Мелкий февральский снег ещё утром едва присыпал улицы и тротуары, а в некоторых местах он сразу таял, оставляя на земле тёмное мокрое пятнышко. Но к вечеру ситуация уже сильно изменилась: едва прикрытые белой простынёй дороги сейчас оказались плотно закутаны в снежное одеяло, даже ходившие по ним люди не оставляли серых зазоров на земле. Мать-Природа, посчитав это отличной работой, отправилась на покой, заодно усмирив бушевавшую весь день метель и согнав тучи прочь с неба. Зимой здесь темнеет очень быстро, вся жизнь затихает уже после шести часов вечера, только в окнах панельных домов периодически загораются огни в окнах. Только бледное пятно луны да плевочки звёздных жемчужин остаются скрашивать небосвод и любовать собой мечтателей.
Двое таких мечтателей уже давно сидели на крыше новенькой девятиэтажки и наблюдали за постепенно утихающей жизнью. Они сидели и молчали, просто смотря то на небо, то вниз – на дорогу, где мелькали тёмные силуэты людей и редких машин. Кажется, им не нужны сейчас слова, чтобы что-то сказать или объяснить, они понимали друг друга с одного взгляда или толчка: толкнёт один своего товарища в бок и укажет куда-то вдаль, где закручивалась очередная вечерняя детская игра, и через пару секунд они оба наблюдали за коротким развлечением, а после вновь глядели в разные стороны.
- Эй, Эдь. – Пашке наскучила эта игра в молчанку, поэтому он решил завести разговор, а то, что это за свидание и без общения?!
- Я весь во внимании, - Эдик упирается обеими руками о перегородку у края крыши и едва поворачивает голову в сторону собеседника.
- Вот ты когда-нибудь… не подумай, что я тут ударился головой, мне просто интересно. Ты когда-нибудь представлял себя… звездой?
- Никогда не мечтал стать огромным горящим газовым шаром, слишком много чести. – Последние слова он прям выплёвывает, как что-то противное, делает паузу и только потом продолжает, - ой, только не говори, что…
- А я вот, если бы и был этим самым «огромным горящим газовым шаром», то дарил бы всем-всем свои тепло и свет. А люди летом задирали бы головы, смотрели на меня и говорили: «Вот, это наш Пашка греет нас и защищает, как бы мы без него жили?». Представь, половина стихов и песен были бы обо мне! Пашка светит ярко-ярко, людям жарко-жарко, ха-ха!
- Ой, уймись, светило недоделанное. – Эдик устало закатывает глаза и цыкает языком, столько лет они уже знакомы, пора бы привыкнуть к этим его детским выходкам.
И снова молчание. Пашка отходит от ограды, разворачивается, идя куда-то в сторону, а там устраивается на одной из железобетонных плит, брошенных тут застройщиками дома как бы «про запас». Ветер здесь был сильнее, чем у земли, но суровые утеплённые куртки с подштанниками ему не взять, вот только Череповце не подумал про голову и оставил дома шапку, от того сейчас приходится довольствоваться собственными руками и тонким шарфом. Перспектива отмороженных ушей совершенно не пугала Пашку, его душу грела мысль о том, что его дорогой друг детства и по совместительству возлюбленный согласился на эту «звёздную встречу», которую Пашка называл свиданием, а в шутку или нет – не понятно. Точнее для одного из них всё было уже давно понятно, а второй всё колебался и метался между двумя стогами сена ещё с самого декабря. Эдик с детства воспринимал пашу как близкого друга и чуть ли не родного брата, поэтому он впал в сильный ступор после весьма смелого признания в любви от Паши и до сих пор не дал конкретного ответа. Но рыжий не опускает рук и верит в свой успех, он заполучит этого героя-инвалида и построит с ним совместное счастливое будущее.
Паша шумно шмыгнул носом и обвёл одним взглядом звёздный небосвод, после чего негромко позвал Эдика. Тот не сразу среагировал, наверное, тоже был в раздумьях, интересно, думают ли они об одном и том же?
- Давай сыграем в игру. – Предложил тот, стряхивая с плиты снег, когда Эдик наконец подошёл.
