Сломанная корона

Мирабелль уже второй день нездоровилось, но, в то же время, даже для неё самой это самочувствие не казалось достаточно важной причиной для отмены всех дел. В обычный день она, может, и отмахнулась бы от всего и провела его в кровати, но переносить заседание Совета неловко, учитывая, какие вопросы будут подняты. Да и не так уж ей плохо, просто ноет всё и голова кружится — неудивительно, в прошлом месяце и вовсе ничего не было, за всеми этими ужасными событиями, а тут, видимо, заранее… После завтрака вроде стало легче. — Я ненадолго отойду, — прощебетала она, вставая из-за туалетного столика и пожимая ладонь Мариссы. Комната немного качнулась, и Мирабелль перевела дыхание, прежде чем продолжила. — Я одна. Фрейлины обеспокоенно переглянулись, но возражать не стали. Мирабелль одарила их сияющей улыбкой. Приятно, когда о ней заботятся и беспокоятся. Как будто немного легче становится. *** — Мне страшно, — пожаловалась она Эйвану, цепляясь за его локоть и прижимаясь. — Никогда не думала, что кому-то не нравлюсь, — обиженно надула губы. Неправда — от первого покушения её спасла Кларабелль, когда Мирабелль едва исполнилось четырнадцать, что, пожалуй, было одним из тех событий, что убедило сестру в бесполезности дяди, а её саму — в подлости черни. Но никогда не нападал кто-то знатный, те обычно вели себя достойно. Но не суть, когда хочется пожаловаться и чтобы пожалели. Эйван шёл быстрее, потому и ей приходилось ускоряться, чтобы всё ещё иметь возможность держаться за его руку. Мог бы и подстроиться, почти обиженно подумала Мирабелль, освободив одну ладонь, чтобы хоть немного подхватить юбку. Или на руки, в конце концов. Наряд, конечно, тяжёлый, но не настолько, чтобы это нельзя было сделать, тем более, Эйван сильный. — Во дворце ничего не случится, — отозвался он, хмыкнув. — Но это и было во дворце! — возмутилась Мирабелль. — Конечно, пока сестра зде… Эйван поменялся в лице, и она поспешно съехала с темы. Эта их глупая вражда! — Кстати, если ты хочешь, то можешь же прийти сегодня на собрание. Придё-ошь? — предложила радостно Мирабелль. В королевстве титул передавался просто, от старшего ребёнка к следующему старшему, и супруги имели в семье влияние в последнюю очередь, после всех братьев и сестёр главы семьи и даже после детей. То есть Эйван был лишь третьим и его слово значило сильно меньше, чем её или Кларабелль, но Мирабелль обычно старалась это сгладить. В других титулованных семьях всё вполне решалось обычной договорённостью (например, графиня Зеул и виконт Никсен имели почти полную власть), но в королевской семье всегда было строго, для каждого отдельного события требовалось отдельное назначение, иногда чуть ли не задокументированное. Скучно, нудно, но такие уж правила! Эйван остановился перед одной из комнат для отдыха, и подоспевший слуга поспешно распахнул двери и поклонился, впуская их внутрь. Мирабелль махнула рукой, отсылая лакея — раз уж она фрейлин ради этой болтовни не взяла, то этих и тем более сейчас видеть не желала. — Мне там нечего делать, — пожал Эйван плечами, оборачиваясь к ней — Мирабелль оказалась между ним и закрывшейся дверью. — Вы всё этот случай будете обсуждать. У меня нет идей. — Хорошо, — растерянно протянула она, преданно заглядывая ему в глаза. Не так уж часто удаётся просто так побыть наедине днём, а ей столько всякому хотелось бы сказать… Эйван протянул ладонь к её шее, к золотому кулону с крупной жемчужиной, и сжал камень между пальцев. — Ой, подарок леди Зеул! Красивый, да? — обрадовалась возможности похвастаться красивой штучкой Мирабелль. — Она так извинялась за отсутствие. Представляешь, у них сын поранился, вот и… Ой, не надо! Рука Эйвана скользнула с шеи ниже, к декольте платья, и Мирабелль чуть отпрянула, но упёрлась в дверь, сомкнула пальцы левой руки на запястье мужа, пытаясь остановить. — Мне сегодня не очень, — чуть выпятила