Выше крыши

Солнце нагревает кожу Минхо, но он не в состоянии обращать внимание на солнце, когда тут Чонин задаёт ему жару. Металлическая сетка, огораживающая край крыши, дрожит от каждого толчка Чонина. Её перекрещенные проволоки впиваются в ладони Минхо. Галстук Чонина туго затянут на его запястьях и привязан к сетке, поэтому она стала единственным за что Минхо мог держаться. Он хватался пальцами за проволоку не смотря на то, что она впивалась в его кожу и оставляла красные следы. Минхо резко втянул воздух, контролируя свой голос, тяжело дыша. Каждая его попытка оглянуться через плечо и умолять Чонина замедлить темп, дать ему передышку, заканчивалась тем, что младший толкал его голову обратно и продолжал трахать его ещё глубже, будто издеваясь, дразня его. Несколько этажей ниже Минхо университетский двор был в основном пуст. Большинство студентов или сидели в классах или отдыхали в общежитиях. Но, всё равно, сердце Минхо колотилось, когда он внимательно высматривал любой намёк на движение внизу под ними. Незапертая дверь позади их потных тел тоже напрягала его. Чонин просунул руку под его расстёгнутую рубашку, пальцами едва касаясь сосков, потом внезапно ущипнул. Минхо сразу же прикусил губу, чтобы заглушить стон, рвущийся из горла, но, звук всё же частично прорвался, хоть и приглушённый. — Пожалуйста, о-остановись, Инни, — выдохнул он, прислоняясь лбом к металлической ограде. И его глаза тут же закатываются, потому что Чонин вбивается в него, попадая по простате. — Всего на м-минутку, м-мхм! Позволь мне передохнуть, ах! Минуту! — Я так не думаю, хён, — последовал ответ. Чонин говорил спокойно и твердо, но от Минхо не укрылось то, как его голос слегка дрогнул в конце. — Разве ты перестал меня трогать в столовой, когда я тебя просил, хён? — Когда Минхо помотал головой, Чонин толкнулся в него ещё жёстче. — Правильно, не перестал. Так что сейчас принимай своё наказание, как хороший хён, и перестань ныть. Слезы собирались в уголках глаз Минхо — его крыло от чрезмерной чувствительности. Его мозг практически превратился в желе, никаких мыслей, кроме: «Это чересчур. Слишком хорошо. Остановись. Ещё. Чонин!» Он пытался быть тише, когда всхлипывал и большие слезинки скатывались по его щекам. Внизу, под его членом была лужа его собственной спермы — напоминание о предыдущих трёх раундах. Его бёдра дрожали, когда он вспоминал о том, как Чонин трахнул его, лежащего на спине, стоящего на четвереньках и, на коленях Чонина, развернув спиной к своей груди и широко разведя его ноги. Потом Чонин поднял его с земли, несмотря на то, что его трясло и он умолял: «Остановись. Прости. Я больше не буду», толкнул его к ограждению, где кто угодно снизу мог увидеть его, сто́ит только посмотреть наверх и привязал его руки к этому ограждению. Минхо не знал, сто́ит ли ему сожалеть о том, что он трогал Чонина в столовой. Младший просил его перестать, очень вежливо просил. Может, для их друзей Чонин и выглядел милым и застенчивым младшеньким: его тихий голос и порозовевшие щёки, когда он говорил Минхо: «Наберись терпения, хён, у нас в распоряжении будет вечер.» Но, они не знали этого Чонина, этого монстра с охуенно сильными бёдрами, который заставил Минхо кончить уже три раза, в то время, как сам он не кончил ни разу. Минхо не знал, стоило ли ему тогда послушаться или нет, но он не мог задумываться над своими действиями сейчас, когда Чонин вколачивался в него, задевая простату. Чонин подхватывает его ногу под бедром и поднимает её, открывая себе больше доступа, доставая глубже, до той самой точки каждым толчком, и Минхо плачет, плачет, всхлипывает, уткнувшись в свои руки, и кончает. — Тебе лучше быть потише, хён, — предупредил Чонин, потянув его за волосы. Всё тело Минхо тряслось, он обмяк в крепкой хватке Чонина, но тот удержал его на месте. Видимо четырёх оргазмов хёна оказалось для него достаточно, потому что он наконец-то наклоняется к Минхо и рычит ему в ухо: «Я уже скоро, хён.» Минхо смог только прерывисто вздохнуть. Он зашипел, потому что ему всё ещё приходилось терпеть чрезмерную чувствительность, до тех пор, пока его драгоценный младший наконец-то кончит в резинку, замедляя движения. Чонин сначала отвязал руки Минхо, потом вышел из него. Он усадил Минхо на его пиджак, который расстелил на полу чуть раньше, отдал старшему его штаны и бельё, потом отчистил их обоих. Минхо сидел с закрытыми глазами, его ещё немного трясло и он тяжело дышал. Боже, это было… нечто. Чонин застёгивал ремень, когда Минхо наконец-то открыл глаза. Щёки Чонина раскраснелись, а жёсткий взгляд смягчился послеоргазменной негой. Он улыбнулся Минхо, потом нагнулся так, что их лица оказались на одном уровне. — Как дела, хён? Минхо недовольно нахмурился и легонько ударил его в плечо, это заставило младшего захихикать. — О, да так, ничего такого. Только что кончил четыре раза. На крыше. В универе. Из-за одного конкретного донсена. Чонин смущённо улыбнулся: — Ты в порядке? Минхо вскинул бровь: — Сейчас ты прикидываешься скромником? Ты был монстром совсем недавно! — произнёс он в неверии. — Ага, — Чонин мягко засмеялся, застенчиво почёсывая шевелюру. Минхо закатил глаза, но, не смог скрыть улыбки. — Ты будто абсолютно другой человек, Ян Чонин. Сейчас ты весь такой милый и застенчивый донсен. Ты всех одурачил. — Хм, я и есть милый и застенчивый донсен, — хмыкнул Чонин, присаживаясь рядом. Внезапно он обхватил лицо Минхо и развернул к себе так, чтобы встретиться с ним взглядом. — Но, я уверен — ты запомнишь, что я могу сделать, если ты не будешь паинькой, правда, хён? От низкого голоса Чонина по позвоночнику Минхо пробежал холодок, и он простонал: — О, боже…