- Если это снова битва нелепыми каламбурами, то я отказываюсь, - сказал, как отрезал, ещё и тростью глухо стукнул, ставя точку.
- Нет же, я про другую, умную игру! Ложись, и я расскажу правила.
Эдик без лишних вопросов лёг рядом с Пашей и подложил под голову одну из рук.
- Ну?
- Давай играть, кто первый найдёт созвездие большой тёрки! Вот только ты уже проиграл, потому что я его давно отыскал, смотри! – Парень тыкает куда-то вправо над собой, в скопление звёзд.
- Пффт, дурак. Это плеяды, вам в школе это должны были ещё в третьем классе рассказать. – Эдик говорит грубо, но в этих словах не слышится и капли злобы, Пашка знал, что это просто такая манера разговора, и за ней скрывается тёплая и любящая душа.
- Блин, ладно. Тогда давай, кто первый найдёт созвездие сломанной микроволновки, оно-то точно здесь будет! – Паша щурится и вглядывается так внимательно, как может, а после тыкает ровно перед собой вверх, - Вот! Смотри, прям на коробку с оторванной крышкой похоже, я опять победил!
- Это созвездие пегаса. И это вовсе не коробка, это его туловище, а то, что ты крышкой назвал, является его хвостом. Ты совсем ничего не понимаешь или нарочно раздражаешь меня? – Парень приподнимается на локтях и сурово смотрит в лицо собеседника, встречаясь с издевательски озорным огоньком. Вот же чертила! Знает же, будь на его месте кто-то другой, Эдик бы и тростью между глаз зарядил, а так Пашка выйдет сухим из воды, опять.
- Не-не, я уверен, что это ты напутал карты. Ну не может этот твой пегас быть похожим на коробку… - Паша делает паузу и нарочито тянет последнюю гласную, после чего делает ещё более хитрую ухмылку и выдаёт: - Ха-ха, если ты, конечно, не словил шизофрению, как тот дядька из фильма.
- Во-первых, шизофрению невозможно поймать. Это психологическое заболевание, которое может со временем развиться или передаться по наследству. А во-вторых, ты! Ты невозможен, так бы и треснул. И! И-и…
- Я же знаю, что ты меня любишь. – Поймав максимально смущённый взгляд того, Пашка расхохотался, - молчание – знак согласия, Эдик.
На это парень молча разворачивается набок, спиной к Паше, давая ясно понять, что этот разговор закончен. Это немного тревожит рыжеволосого, потому что очередная молчанка не сулит ничего хорошего, Эдик может в любую секунду просто встать и уйти отсюда. Этого Паша ой как не хотел. Оконченное на плохой ноте свидание – неудачное свидание, а неудач в этом плане Пашка очень боялся, потому решил дать по тормозам. Приподнимается на вытянутых руках и склоняется над любимым.
- Ты уж прости, если я тебя задел. Давай ты мне расскажешь что-нибудь о звёздах, я хочу восполнить этот пропуск. – Видя весьма недоверчивое лицо того, кладёт одну руку на грудь, а вторую просто поднимает, показывая пальцы без крестиков, - Клянусь, больше никаких шуточек и дурачества. Сейчас я самый серьёзный человек на свете.
- Ну, хорошо. Видишь на небе эту яркую звезду, её ещё Полярной звездой называют? Так вот, это хвостик ковша, который в свою очередь является созвездием Малой Медведицы. А если проведёшь вниз воображаемую прямую, то увидишь ковш Большой Медведицы…
Так они лежали может час, а может и два. Но это было не важно, оба оказались так увлечены рассказом, что потеряли всякий контроль над временем и позволили тому течь так быстро, как только оно могло. Однако на третий час звёздных лекций холод дал о себе знать, а также больная нога Эдика начинала постепенно неприятно ныть. Эдик никогда не носил при себе обезболивающего, потому что не так часто выходил на улицу. Но как бы ему не хотелось ещё немного побыть здесь, с Пашей, ноющая нога перечёркивала все приятные мысли о встрече и разговорах. Скрепя сердце, поднимается с плиты, берёт трость и направляется к лестнице, прихрамывая на правую ногу.
- И даже не поцелуешь меня на прощание? – Пашка строит бровки домиком и тыкает в щёку.
