Цветок мака в детской лопатке или любви все возрасты покорны.

Сколько Алан себя помнил, на заднем дворе его дома всегда росли маки. Яркие, прямо как праздничные фонарики, их было очень легко разглядеть среди других цветов. В отличие от тех, они были проще и нравились малышу намного больше остальных. В то время, как все те лилии и розы, за которыми так трепетно ухаживала его мать, абсолютно не привлекали мальчишку. Другое дело маки. Красновато-алые, иногда и рыжеватые цветы, с тонкими лепестками и темными серединками. Такие трепетные на вид, но очень стойкие дикие растения, они как будто светились на солнце, слабо пропуская через себя его свет. А если прислушаться, от них можно было учуять травянистый аромат. Такой лёгкий, словно цветущий луг или первая весенняя трава, слегка сладковатый и очень приятный, по мнению мальчишки, запах. Который, кстати, абсолютно не походил на духи "красный мак", что стояли на полках магазина и словно "забивали нос" своим ярким экзотическим ароматом. Вот только духи эти очень нравились его матери, а маки - наоборот. Ухаживая за своими клумбами, женщина постоянно на них ругалась и называла сорняками. – Мама, мама! Почему ты так не любишь маки!? Они же совсем не плохие..– в недоумении спрашивал Алан, стоя позади. Ему всегда нравился сад, нравилось смотреть, как мама приводит клумбы в порядок, но ещё больше ему нравились маки. – Мама, маки хорошие, я очень-очень их люблю. Мамуля, не трогай их, пожалуйста.– просил жалобно мальчонка, ему всегда было так жалко этот красивый сорняк. А мама, что же она здесь поделает? Ведь убрав парочку несчастных маков из клумбы, непременно обречет сынишку на слёзы. Он часто плакал, очень любил всё в этом мире, постоянно ко всему привязывался и жалел, проливая свои искренние слёзы понапрасну. Да и стоит ли рушить такое маленькое детское счастье? Всего шесть лет мальчишке, он ещё совсем мал, он смотрит на этот мир и его светлые глаза сияют счастьем. Он ещё столько всего не знает и от того так звонко смеётся, казалось бы, по мелочам. Он совсем не знает, что будет дальше, он спешит навстречу к этому миру, не замечая всех его опасностей. Он так сильно любит маки и даже не подозревает, что этот свежий полевой цветок в один миг обернется настоящим кошмаром. Он ничего не знает и потому так счастливо улыбается по утрам. Ведь ещё больше маков мальчик дорожит Лиамом. Тот его самый близкий друг, уже три года они не разлей вода. В садике всегда вместе, у кого ни спроси, Алан всегда будет рядом с Лиамом, а Лиам - с Аланом. Их шкафчики в раздевалке непременно рядом. Такие небольшие, деревянные, с дверцами жёлтого цвета, прямо как солнце! У Лиама на шкафчике нарисован большой рыжий кот, что выпучив зелёные глаза, размахивает пушистым хвостом в полоску. У Алана - пятнистая собака, долматинец, высунувший из пасти розовый язык. Его мама рисовала, она у мальчика - художник, она и не таких животных рисует! Доброй души женщина помогла детскому садику расписать стены и шкафчики на радость детям. –А знаешь, Лиам, это моя мама рисовала, правда-правда!– он ей очень гордится. В первый день в детском саду Алан непременно рассказал об этом всем, так что уже к вечеру, пришедшей за ним женщине, все вокруг делали комплименты. Она улыбалась. Конечно в первую очередь парнишка поделился с лучшим другом, он тоже улыбался, ему так понравились картинки тётушки. А Алану так нравилась его улыбка. Обед. На каждом обеде, и на ужине, и на завтраке они тоже сидели рядом. Так часто смеялись, что воспитателю приходилось сидеть позади. – Тссс, пока я ем, я глух и нем!