good boy

Мама говорила Куроо, что его дружба с Бокуто Котаро до добра не доведёт. Говорила она это так часто и с такой особой нежностью к его лучшему другу, что Куроо начал воспринимать это как должное. Да, Бокуто мог довести до греха, до нервного срыва и до белого каления, но уж точно не до добра. И именно поэтому он — Куроо Тецуро — сидел сейчас перед полицейским, в который раз рассматривая наручники на своих запястьях. Всякое, конечно, бывало в его насыщенной жизни в колледже, которую он уже пару лет как оставил за спиной, но сейчас всё было без дешевых костюмов из секс-шопа и избитых фраз, подслушанных в порно. Всё было по-настоящему. И хмурый полицейский, не успевший выпить свою первую утреннюю чашку американо, и наручники — тяжелые, металлические, без заветной кнопочки, чтобы можно было выбраться самому. Настоящие, блять. — Так, ещё раз, — мужчина выглядел сонно, но этот его профессиональный тон, который — о, Куроо в этом не сомневался — тот использовал на допросах, звенел в утренней тишине чужой кухни, — ты пришёл сюда, чтобы я снял с тебя наручники. Те самые наручники, в которые ты залез по пьяни, перед этим проорав всю ночь у меня за стенкой. В мой единственный выходной, смею заметить. Всё верно? — Всё именно так, сержант, но… Дайчи поправил его на автомате: — Старший комиссар. Тебе есть, что сказать в своё оправдание? — Да, я сожалею… Очень сожалею о том, что их надел на меня не ты, Дайчи-сан, — Куроо с самодовольной улыбкой откинулся на спинку стула, прекрасно зная, что сейчас вообще не время для такого дешёвого флирта. Но когда Тецуро подобное останавливало? На самом деле, в происходящем был виноват никто иной, как вышеупомянутый Бокуто, который на небольшую домашнюю вечеринку притащил не только слабо сопротивляющегося Акааши, но и практически всех их общих знакомых, коих из-за общительности Бокуто и профессиональной деятельности Куроо у них было достаточно. Как и алкоголя, который те притащили с собой. Помолчав пару секунд, Дайчи приподнял брови, словно задавая вопрос. И этот жест был таким простым, но таким требовательным, что Куроо невольно подался вперед, понижая голос: — Ах да, прошу простить мне мою бестактность, — он смахнул со лба смоляные пряди, гремя наручниками, и — судя по всему, он был уверен в том, что делал, — обворожительно улыбнулся. — Я твой сосед, Куроо. Неужели ты не запомнил моего имени? В любой другой момент это даже могло бы кольнуть его самолюбие — он что, зря строил глазки в лифте своему горячему как пиздец соседу? — однако курс был уже намечен и сворачивать с него он не собирался. Ведь в этот раз Дайчи точно запомнит его имя. — С какой стати я вообще должен знать его? — но мужчина все еще смотрел с легким прищуром на своего утреннего гостя, начинающего, ко всему прочему, еще и раздражать. — О, ну я же твое знаю. Приходил к тебе как-то парнишка, сивенький такой, и он так кричал… — пауза была почти театральной, ее хватило на то, чтобы томно закатить глаза, — вот я и подумал, что это такой прикольный способ познакомиться со всеми. А, папочка-Дайчи? Мужчина, не ведя ухом, только улыбнулся в ответ на колкость и сложил руки на груди, словно красуясь крепкими мышцами предплечий. Может и нет, но Тецуро в любом случае решил расценить это как комплимент, а не как попытку закрыться от его ненавязчивого флирта. Диалог на грани — приличий, здравого смысла и секса прямо на кухне — продолжился, только подтверждая эту догадку. — Тогда ты должен знать, что на таких наручниках должен быть специальный рычажок, — скептично хмыкнул Дайчи, все-таки включая старенькую кофемашину. Она загудела, заставляя чересчур довольного Куроо, кажется, напрочь забывшего, что он еще двадцать минут назад страдал от похмелья, все-таки поморщиться. Не иначе, как божья кара за распутство. — Погоди, — но Куроо был бы не Куроо, если бы даже в такой ситуации не растянул губы в цепкой ухмылке, обработав полученную информацию за доли секунды, — ты говоришь мне про наручники для БДСМ, м, Дайчи-сан? Если вторая попытка смутить полицейского и прошла успешно, то виду он не подал, только развернулся к нему полубоком, чтобы достать еще кружку. Вздохнул как-то тяжело. Видимо, понял наконец, что его сосед все-таки не шутит — действительно вляпался. Но доставать из форменной куртки ключи от наручников и отправлять Куроо восвояси почему-то не