Музыкальное сердце.

У Шнайдера был прекрасный слух ещё с самого детства. И он бы нагло соврал, если бы сказал, что пошёл туда по своей воле, а не хвостиком за его «принцессой». Закончив музыкальную школу на «идите нахуй» баллов, в выпускной день он выбросил многострадальную скрипку в ближайший мусорный бак, мысленно проклиная и устраивая в своей голове пытки пятой категории всем классическим композиторам. — Надо было сжечь. — меланхолично продекларировал полушепотом Стен, быстро затягиваясь последней сигаретой. Последней, блядь. А до дома пешкодрапом ещё километра два пиздохать. Надо же было умудриться. Безумно красноречиво-невъебенная речь директора школы длилась ровно столько, чтобы довести Стенли до белого каления. И единственное, что держало его от того, чтобы не перебить его на умном и интересном (200 слов) предложении, и прокричать: «Помедленнее, я не успеваю класть хер на всё, что вы говорите», — это мысль о прекрасном глотке никотина. Ох, его долгожданный Marlboro Light… Он шёл по улице, чуть ли не причмокивая от удовольствия. Всё таки правду говорят, последней сигаретой наслаждаешься больше всего… — Ты бы ещё подрочил на эти сраные сигареты, под завершение этой восьмилетней клоунады, — сзади послышался уж больно знакомый голос. Стэн резко развернулся и взглядом тушканчика уставился сначала на лицо Ксено, а потом на скрипку в его руке. — Ты что, её из мусоки вытащил?.. — Ну да, — Хьюстон показательно постучал по деревянной коробке инструмента — не пропадать же добру. Тем более, такому. — Будешь себе смычок в жопу пихать? — едва сдерживая дикие порывы заржать как гиена, спросил Шнайдер. — Если ты мои барабанные палочки в жопу себе пихал, это не означает, что я последую твоему примеру, — закатив глаза процедил Ксено. «Чем бы дитя не тешилось… лишь бы не вешалось», добавил про себя Уингфилд. — Тебе пулю в лоб или в промежность? У меня из-за тебя последняя сигарета догорела. — О боже милостивый, слава Баху, что она была последней. От этой, вовсе не элегантной дряни никакой пользы, кроме вреда, — слова наполненные и болью и радостью одновременно, — Так, куда планируешь двигаться дальше? Петь в переходах не вариант, знаешь ли. — У курского вокзала, стою я молодой, подайте Христа ради чевонец золотооой, хаха, — Стен любил валять дурака даже тогда, когда ситуация была отнюдь не комичиной. — Тц, — глаза Уингфилда уже по протоптаной дорожке закотились за орбиты, — А если серьёзно? — Понятия не имею! Прорвёмся. *** Стэнли, в отличие от Ксено, быть в центре внимания и обладать какой-то властью никогда не любил. Хотя, порой, приходилось, так как в школьные годы от дам отбоя не было. Видели бы вы табло Ксено, когда очередная Шарлотта или Луна признавалась ему в любви. «Кино и немцы», чесное слово. Шнайдер был до боли наблюдателен, мог сидеть на одном месте, не двигаясь и не дыша сколько угодно и при этом не сводя глаз с цели. В школе его часто ставили на шухере в коридоре, когда учитель выходил из класса и великодушно предоставлял им возможность списать. Также он был довольно недурно развит физически и был на первом месте по регби во всей школе. Идеальный солдат. Он даже думал, что в прошлой жизни был каким-то снайпером. И Чёрт его за хуй дёрнул в музыканты податься. Но и там он нашёл дело себе под стать. Профессия звукооператора сразу легла ему в душу. Он знал, что нужно быть готовым к ночным сменам, работе в выходные и праздники. Она предполагает постоянное прослушивание громкой музыки, поэтому велик риск возникновения проблем со слухом. Ему нравилось наблюдать через маленькое окошко за поющими людьми. Они были так уязвимы, так беспомощны, как на ладони… Ксено же обожал власть и ответственность. Должность «продюсер» упоминается часто, но при этом она окутана ореолом могущественности и загадочности. Но чем именно занимается этот профессионал на съемочной площадке и за ее пределами, кто такой продюсер — четко ответить на подобные вопросы смогут немногие. Вот и Хьюстон был таким себе «Мистерио» в мире музыки. И