– сколько раз они слышали эту фразу. И всегда доедали всё до последней крошки. Еда в садике была очень вкусной. Хлеб мягкий, теплый, насыщенный суп только-только с плиты и вязкий сладкий кисель. Расписная посуда, простенькие мотивы сказок и мультфильмов разворачивались на дне тарелок. Граненые стаканы поблескивали на солнце. А сразу после обеда наступал сон час. Даже тут парни снова были вмести. Ведь их кровати, расположенные в ряд, были плотно придвинуты друг к другу. Они не спали. Какой глупец вообще спит? Все так думали, дети ещё, не сильно устают, им бы горы свернуть и пересчитать всех бабочек на площадке, а спать - совсем другое дело. Пока воспитательница читала книгу вслух, они шептались между собой, им совсем не было дела до других. –Слушай, а что ты любишь больше всего на свете?– тихонечко спросил Лиам. –Маму.– честно отвечает малыш. –А ещё?– никак не унимается первый, ему интересно, он чего-то ждёт. –Ещё, ещё я люблю маки!– он уверен в своих словах. –А ты? Что ты любишь, Лиам?– интересуется в ответ еле слышно. Это только их разговор, тонкие детские голоса не доносятся больше ни до кого, кажутся шорохом одеяла или громким дыханием. –Тебя люблю.– смущённо отвечает тот. Пухлые детские щеки покрывает пелена румянца. Они совсем не придают этому значения. Им так легко бескорыстно говорить друг другу такие чистые слова. С того разговора прошла уже неделя, он совсем не отложился в их памяти. Такой же простой, как и все остальные за те три года. Такой же чистый, мимолётный, они говорят лишь то, что лежит на душе, не сильно думая над этим. Они - дети, а их слова, словно открытая книга говорят о них всю правду. Они сами говорят всю правду о себе, они не скрывают, им не за чем. Если любить, то от чистого сердца, если плакать, то так же открыто. Правду говорят, никто так сильно не любит, как дети и никакая любовь не пойдет в сравнение с их. Пока мысли и намерения чисты, пока души свежи и открыты, а улыбка ярко сияет, их сердца цветут. Вот только все цветы имеют свойство вянуть, самое естественное для них. Лиам любит Алана, давно, уже пол года точно. Да и кажется, всегда любил, сколько его знает. Ему мила того улыбка, любы все его идеи и объятия его кажутся самыми тёплыми на свете. Мальчишке так хочется показать тому самую большую бабочку во дворе и подарить другу весь этот удивительный мир. Нарвать самых ярких маков и проводить рядом дни напролет. Именно так светло и бережно, вот какая у него любовь. Он сам не знает своих чувств, сам их не понимает. Что уж там, не каждый взрослый может себя понять, а ему то всего пять с половиной. Мальчишка ещё так мал. Вот только сердце его уже бьётся намного чаще рядом с Аланом. –Мама, а что такое любовь?– спрашивает он, засыпая, пока та читает ему сказку. – Любовь, милый мой мальчик, – есть самое светлое чувство! Твое сердце словно цветет и ты так хочешь всё время быть рядом с одним только человеком. Постоянно его видеть, дарить ему самые лучшие цветы. Это сложное чувство, я не смогу сказать тебе точно. Но ты обязательно поймёшь, когда полюбишь и, знаешь, я уверена, Лиам, она будет прекрасной девушкой. – женщина улыбается и нежно гладит сына по голове. – Значит, я люблю Алана. – он так уверен в своих словах, улыбается и смотрит на мать, ища поддержки. – Нет-нет, глупыш, он же мальчик, ты не можешь его любить. – мягко поправляет она, тихо смеясь. Глупый малыш, наверняка думает женщина. Тем временем идут дни, всё так же как и прежде, ребята видятся каждый день. Лиам все так же любит Алана всей душой, всем своим большим сердцем. Там внутри хватит места для всех, но для Алана было отведено особенное. Там внутри большого любящего сердца проростают маки. Красновато-алые, иногда и рыжеватые цветы, с тонкими лепестками и темными серединками. Их гибкие стебли плотны и сплошь покрыты тонкими колючими ворсинками. Такие тонкие и зелёные, с маковками на верху, они обвивают всё внутри ребенка. На его трепетном сердце уже несколько месяцев распускаются эти чудесные полевые цветы. Не беспокойся, Алан, в этом укромном месте, никто не сможет их сорвать. Вот только