Рагу с тыквой и овощами

У Мучо с колонии выработалось несколько хороших привычек: просыпаться в сраную рань до будильника, просыпаться от любого подозрительного и не очень шороха-шума и с закрытыми глазами пиздить юных самоубийц, предпочитающих по-крысиному нападать ночью, а не забивать стрелку. Харучие не понимает, как же ему повезло, что Мучо не ебнул его случайно. Санзу вертлявый, еще бормочет во сне неразборчивую нелепицу, тычется в Мучо всеми конечностями, лезет под бок. Ясухиро, в общем-то, не жаловался, но к громкому сопению прямо на ухо и чужим волосам на лице он привыкал долго. Еще дольше привыкал к тому, что Санзу во сне залазил на него, как на футон, и слюнявил шею. Но это ладно. Мелочи жизни. Сегодня Мучо проснулся, потому что его горе-любовник пытался бесшумно выйти, запутался в электрическом одеяле, ебнулся, матюкнулся и босыми ногами — громко! — зашлепал на кухню. — Блять, Санзу… У Харучие дар создавать мелкие неприятности. А еще он при всем его компактном теле много ест, а Мучо ведь поначалу думал, что Санзу наоборот недоедает, поэтому закармливал его (и сейчас продолжает закармливать). Во всей умной терминологии Мучо не разбирался, никто из янки послушно на уроках не сидит, но услышал краем уха, запомнил, потом выдал с лицом ученого: у Хару быстрый метаболизм, во! Поэтому жрет и остается тощим. И сейчас он, забравшись с голыми ногами на стул, хомячит что-то, повернувшись к коридорчику спиной. Мучо бесшумно подошел сзади, заглянул через плечо: Хару разделывал сырую тыкву. — Санзу, блять! Харучие вскинул голову, облизнул губы (Мучо зациклился на губах дольше положенного; не думать не думать не думать об этом, а то снова придется запираться в ванне и спускать в кулачок) — Опять ешь холодное. — Что? — маленький гремлин демонстративно откусывает кусок тыквы. — Я есть хочу. Мучо ворчит, Мучо отбирает корнеплод? овощ? что это вообще такое? у Санзу, отпихивает его от холодильника, роется там. Обычно у них готовит Мучо, Санзу съедает всё на этапе резки и мытья. Ясухиро старается резать быстро. Харучие лезет под руку, пытается утянуть кусочек с разделочной доски. Мучо раздраженно шлепает Хару по ягодицам. Еще бы на Харучие это хоть немного действовало… — Разогрей сковородку. Санзу отвлекается ненадолго. Мучо умело орудует ножом, чуть не срезает чужой палец, пытается пихнуть Санзу ногой, но тот, зараза мелкая, уворачивается. Хорошо, что Санзу пока не пытается утянуть сырое мясо, только морковку там, фасоль, лук (Мучо ненавидит лук, он не будет целоваться с Санзу, если тот ест лук). Когда Хару окончательно заебывает мурчанием на ухо, Мучо достает заначку в виде маленьких шоколадных батончиков и приказом-просьбой усаживает на стул. Санзу снова залазит на него с ногами, прижимает узкие коленки к груди, растянутой толстовкой (на минуточку, толстовка честно украдена с плеча Ясухиро) прячет эти коленки. Санзу похож сейчас на тканевый мешочек, только растрепанная светлая макушка торчит из-под серого капюшона. Готовит Мучо быстро. Тушит мясо, кидает на сковородку фасоль и другие мелко нашинкованные овощи. А потом вываливает всё содержимое сковороды в глубокую миску-тарелку, ставит перед Хару — это ему меньше чем на полдня, если не съест всё за ночь. С Хару станется. Мучо целует его в висок, снимает фартук (Санзу говорит, что фартук на голом торсе Мучо — самое лучшее, что случалось видеть Санзу в Томане) и идет досыпать. Четыре, блять, часа утра. И всё равно просыпается, когда Санзу лезет к нему под бок, упирается замерзшими стопами в чужую голень, сопит опять. Мучо сгребает его к себе поближе, ждет, когда Санзу «загнездуется», найдет самую странную позу и, разморенный ночным перекусом, наконец-то уснет. Утром Мучо даже проигнорирует тот факт, что Санзу снова спал с открытым ртом и заслюнявил ему грудь. Привык же.