одновременно был злым тираном, которого боялись и уважали все и вся. Один раз, он даже сказал: «Если властью не злоупотреблять, то нахрен она вообще нужна?» *** В студии стоит жуткий запах табака. Продюсер уже давно привык к нему. С 16-ти лет привык. Он бы даже сказал, что вместе с этим запахом он чувствует себя спокойнее, ибо вместе с запахом следует Стен. — Подумать только, — Шнайдер почесал затылок, до сих пор смотря на железную дверь, которая закрылась 30 секунд назад, — дует Круэллы и Сельдерея… Феноменально, — он выдержал небольшую паузу и исказил лицо в гримассе отвращения, — что за хрень они вообще написали? Вот мы в их возрасте. — Мы в их возрасте трахались и писали матюкливые пародии на богом забытые песни, вместо уроков по сольфеджио, дурень. — стукнул его по лбу Ксено. — Ландыши, ландыши… — О, святой Бах, только не это! — Тёплого мая привет, — продолжил голубоглазый, вынув изо рта уже докуреную Malboro и швырнул с точностью в мусорку. — Девушка юноше делает минет. — Боже, Стен, заткни свой рот. Годы идут, а ты всё такой же балбес. Я до сих пор удивлён, что ты её помнишь… — Ещё как помню, сладкий. — он вынул из кармана чёрных джинс багрово-чёрную помаду, и стал оккуратно водить ей по своим губам. Уингфилд побледнел. — Стен, нет… Стен, мы не будем заниматься этим прямо в студии! Это совсем не элегантно! Не смей, слышишь меня, не! Его с силой вжали в стену и заткнули поцелуем. Стен не любил долгие прелюдии и обычно через минуту другую переходил к делу. А вот Ксено наоборот: просто обожал долгие и элегантные «подготовления». От вкуса всё тех же Marlboro во рту становилось спокойнее на душе. Это чувство вводило в транс и заставляло забыть о всём, что происходит вокруг. Чужая рука потянулась к ремню и откровенно проехалась по промежности. Послышался первый томный вздох. *** Уже одеваясь и отходя от недавнего оргазма, Стен ликовал про себя и уже представлял выражение лица Ксено, когда вручит ему диск с записью их недавнего соития. О да, он записал всё с момента, когда ушли эти два молокососа. Подарит он её в том самом футляре от его старой скрипки (которую Ксено давным давно загнал втридорога какому-то уличному музыканту. Но футляр не отдал. Это уже реликвия). — Это будет лучший подарок на годовщину. — Чего? — спросил Ксено, приподнимая одну бровь. «Я что, это вслух сказал?..»: подумал Шнайдер абсолютно не выражая никаких эмоций. Он славился небывалой смекалкой и умением находить выход из, казалось бы, безвыходных ситуаций делом, а не пустой болтовнёй. Он бросил быстрый взгляд на кладовку, в которой недавно отрыл стареющий магнитофон с коробкой кассет. И ему на ум пришла идея. — Да так. Я недавно разгребал завалы старой кладовки, и нашёл там занятную вещицу, — он незаметно клацнул на кнопку окончания записи на ноутбуке, и прошёл к узкой дверке, — помнишь нашу первую запись? Ксено потупил в пол, параллельно натягивая рубашку и отрицательно покачал головой. — Я тебе напомню, — Стенли с грохотом водрузил на стол магнитофон и вставил туда кассету. Через секунд пять послышался ещё детский, не сломанный голос Ксено: " — Не лезь под руку, дебил. — А как я по твоему, гитару должен поставить?! — Ну с другой стороны сядь. — Онулируйся! — Уймись, Стен. — Ой, да иди ты… А что, запись идёт уже?.. — Да, представляешь? — Я тебя сейчас этой гитарой… Ладно, на счёт три: раз, два, три. https://youtu.be/-EBDnl5mwYg " Ксено сидел в одной рубашке и смотрел в стену. — Всё-же какими мы с тобой раньше были гениальными… — И тупыми, — с насмешкой сказал голубоглазый. — Говори за себя, я был лучшим учеником, — саркастично покрутил указательным пальцем в воздухе Ксено, — Меня даже учителя боялись. Стэнли посмотрел в пол. — Как думаешь, у этих малых есть шанс прославиться? Они показались мне славными, — он улыбнулся уголками губ. — У них есть все шансы на то, чтобы вырваться в люди. Асагири уже подаёт надежды. — А та пекинская капуста? — Ишигами? — Хьюстон сразу переменился в лице, — он в этой сфере явно ненадолго. Я его насквозь вижу…