- Я что, гей какой-то по-твоему? – Эдик нервно смеётся и открывает крышку чердака. – Ты разве не пойдёшь домой?
- Нет, я посижу тут. Не часто небо бывает таким чистым и ярким. А заодно закреплю твой урок на практике.
- Ну как знаешь. Отморозишь жопу – жалеть не буду.
- Хэй! Я вообще-то всё ещё жду свой тёплый поцелуй!
- Ещё успеешь получить всё. Бывай. - С этими словами парень скрывается за огромной железной крышкой, оставляя второго наедине со своими мыслями.
Ещё какое-то время эхом отдаётся постукивание трости о бетонную лестницу и глухой топот зимних ботинок Эдика, но вскоре и они пропадают. Пашка поднимается и подбегает к краю крыши, упираясь обеими руками в перегородку и перегибаясь через неё, выглядывая меж деревьев силуэт любимого. Но в темноте это очень тяжело сделать, поэтому парню ничего умнее, чем заорать на всю улицу: «Эдик, я тебя люблю больше своего кирпича» не пришло. Где-то эхом отозвалась злая собака, весьма недовольная тем, что её разбудили в столь поздний час, но это не так страшно. Главное, чтоб адресат получил своё послание и засмущался по своему обычаю, пускай Пашка и не увидит этого.
Парень так и остался стоять около этой перегородки, любовался этой жужжащей и звенящей далью, так манившей его в свои объятия. Тихий гул откуда-то снизу тоже гипнотизировал сознание и постепенно усыплял Пашку, но парень настойчиво боролся с этим чувством, желая как можно дольше наслаждаться этими видами. Он впервые чувствовал себя таким свободным тут, на этой крыше, мог расправить крылья и вдохнуть полной грудью. Почему так? Даже сам Паша не знал ответа на этот вопрос.
Позади послышалось неясное шуршание, похожее на скрежет металла, скрип и чьи-то тихие увесистые шаги, от которых жалобно скрипел и без того примятый снег.
"Это Эдик. Наверное что-то забыл взять." - пронеслось в голове парня, когда чужие руки коснулись его плеч и нежно их начали мять.
Паша поёжился немного и вжал голову в плечи, потому что постепенно эти движения становились всё грубее и неприятней, от чего плечи начали ныть.
- Эдик, остановись, это неприятно. - И Эдик останавливается. Он убирает руки с плеч рыжеволосого, вновь слышится какое-то копошение, а потом Паша ощущает руки любимого на своих ногах, странно это, - Эдь, ты чего? Что-то забыл тут?
Ответа нет. Эдик молчит, что очень напрягает Пашу, парень собирается обернуться, но не успевает. Одним рывком Эдик задирает его ноги. Паша опасно перевешивается через перегородку. Перед его лицом далёкая тёмная земля. Его пальцы до крови впиваются в несчастный бетон, кожа раздирается моментально. Железный запах и чувство угрозы бьёт в голову. А ноги-то задираются всё выше и выше. Паша окончательно теряет равновесие. Он переворачивается в воздухе и падает вниз. Последнее, что он видит это силуэт какого-то высокого парня, совершенно не похожего на его Эдика.
- Нет! Нет! - В сознание бьёт отрезвляющая мысль о том, что парень не готов ещё умирать. Ему безумно страшно за себя, за Эдика, за всех близких, которые его любили. Он не может всё потерять! Он только нашёл счастливый путь.
Мимо летят панели окон и подоконников, небо стремительно отдаляется и становится таким недоступным. Паша мысленно отсчитывает момент своей встречи с твёрдым асфальтом. Он не хочет умирать! Он не готов!
Он слышит хруст и шлепок. Чувствует под собой что-то твёрдое. Но ему не больно. Страх отошёл на самый дальний план. Паше не холодно и не жарко, ему хорошо. Он спокоен.
Всё будет хорошо.