спешил. Кажется, утренний кофе привлекал его больше, нежели свобода и без того гиперактивного Куроо. — Если не они, тогда чего ж ты последовал моему плохому примеру и тоже решил познакомиться с соседями подобным образом? Мужчина услышал тихий смешок слева, но продолжил пялиться на гудящий агрегат, не желая, чтобы его ловили на таком абсолютно нелепом сарказме. — Брать плохие примеры с плохих полицейских — моя слабость, хотя, признаюсь, такое времяпровождение не совсем для меня. — Да ты просто не с теми полицейскими был, — позволил себе Дайчи еще один подобный ответ и обернулся. — Нужно получше выбирать контингент. Поопытней. — Так ты, значит, достаточно опытен в таких вопросах? — Куроо закусил губу и слегка наклонил голову. — Научишь? Прикрыв глаза, Дайчи покачал головой. — Тебе не кажется, что ты знаешь обо мне куда больше, чем нужно? Раз ты пришел ко мне, значит, ты знал, что я — полицейский? С этим утверждением Куроо бы поспорил, конечно. Он бы пришел к Дайчи — обязательно с сажей на лице и коптящим тостером, в который сам же и засунул вилку — даже если бы тот был каким-нибудь пожарным, но обстоятельства сложились так, что ему действительно нужна была помощь полицейского. И слава всем богам, что Дайчи оказался именно им. — Форма так к лицу Вам, Дайчи-сан, — на выдохе промурлыкал Куроо, делая свой голос вкрадчивым. — Короткие рукава обтягивают шикарные мускулы, а брюки, м-м-м, — Тецуро закусил губу в попытке сдержать улыбку, — брюки заслуживают пятистраничное эссе. Как-то ты искал ключи около входной двери, я, пока смотрел в глазок, чуть от сердечного приступа не слег. — Ручной труд полезен. Кофемашина издала противный писк, — теперь Куроо понял, что сопровождало его завтраки каждое утро — и Дайчи разлил кофе по чашкам. — Но если не хочешь статью за вуайеризм, такое лучше не рассказывать. — Ах, если бы вуайеризм, — Куроо мечтательно закатил глаза и откинулся на спинку стула. — А то всего на твою прекрасную задницу пару раз глянул, даже как-то обидно. Несерьезно. Если хочешь оставить меня в наручниках, ты так и скажи, мы на правду не обижаемся. — Я бы лучше поискал действенный способ заткнуть тебя, — Дайчи фыркнул, отпивая кофе и уже видя реакцию на свои слова. — По твоему взгляду я уже понял, что такой способ ты знаешь. Тот ничего не сказал, только криво ухмыльнулся. Смотрел на изящную кофейную чашку, утопающую в крупных, едва тронутых загаром руках, и будто бы дразнил, специально избегая прямого взгляда в эти блядские янтарные глаза напротив, прикрытые опущенными ресницами. Смотрящие на него в ожидании. И когда Куроо вот-вот готов был возмутиться, Дайчи кивнул на уже подостывший кофе, мол, пей давай. Тецуро, тут же выгнувший бровь, в ответ показал мужчине свои сцепленные запястья. — Что? Не сможешь? — это не звучало издевкой, скорее игривой подначкой. — О, я много чего смогу, и даже со связанными руками. Только вот не хочется тратить такие впечатляющие навыки на ерунду. Может сразу к делу, а? — Куроо откровенно забавлялся, уже убедившись в том, что Дайчи не выкинет его за дверь решать проблемы самостоятельно. Оставалось только заболтать. Но то, что мужчина действительно встал, оставив свой кофе недопитым, и начал искать что-то в карманах форменной куртки, заставило Тецуро недовольно поерзать. Он все-таки планировал оставаться в этих наручниках чуть дольше и явно не ожидал так скоро лишиться своего главного козыря. Под «делом» он явно подразумевал не это. Он имел в виду прямо противоположное, черт возьми, поэтому тут же попытался исправить ситуацию: — Только не говори мне, что ты и правда упустишь такой потрясающий шанс, Дайчи-сан, — Куроо облизнул губы и раздвинул ноги, провокационно двигая бедрами вверх-вниз. Но и эту его реплику полицейский, которого Куроо видел теперь только боковым зрением, пропустил мимо ушей, явно намеренный довести начатое до конца. Как назло, уже спустя пару мгновений в свете низкого торшера, стоящего в прихожей, сверкнула небольшая связка ключей, самый маленький из которых сулил Тецуро свободу, правда, теперь уже не такую желанную. Не на кухне у Дайчи. Приближающиеся шаги, едва слышные из-за мягкого ковра, почему-то отдавались в голове пульсирующей похмельной болью и вязким разочарованием. Куроо свел брови, снизу вверх глядя на своего соседа, подошедшего к нему и жестом заставляющего подать