не будем им мешать, — утягивает его за собой к танцующей толпе. У Джисона перед глазами всё ещё стоит картинка этих двух влюблёнышей. Они милые, правда. Они достойны счастья друг с другом, и Джисон совсем им не завидует! Когда-нибудь у меня тоже так будет, — думает он, сжимая ладонь Минхо, пока послушно идёт за ним вглубь танцпола. — Да, всему своё время.