здесь эти нежные цветы лишь больший сорняк. Пока что мальчику совсем не больно. Только изредка неприятно покалывает в груди. Болезнь разрастается медленно и незаметно развивается где-то внутри. Пока работящие родители не придают значения самым маленьким деталям, процесс становится необратимым. Кожа Лиама бледнеет. "Ничего, просто солнца в родном городе мало," – думает мать, протягивая сынишке очередную витаминку. Говорит, мол, – "потерпи совсем немного, малыш, скоро полетим в Египет!". Он улыбается. Радостный утром бежит в любимый детский сад. Ещё бы, ведь там его непременно ждёт лучший друг. – Знаешь, Алан – он торопится, не терпится рассказать тому обо всём, – я скоро полечу в Египет! – вновь улыбка рисуется на лице, а взгляд зелёных глаз выжидает чужую реакцию. – Египет? А привезёшь магнит? – Алан удивлен, он сам никогда не был за границей, только старые магниты у матери на холодильнике поведывали ему о тех местах. – Привезу! – да, Лиам говорит уверено. – я выберу для тебя самый большой, во-от такой, ещё увидишь! – малыш раскрывает свои руки, насколько только может. Оба смеются. Пока цветы внутри одного из них уже переходят в лёгкие. Корнями стойкие маки укрепились теперь и там. Множество цветов, и постепенно они начинают занимать всё предоставленное им пространство. Им мало места, такая маленькая площадь "плодородной почвы". Сорняки на то и сорняки, что им нужно всё, абсолютно всё возможное место. Их уже много. В лёгких Лиама развернулась самая настоящая цветочная поляна. Дальше, теперь они идут дальше. Выходной. Утро субботы и сегодня маленькому мальчику не нужно в садик. Но встал он рано, на часах было около пяти утра. Лиаму трудно дышать, каждый вздох приходится делать через силу. Кожа уже совсем бледна. Поднявшись с кровати он бежит на кухню, он знает, мама не спит. Она наверняка уже готовит завтрак, она наверняка тревожится, что-то просто не даёт ей заснуть. Эта женщина уже чувствует неизбежную беду, она успокаивает себя, она верит, что всё хорошо. Но её маленький сын прибегает именно сейчас. Губы его в спешке шевелятся, но из всех отчаянных усилий выходит лишь невнятное мычание. Мальчик совсем мал. Его так разочаровывают эти неудачные попытки что-то сказать, что он просто начинает плакать. Соленые слёзы градом катятся по щекам на глазах у испуганной матери. Лиам делает ещё один вздох, жадно хватает губами воздух и закашливается. Кашель сухой, он дерет стенки горла и там, внутри, начинают осыпаться цветы. Дышать становится тяжелее и совсем скоро, из маленького рта один за другим выпадывают лепестки. Они не так прекрасны как в саду. Красновато-рыжие, они покрыты липкой слюной вперемешку с кровью. Отвратительно. Около тридцати штук, липкие и тяжёлые, вымазанные в этой смеси полностью, они постепенно падают на пол. Лишь теперь становится слышен плач. Громкий, протяжный и такой отчаянный. Лиаму так больно, ему так тяжело и противно. Он совсем ничего не понимает, неужели, он наказан? Мальчонка смотрит на мать. Он думает и надеется, что та сможет ему помочь. Ведь она всегда всё может, они с папой самые сильные, они обязательно его спасут. Ведь так, верно? В глазах его читается этот немой вопрос. Руки женщины дрожат. Кажется, она сама побледнела. Этими руками она крепко прижимает к себе сына. – Всё хорошо, мальчик мой, сейчас пойдём в больницу, и дядя-врач даст тебе сироп – она пытается не заплакать. Она мать и сейчас должна быть опорой для сынишки. Но как тут держаться, когда ты точно знаешь, болезни уже не будет конца. Они собрались, мать с сыном, бледные как под копирку сидят у врача. Малыш улыбается, она тоже, уголки её губ предательски подрагивают, а рука крепко сжимает его маленькую ручку. – А теперь, выйди ненадолго, – просит мужчина в белом халате. Лиам соскакивает со стула и выбегает за дверь. Сейчас даже он