С самого момента прихода домой Эдику было не по себе, он чувствовал себя ужасно, в груди ныло, а на душу будто камень свалился. Эдик даже душ принимать не стал, он выпил дозу обезболивающего, написал Пашке сообщение, чтоб тот ответил ему, когда придёт домой и принялся ждать. Прошёл час, а за ним и второй, но ответа никакого не последовало, Эдик забеспокоился ещё больше. Он чувствовал неладное, но решил спихнуть это на недосып, поэтому выпил успокоительного в двойной дозе и всё же провалился в сон. Но и там его ждали тревога и страх, Эдик весь остаток ночи проворочался с боку на бок, обливаясь холодным потом. И наконец часу в шестом утра он поднимается с кровати, хватает свою трость, на ходу проверяя телефон, но его сообщение даже прочитанным не оказалось! Такого он больше не намерен терпеть, парень накидывает куртку на плечи и быстрым шагом спускается вниз. Ему плевать на больную ногу, сейчас кое-что будет болеть у кое-кого другого за такие выходки.
Эдик пошёл самой короткой дорогой - через двор, но его внимание привлекла промчавшаяся машина скорой помощи где-то снаружи. К тому же он только сейчас услышал какой-то шум. Интерес встал на ровне со злобой на Пашку, но что-то тянуло прям туда, наружу, к той девятиэтажке, будто он что-то оставил важное там. Парень не заметил, как ноги сами вывели его из двора и направили в, как казалось сердцу, нужную сторону. Вдалеке виднелась какая-то толпа, все они суетились прямо перед парадной, окружив что-то или кого-то, а рядом стояли две неотложки.
"Небось опять, алкаш какой-то навернулся." - подумал про себя парень, но решил подойти ближе.
Что-то в груди сжалось, а в горле застыл ком с неплохим предчувствием, Эдик грубо расталкивает толпу, пробиваясь сквозь этих зевак к центру всего движа.
Одного взгляда хватило, чтоб внутри Эдика всё разбилось в пух и прах. В луже собственной крови лежал Паша, его глаза теперь навсегда закрыты, от синих губ по всей щеке аж до земли стелется полоса уже запёкшейся крови, с щёк навсегда пропал этот живой румянец. Некогда яркие рыжие растрёпанные пряди волос сейчас склеились между собой от тёмной крови и мерзкими сопливыми сосулями лежали на красном снегу.
Эдуард упал на колени, его лицо за пару секунд стало таким бледным, каким только могло, он не плакал, сейчас, его глаза были стеклянными, как у фарфоровых кукол за дорогими витринами. Руки тряслись, пальцы судорожно вцепились в край куртки погибшего. Приставшая к ткани куртки кровь тут же окрасила руку парня в страшный тёмно-кровавый цвет. Парень посмотрел на руку, на бледное лицо, с которого остатки миловидных черт уже давно стёрла смерть. Эдик упал на грудь бывшего друга и закричал в неё так громко как только мог, только сейчас горячие слёзы побежали по его щекам. Эдик бил кулаком по асфальту, ломал пальцы, тряс Пашу за руку, но ничего не происходило. Врачи давно сделали самое страшное и печальное заключение: Паша умер от потери крови. Если бы ему вовремя помогли, он бы был жив сейчас! Если бы Эдик остался вчера на этой злополучной крыше, ничего бы не было!
Парень был разбит и раздавлен внутри, он ничего вокруг не замечал: как его сначала пытались оторвать от погибшего, а после вместе с Пашей погрузили в машину и повезли в морг. Эдик немного пришёл в себя, когда к нему подошла медсестра и сунула под нос ватку с нашатырём. Он поднял глаза и посмотрел на неё: это была уже пожилая женщина с добрыми и гладкими чертами лица.
- Посмотри на него, - сказала медсестра, - видишь, как он мучается, ему больно. Его надо отпустить. Это лучшее, что ты сейчас можешь сделать.
Эдик хотел отмахнуться, но немного подумав, кивнул. Эта женщина права, всё, что он мог сделать - не сделал, так... смысл ему сейчас мучать Пашу?
- Я через десять минут приду ещё раз, ты можешь пока попрощаться с твоим другом.
Почему это так больно сейчас звучало? Паша ведь не просто друг Эдику, он ему давно стал совсем родным и очень важным.