руки. Тецуро замешкался всего на мгновение перед тем, как окончательно смириться со своей незавидной участью — и недотрахом, — но Дайчи уже наклонился к нему сам, дотрагиваясь до запястий теплыми пальцами и приподнимая их на весу. Осмотрел внимательно, будто беспокоился, что все это время наручники были туго затянуты и натирали кожу. От мужчины терпко пахло кофе и лосьоном после бритья. И теперь он был так близко, что без труда можно было разглядеть остатки пены за ухом, забытые то ли из-за недосыпа, то ли из-за внезапного звонка в дверь. И Куроо ой как хотелось быть причиной такой рассеянности образцово-показательного полицейского. — Вы мой спаситель, Дайчи-сан. Получилось тихо и не так игриво, как хотелось бы, и Куроо понял, что впервые сказал что-то без подтекста и выкрученной на полную пошлости. А Дайчи… Дайчи впервые посмотрел ему в глаза, и Тецуро больше из его взгляда вынырнуть не смог. Пусть он упустил то, как нервно дернулся чужой кадык, как замерли ключи, так и не донесенные до замка, он не мог и не хотел даже пытаться. Сейчас его зрение сузилось только до взгляда напротив, но ощущения, и без того в присутствии Дайчи оголенные, словно провода, обострились еще сильнее. Теперь он почувствовал, как Дайчи весь напрягся, нависая над ним. Почувствовал, как все то спокойствие, коим веяло от полицейского все утро, начало медленно, но беспощадно крошиться. Зрачки, и без того слегка расширенные от тусклого света торшера, вдруг показались бездонными, и Куроо, если бы присмотрелся, вполне мог бы увидеть свои собственные глаза — наглые и до абсурдности заинтересованные. Осознанно или нет, Тецуро сглотнул, и Дайчи, кинув острый взгляд на двигающееся адамово яблоко, облизнул сухие губы, проходясь по нижней самым кончиком языка. В этой тишине, щедро сдобренной невысказанными желаниями, щелчок замка на наручниках показался не помилованием, а карательным выстрелом, пулей засевшим где-то в виске у Куроо. Вот так просто, без суда и следствия. Уже в следующее мгновение запястья стали до обидного свободными не только от холодного металла, но и от теплых рук, и Тецуро слепо, остервенело дернулся вперед, хватая своего спасителя за ворот простой белой футболки, когда тот уже собирался выпрямиться. Только бы продлить момент. Только бы еще раз почувствовать внимательные, осторожные прикосновения, которые в его фантазиях уже давно стали настойчиво блуждающими по его телу. Но это, как выяснилось, было слишком опрометчиво с его стороны. Ошеломленный Куроо даже не заметил, как стремительно он встретился лицом с поверхностью кухонного стола, придавленный за затылок чужой ладонью. На столе ещё стояли кофейные чашки, одна из которых так и осталась нетронутой, и они пронзительно звякнули, когда Дайчи умелым движением заломил ему руки, наваливаясь сверху и напрочь лишая возможность пошевелиться.

rosenfeld — i don't need your name

Волна несдержанной дрожи накатила, когда запястья снова стянуло, но на этот раз уже за спиной. И оказалось, что настоящий полицейский захват с наручниками разительно отличается от хрюкающего пьяного Бокуто, застегнувшего эти самые наручники даже не с первого раза. Да, теперь это точно не было весело. Было больно, грубо и неотвратимо. Словно по методичке. Словно чертов Дайчи Савамура, старший комиссар полиции Токийского столичного округа, сейчас подмял под себя особо опасного преступника, а не своего соседа, по глупости сыгравшего на натренированных годами рефлексах. Тецуро дернулся, тщетно пытаясь сбросить с себя мужчину, но тот надавил на руки и вжался сильнее, заставляя выкрученные суставы взвыть от напряжения. Куроо захотелось взвыть вместе с ними, но он упрямо закусил губу, позволяя себе только тихий стон то ли от боли, то ли от того, как волнительно Дайчи ощущался сверху. И внезапно — кто бы мог подумать — хватка ослабла. Исчезло давление и в закованных запястьях, и в вывернутом плече, и (самое печальное «и» для Куроо даже в этой ситуации) в бёдрах, которые Дайчи прижимал всем своим весом к столешнице. — Черт, Куроо, я… Куроо резко повернулся, будто бы и забыл, чем обернулась его импульсивность в прошлый раз, но увидел лишь полный растерянности взгляд, направленный, к самому огромному удовольствию Тецуро, на его ягодицы. Дайчи в тот же момент поднял голову, хотя где были его хваленые рефлексы в эти секунды, Куроо не знал. Да