нижнюю губу. — И все эти дела… — С кем у тебя этих дел только нет, — шикнул Эйван, наклоняясь для поцелуя — на это Мирабелль нехотя ответила, да и получилось не так приятно, как обычно — слишком мутило. Эйван сжал её бёдра, а мир вновь качнулся, и Мирабелль обхватила его шею руками, пытаясь удержать равновесие. Ну почему так плохо-то. В подростковом возрасте, пока она ещё только росла, каждый месяц доходило чуть ли не до обмороков, но она уже давно взрослая и обычно чувствовала себя прекрасно. Даже болела редко. — Эй… Эйван! — испуганно ахнула она, когда хватка только усилилась. Мирабелль упёрлась ладонями ему в грудь, но сил оттолкнуть не хватало. — Не надо, м-мне действительно нехорошо… Кажется, в этот момент её любовь к роскошным платьям сыграла ей хорошую службу — несколько слоёв юбок оказалось нелегко задрать, и, пока Эйван запутался в них, Мирабелль инстинктивно, хоть и в куда более слабом размере, повторила то, что много раз видела, как делает сестра — сконцентрировала магию не на чём-то неживом, а на человеке, оттолкнув прямо в то место, куда так отчаянно упиралась руками. Эйван отшатнулся буквально на шаг, и Мирабелль, чуть не плача, прижала ладони к груди, запоздало испугавшись — за него. — Извини! — растерянно затараторила. — Тебе не больно? Выглядел он невредимым, но вдруг… Хотя сил у неё много, не должна ранить, но, но... Эйван, судя по тону, ругнулся незнакомыми словами сквозь зубы и, отстранив её от двери, вышел, направившись куда-то прочь. Мирабелль растерянно замерла в дверях, проведя ладонью по юбке, неловко оглаживая ткань. И чего она упёрлась? Плохо, но, наверное, не настолько, чтобы его расстраивать? Но и он её испугал. А она резко среагировала, он теперь злится? Мирабелль растерянно перевела взгляд, наткнувшись на стражника у стены, и вспыхнула от стыда. Наверняка всё слышал. Надо сказать, пусть заменят. Вот таких слухов точно ей не хватало. *** Атэнэйс и Марисса, к счастью, не задавали лишних вопросов, когда она не только вернулась вся взъерошенная, но и захотела переодеться. Мирабелль ощущала неуютно, и смена наряда помогла перестать ощущать, будто её всё ещё сжимают. Кажется, то платье она вряд ли снова наденет. Кулон, впрочем, оставила — он всё ещё миленький, да и она хотела показать леди Алекто, что оценила её подарок. На Совете традиционно присутствовало десять человек, не считая членов королевской семьи. Если Мирабелль приходилось бывать на каждом собрании, то Кларабелль обычно делала это по своему усмотрению, в основном на всякие военно-боевые обсуждения, в которых королева искренне не разбиралась и не особо желала, ну а с Эйваном обычно уже приходилось подгадывать, чтобы муж и сестра пересекались поменьше. А остальные — члены важных семей, с которыми следовало считаться. Обычно по одному человеку от семьи, но для некоторых делались исключения. Так что на данный момент в Совет входили Мефис и Алекто Зеул, Керрия Розан, Жанна Дафнин, Лахеса и Долос Никсен, Флорео Тропаим, Гибрисса Контумо, Марсель Даймон и Гера Лилиум, и все уже были в сборе. Ситуацию с несколькими из них ей пришлось обсуждать отдельно, вводя первые меры, но общее совещание получилось собрать лишь сейчас, а прошло уже около двадцати дней. Мирабелль надеялась, что сегодня что-нибудь придумают и она сможет забыть обо всём этом надолго. Эйван, конечно, не пришёл. Мирабелль осторожно опустилась на своё место и сначала откинулась на спинку кресла, надеясь, что так станет легче, но головокружение лишь усилилось, и через пару минут она постаралась как можно незаметнее и естественнее опереться на стол, чтобы при этом не ссутулиться. Вслушиваться в обсуждение получалось плохо. Голоса сливались, Мирабелль постоянно теряла мысль, пока получалось сосредоточиться на одном, разговор плавно перетекал в другое, потому приходилось надеяться, что они и сами договорятся. В зале было душно, а окно открыть