чувствовал, здесь, за дверью, было куда спокойнее. Здесь, за дверью, малыш не слышал того, что слышала его мать. Он до сих пор не знает, что неизлечимо болен. Детская влюбленность. Такая чистая, светлая, невинная. Правду говорят, никто так сильно не любит, как дети и никакая любовь не пойдет в сравнение с их. Пока их мысли и намерения чисты, пока души свежи и открыты, а улыбка ярко сияет, их сердца цветут. Однако любые цветы вянут. Это самое естественное их свойство. Когда стебли их плотно обвивают сердце, пока всевозможные цветы заполняют маленькие лёгкие, постепенно и мучительно эти самые искренние люди умирают на чужих глазах. Такие маленькие, они увядают, словно цветы. Ведь, в отличие от взрослых, они не могут осознать своих чувств, они не могут их признать или отвергнуть. Детская влюбленность особенная. Но если сердце цветет, то малыш непременно погибнет. В таком случае, в руках его семьи если лишь возможность немного продлить ребенку жизнь. Только вот, как ни крути, а дни того будут сочтены. Теперь мать всё знает. Сейчас в кабинете врача на безутешной женщине нет лица. Но как только она выйдет, на губах задрожит улыбка. – Пошли, сынок, я куплю тебе шоколадку и сироп от кашля. – её слова всё так же нежны. Вечером, когда её сын уснёт, она будет плакать в подушку. Пока Лиам будет видеть счастливые сны, у неё есть на это полное право. Его жизнь наладилась. Он не чувствует удушья, он каждый вечер пьёт сироп от кашля и мама покупает ему любимые сладости. Лиам всё так же ходит в садик, вчера например, они с Аланом нашли на заднем дворе огромного жука. На него сбежалась вся группа, им было так весело. – Мама, мамуля, мы назвали того жука Эд. У него такие большие усы были, прямо как мои пальчики! Мама, мамуля, я очень люблю тебя, а ещё я люблю Алана. – он говорит не задумываясь, пока в его лёгких, пускай и медленно, растут маки. Женщина знает, её сын действительно любит, она знает, эта любовь сейчас медленно убивает его изнутри. И как только дверь детской закрывается, она снова плачет. Она не может, ей так тяжело быть сильной, когда на её глазах ребенок теряет свет своих. Алан любит маки. Такие замечательные цветы, у них лёгкий аромат цветущего луга. Он такой сладкий и ненавязчивый. Сегодня парнишка принес Лиаму один мак из сада своей матери. – Давай посадим его на заднем дворе?– широко улыбаясь предлагает малыш с самого порога группы. Цветок уже мертв, у него совсем нет корней и только оболочка его выглядит всё так же привлекательно. Весь день ребята прячут цветок ото всех, это их маленький секрет. Ведь когда наступит время обеденной прогулки, они воткнут в землю за верандой безжизненный цветок. Его лепестки уже обвисают, а головка печально наклонена. Когда мальчишки вернутся туда после ужина, совсем ещё маленький мак абсолютно потеряет свою привлекательность. Здесь без воды его и без того последние часы будут скоротечны. Лепестки опадут и вся былая красота его покинет. Но даже так, ребята всё равно будут его любить. Ведь он им так дорог. Красивый или нет, это всё равно их последний секрет. Не волнуйся, Алан, маки внутри твоего друга будут жить куда дольше этого. Ты ведь так любишь их! Эти красивые цветы постепенно заполнят того изнутри, перекрыв ему дыхательные пути. Ему будет мучительно больно, но эти прекрасные цветы внутри него не завянут ещё очень долго. Ведь даже покрытые алой кровью, маки будут прекрасны в любом виде. Это лишь потому, что их любишь ты, Алан! Последние дни, вернее, пара часов осталась на веку Лиама. Договорившись встретиться с другом в понедельник, он уходит из садика чуть раньше окончания вечерней прогулки. По пути домой мама покупает ему шоколад. За последний месяц это стало их приятной традицией, хотя раньше женщина сильно ругалась, если мальчишка съедал слишком много. "Наверное поняла, что это всё не нужно, перестала