Это лето.

Последний день лагерной смены подобрался ко всем незаметно. Будто она началась совсем недавно. Однако всему в один миг наступает конец. В тот день не было ранних подъёмов или же зарядки, все бегали по лагерю, даря друзьям, которых обрели за двадцать одни сутки, какие-то памятные сувениры, договариваясь обязательно погулять в городе. Конечно, большинство понимало, что в ближайшие месяцы их общение скорее всего сойдёт на “нет”, и всё же эти слова прощаний, объятия и фенечки, что красовались теперь на запястьях многих, были в удовольствие каждому. Хотелось, чтобы смена не заканчивалась. Об этом мечтал каждый, однако, вероятно, в большей степени об окончании сожалел Шастун. Он ходил мрачнее тучи, выискивая своего вожатого, единственного, из-за кого эта поездка приобрела настолько яркие и красочные воспоминания. Они познакомились в первый же час и с каждым последующим всё больше сближались. Попов нередко заглядывал в комнату к пареньку и его соседям после отбоя, общаясь с кудрявым мальчиком до глубокой ночи, пока сожители сидели в других блоках, ведь их главный разрешал, намереваясь побыть наедине, без посторонних. Время шло, а их привязанность друг к другу становилась всё крепче и дошла до того, что в одну минуту младший осознал, что влюблён. Сильно и бесповоротно, но что делать с этим? — Тош! — Голос окликнул откуда-то сзади, вырывая подростка из своих мыслей. Арсений Сергеевич собственной персоной. Зеленоглазый торопливо развернулся, направляя свои глаза в его голубые, напоминающие в этот момент самое спокойное море, безветренное. — Я искал тебя. — Антоша подошёл ближе, обнимая старшего, прижимаясь лбом к его плечам и поглаживая по спине чуть влажными от волнения ладонями. Рядом с ним сердце билось чаще, так, что создавалось впечатление, словно и не у него одного, но это всё ерунда. Ведь не может Арс быть неравнодушен к мальчишке? Юноша рассуждал об этом не раз. Каждый раз, пока девятнадцатилетний ещё был на планёрке, а он лежал в своей комнате в наушниках, в голове прокручивались сцены с участием двоих, и мозг раз за разом дорисовывал то, что после раздумий казалось глупым — взаимную симпатию. — Дай руку. — Приказной тон; Арсений пользовался им часто, но из его уст он звучал донельзя приятно. Повторять дважды не приходилось никогда, Шаст доверял, он вылез из объятий, протягивая руку ладонью вверх, и на неё спустя всего пару мгновений была повязана фенечка синего цвета. Лицо Антона показывало всю радость от этого события, он был счастлив из-за того, что его любимый человек захотел сделать ему подарок на прощание. — Это на память. Не знаю, встретимся ли мы ещё, но с ней, — взгляд Попова упал на левую кисть подростка, — я всегда буду рядом. Уголки губ приподнялись, а на душе была исключительно боль. Темноволосый верил, что сможет сохранить контакт с этим "ребёнком", однако чувствовал, что любая связь будет оборвана — может, и не завтра, но это придёт к завершению. Его сердце колотилось с бешеной скоростью, а зрачки метались по глазнице, рассматривая черты внешности стоящего напротив, запоминая каждую деталь этого худого будущего девятиклассника, немного неловкого, но такого красивого и уже такого родного. Попов хотел сказать о своих чувствах к парню уже на протяжении недели. Просыпаясь утром, он каждый раз твердил себе, что пора, сегодня он наверняка признается, но время не щадит, оно заканчивается, вынуждая этих двоих расставаться, оставляя только образ в памяти. — Как думаешь, мы ещё увидимся? — тихо спрашивает Шастун, прокручивая фенечку на руке. Его глаза опущены куда-то в пол, он боится услышать ответ, но, с другой стороны, очень хочет знать, есть ли у него шансы. — Видно будет, Тох, но я очень на это надеюсь. — Попов лишь аккуратно ведёт пальцами по щеке пятнадцатилетнего, тянется к волосам, чуть взъерошивает и уходит. Покидает на неизвестно сколько. — Ты мне нравишься, — почти шёпотом говорит один уже в пустоту и совсем не слышит “я влюблён в тебя” от удаляющейся всё дальше фигуры.