и не прикажешь — тогда станет сильно холодно. Запах чьих-то духов казался слишком резким, настолько, что Мирабелль искренне подумывала, что, если поймёт, от кого это, то просто выгонит этого человека. Говорили в основном Мефис, Марсель и Жанна, наперебой предлагая различные варианты, споря друг с другом в мелочах, но вроде бы соглашаясь в сути. То, что Мирабелль ухватывала, частично уже решено — вроде повышения охраны в окрестностях дворца, а вот результаты суда и возможная будущая проверка всей семьи изменщика были для неё новостями. Далее разговор переключился уже на ситуацию на севере, в герцогстве Альда, где вновь начались волнения, и в этот момент Мирабелль окончательно потеряла нить разговора, осторожно подперев голову ладонью. Только бы никто не посчитал это некрасивым или смешным. Когда Гера Лилиум вступила в разговор, Мирабелль сквозь ускользающее внимание почти не слышала её слов, но от едкого комментария не удержалась: — Уж вам-то про мотивы дикарей только и судить, — вымещая хотя бы часть злости за этот день на герцогине. Гера возмущённо сжала губы, но промолчала, хоть и не отвела взгляда. Герцогиня Лилиум ей не нравилась. Отправлять от семьи в Совет иностранку — немыслимое дело, но Питер Лилиум оказался то ли достаточно глуп, то ли нагл, чтобы счесть это приемлемым, а без серьёзного повода взять и отстранить её даже Мирабелль не могла. Герцог женился на чудиинке — уроженке страны, располагающейся за горами как раз на севере, из которой во времена правления бабушки в Карлию проникло немало людей. В Чудиине не существовало централизованной власти и грамотно организованных городов, одни разрозненные поселения, и их можно было бы попытаться захватить, над чем всерьёз задумывалась не одна правительница Карлии, несмотря на горную преграду, если бы не ещё одно «но». В стране обитали драконы, возможно, последние в этом мире. И местные, несмотря на свою неорганизованность, их подчинили. Поэтому королева Персиа постаралась установить с Чудиином мир, и довольно многие предпочли жить в куда более цивилизованной Карлии, постепенно смешиваясь с её северным населением. Полукровку, уже ставшую частью страны, может, и не очень охотно, но все приняли бы, как леди Лахесу. Но Питер Лилиум женился буквально на чужеродной крестьянке и притащил её в политику, так что не нравилась она почти никому. У неё даже внешность абсолютно несоответствующая, выдаёт чужачку с первого взгляда. Слишком светлые волосы и глаза, слишком тёмная на фоне остальных (хоть и светлая по сравнению с какими-нибудь жителями Амони — вообще, такой оттенок был распространён, как Мирабелль косвенно знала, как раз у крестьян, значительно смешавшихся с иными народами) кожа. Кроме того, она и нравом не вышла, слишком нагло влезая в то, что её совершенно не касалось. Раз уж пролезла наверх, так и помалкивай благодарно, нет, надо делиться своим как будто бы ценным мнением. Да и какие вообще могут быть способности у простолюдинки, что она может в управлении страной понимать? У неё ещё и дети один за другим мрут, как дурное предзнаменование, с семьёй бы сначала управляться научилась. Но формально придраться было не к чему, потому и приходилось ограничиваться ехидными замечаниями. В зале раздалось несколько одобрительных смешков, и слово поспешно перехватила Лахеса, не давая Гере ни фразы больше вставить. Так ей и надо. Плохое самочувствие, к сожалению, никуда не делось. Сидеть ровно становилось всё сложнее, и Мирабелль всё больше опиралась на локоть, уткнувшись лбом в ладонь — периодически всё поглощали чёрные вспышки обессиливания перед глазами, когда рука немного соскальзывала и не уронить голову было всё сложнее. — Вы согласны, ваше величество? — участливо вопросил кто-то. Мирабелль вскинула голову: — Д… — в этот момент темнота её накрыла, и Мирабелль успела услышать лишь испуганный вскрик, прежде чем в неё погрузиться целиком.