"Ты когда-нибудь представлял себя… звездой?"... "Пашка светит ярко-ярко, людям жарко-жарко, ха-ха! "
В ушах звенит этот задорный смех вперемешку с задумчивым тоном, на глазах Эдика вновь появляются слёзы, он позволяет им скатиться по щекам и обжечь их. Он вспоминает их первую встречу. Она тоже была зимой, тоже в феврале.
" Ты кто такой?"
" Меня зовут Паша, а тебя?"
" Ха-ха-ха! Пашка-кашка!"
"Эй! Это не смешно!"
Новый поток слёз спускается по щекам, собирается на подбородке в большую каплю и падает на грудь Паши, прям туда, где когда-то билось сердце.
" Эдик, я тебя люблю! Я знаю, что ты не ответишь мне сейчас тем же, но твоего ответа я готов ждать вечность!"
" Ты идиот."
" Твой идиот!"
Парень проклинает себя и своё поведение. Он всегда отвратительно относился к самому близкому ему человеку. И теперь, косвенно, от его же рук, этот человек погиб. Он никогда себе этого не простит.
"Хэй! Я вообще-то всё ещё жду свой тёплый поцелуй!"
" Ещё успеешь получить всё."
... Не успел. А ведь не было так трудно просто подойти и поцеловать парня даже в лоб.
- Паш, я дурак. Прости меня.
Эдик хрипит, по его щекам непрерывно текут слёзы, он даже контролировать это больше не может. В горле опять стоит ком, он хочет закричать, но не может, задыхается от горя и ненависти к себе, потому что ничего не может сделать.
Вскоре к ним подходит медсестра, за ней двое молодых интернов, и пока они забирали и увозили куда-то Пашу, старушка пыталась хоть немного успокоить Эдика. Но тот оказался безутешным.
ПОПРОБУЙ СКЛЕИТЬ РАЗБИТОЕ
***
Летом на пустырях всегда очень сухо и жарко. Суховеи только ухудшают ситуацию, гоняя куски сухой земли и песка по поверхности. Тут почти ничего не растёт, кроме травы и редких колючек, но и те настолько малы и противны, что приходить сюда не имеет смысла. Однако для некоторых этот пустырь стал очень дорогим местом, тут стояла небольшая, покосившаяся уже от времени гранитная могильная плита. На ней уже почти не было видно ни дат, ни имени усопшего, только гравированный портрет остался. На нём был запечатлён улыбающийся и, кажется, всё такой же живой Паша. Напротив плиты сидел старый облысевший мужчина, его лицо густо было покрыто морщинами, он сидело печально, сгорбив спину, а рядом с ним лежала треснувшая трость.
- Привет, Паш. Прости, что раньше не приходил к тебе... Я был не готов всё это время, я не представлял, как буду после этого смотреть тебе в глаза. И пускай это всего лишь твой портрет. - Его голос очень сух, в нём будто не осталась ни прежней жизни, ни искренности.
- Сейчас уже слишком поздно это говорить, но всё же, Паш. Пускай тебе всё ещё двадцать один, а мне скоро перевалит за шестьдесят, я люблю тебя. Я это понимал всегда, но отрицал, потому что боялся собственных фантазий, я идиот. Всё это время идиотом я звал себя, а не тебя. Ты никогда не боялся быть со мной открытым, а я тебя за это погубил. Знаешь, за столько лет я не раз вспоминал твои слова о звёздах, - Эдик встаёт со скамейки, подходит к плите и садится у неё на колени, переходя уже на шёпот, - Я понял, что ты всегда был для меня звездой. Ты освещал мне дорогу своей добротой, грел любовью, и после твоей смерти в моей груди большая чёрная дыра. Паш, я не ценил тебя так, как ты заслуживал, я потушил слишком рано твоё пламя, извини меня. Мне так жаль.
Старик молчит снова. Молчит долго, смотря в эти карие добрые глаза, кажется ему, что Паша рядом, стоит и что-то хочет ему ответить, но не может.
- Знаешь, Паш, а мы ведь скоро встретимся. Врачи недавно нашли у меня онкологию на последней стадии. Надеюсь, когда мы с тобой увидимся снова, ты меня простишь, а я исполню все свои обещания, когда-то данные тебе. Я тебя успею поцеловать.