вредничать", – так думал малыш. Тем временем, у его матушки на листке с печатью была выведена дата. Сегодняшняя дата. Безусловно, врач сказал, что число примерное и возможно жизнь ребенка удастся растянуть ещё на недельку. Но именно этот день он вывел на листке и отдал тот безутешной матери. Именно его хранила она в кошельке, на него смотрела с болью на сердце. Казалось, что каждый час для неё бежал как минута. И оставаясь в одиночестве, она рассматривала этот листок, она злилась и искала подвох. Она плакала, смачивая бумажку с датой солёными слезами. Она перерыла весь интернет в поисках решения. Она баловала сына в последний его дни и никак не могла принять, что совсем скоро его не станет. – Веди себя хорошо, Лиам, мамуле нужно уйти на пару часиков.– она закрывает дверь. Слёзы, смешиваясь с тушью, тут же льются по её щекам. Ключ проворачивается в замочной скважине и она идёт по улицам города. Молча, в импровизированной тишине, она не слышит ничего вокруг. Её сын привык иногда оставаться один, он не баловался, не лез куда не стоит, просто играл у себя. Рассматривал картинки в книжках и катал по полу машинки. Он знал, маме нужно на работу. Вот только сегодня мама просто была не готова смотреть на жизнь такой, какая она есть. Проходит час, её всё нет дома. Что-то очень сильно закололо в груди. Такого не было раньше. Эта неизвестная боль жала и не давала соображать, притупляла движения и дышать становилось всё тяжелее. Слёзы тут же покатились по щекам, так что спустя пару секунд не было понятно, что душит сильнее, слёзы или перекрытые, забитые цветами, лёгкие. Их цапапало изнутри, словно в это хрупкое тельце поместили тысячу маленьких тупых лезвий, с силой вдавливая те. Всё слишком быстро шло ко внутреннему кровотечению. Хотя возможно удушье убило бы ребенка быстрее. Было больно, очень больно. Когда ты один такой маленький и хрупкий, что весь мир словно нависает над тобой, заслоняя собой свет, любая боль ощущается в разы сильнее. От чего некое безумие, на равне со слезами, брало верх. Сейчас маленькому мальчику было так необходимо видеть в чьих-то глазах поддержку и любовь. Но никто не придёт. Неожиданно, правда? Они специально оставили Лиама тут одного, они догадывались, они не хотели смотреть, как постепенно умирал их сын, как этот маленький ребенок терял последние свои надежды. Больно, там внутри появлялись огромные царапины, и цветы пробивались нуружу. Красивые, красновато-рыжие маки своими стеблями под сильным напором рвали тонкую кожу. Вскоре на шее были видны лепестки и свежие, лишь слегка окровавленные, маковки. Лиам умер. Он не выдержал всей этой боли. Он уснул сладким сном, весь в крови и слезах. Тогда было совсем неважно, было это кровотечение, удушье или болевой шок. Под вечер вернётся безутешная мать. Она ещё долго будет плакать над телом своего единственного сынишки, не будет верить, будет просить Лиама не расстраивать маму. – Ну же, давай, поднимайся, малыш – её голос дрожал, её губы еле открывались, выдавая совсем тихие слова. Спустя пару дней, в понедельник, ничего не знающий Алан будет ждать своего друга до самого вечера. Он принёс маки, на этот раз два - для него и Лиама. Вот только тот уже никогда не появится в детском саду. – Мама, а почему Лиам не пришёл? Я его чем-то обидел? Мы ведь играли здесь каждый день...– расстроенный спросит малыш свою маму. Та лишь улыбается, проводя дрожащей рукой по волосам сынишки. – Он уехал далеко далеко, милый, он уже не вернётся. Так было надо, но он очень сильно любил тебя. – скажет тогда женщина. Ещё долго Алан не узнает о Лиаме всей правды. Однако, даже годы спустя, на детской могиле будет лежать букет красновато-рыжих маков. Спи спокойно, мой мальчик. Сейчас твоему любимому уже двадцать лет, а тебе по-прежнему пять с половиной, и ты всё так же был бы горд этой цифрой.