и не хотел знать — зачем, когда в данной ситуации важен результат? Тецуро, несмотря на отголоски боли в суставах и похмельной голове, слегка согнул ноги и проехался животом по столу по направлению к Дайчи. Тот, как и следовало этого ожидать, жестко зафиксировал чужие бёдра в чертовых миллиметрах от своего паха, перехватывая Куроо под тазовыми костями, но его очаровательная растерянность сыграла с ним злую шутку. Куроо приподнял ягодицы и наконец встретился с Дайчи — даже сейчас Тецуро услышал этот прекрасный, пусть и глухой, но наполненный каким-то отчаянием шлепок, и — хвала всем небесам и барам, после которых Куроо ездил домой развлекаться с первыми встречными, — он в полной мере ощутил совсем другого Дайчи. Загнанного, немного дикого и, блять, донельзя возбужденного. — Ах, Дайчи-сан, — все ещё смотря через плечо на своего спасителя-захватчика, Тецуро прикусил нижнюю губу. — Любитель грубой силы. Ради такого и я наручники полюблю, господин полицейский. Неожиданно, но Куроо снова почувствовал, что Дайчи лёг на него, вдавливая своего взбалмошного соседа в стол и, соответственно, вжимаясь эрекцией в отставленные ягодицы ещё теснее. — Заткнешься ты сегодня или нет? — прошептал он в самое ухо, и Тецуро готов был поклясться, что это прозвучало до невозможности горячо. Это буквально было самым горячим в его жизни, даже если откинуть парочку воспоминаний про кипяток на коленках. Ведь они все-таки не были такими приятными, как действительность, в которой этот порядочный полицейский наконец сорвался. От осознания мурашки на долю секунды скопились у шеи и разбежались по плечам и позвоночнику, заставляя Куроо прогнуться в пояснице и притереться ближе настолько, насколько это вообще сейчас возможно. Дайчи встретил его движение поощрительным мычанием куда-то в затылок, и от этого звука в сердце кольнуло, а собственное возбуждение, до этого казавшееся лишь чем-то эфемерным, наконец обрело осязаемую форму. Но мужчина, без труда это заметивший, даже несмотря на свое состояние, продолжал испытывать и без того невеликое терпение Куроо. Член Тецуро болезненно дернулся, упираясь в ширинку, когда связка ключей легла на столешницу прямо перед самым его носом, намекая, что на этот раз его никто не выпустит. Что он будет смотреть на нее без возможности не то что освободиться, но и даже пошевелиться под чужим телом, пока Дайчи не решит иначе. И это пиздецки заводило, потому что Дайчи явно знал, что делает. Но самое главное, что он умел это делать — брать все в свои руки, заигрывать со страхом, стекающим книзу живота горячим возбуждением, и вынуждать довериться, покорно прикрывая глаза. Но Куроо лихо сдул растрепанные пряди со своего лица, выворачиваясь в чужой хватке, и растянул губы в самой своей хищной улыбке. Ведь не мог он себе позволить так быстро сдаться. — Без суда и следствия, и сразу на эшафот? — Тецуро упёрся затылком в плечо Дайчи, не видя, но целиком и полностью ощущая его лицо в каких-то жалких миллиметрах от своей головы. Он мог даже чувствовать слегка сбитое, рваное дыхание мокрым от пота виском. — И где только твое благородство? — Благородным я буду, — тихо рыкнул Дайчи, почти что задевая губами мочку слабо сопротивляющегося Куроо, — если позволю тебе кончить сегодня. Даже обладая прекрасным умением игнорировать множественные выпады в свою сторону, в данном случае Куроо был бы полным кретином, если бы выкинул очередную тупость в виде шутки или до безобразия грязного флирта. Он лишь несдержанно простонал — хотя на этот раз только от набирающего мощность возбуждения. Чувствовать Дайчи на себе было приятно, и, пожалуй, Тецуро даже немного сожалел о своей необдуманной попытке схватить полицейского за грудки, приведшей к невозможности дотронуться до горячего и подтянутого тела. Но все-таки Куроо не жаловался. И Дайчи, без труда уловивший, что последняя оборона вот-вот будет сломлена, а его сосед уже не скалится так лихо, толкнул его обратно на стол щекой. Прошелся широкими ладонями по бокам — от бедер до груди, — собирая в складки тонкий свитер, и оставил его задранным где-то у лопаток. Сам он еще был в футболке и пижамных штанах, в которых и застал его Куроо, но было понятно, что он не снимет их, пока вдоволь не наиграется. Или пока Тецуро не попросит. А просить он должен так, чтобы мужчине понравилось, иначе горячие руки так и продолжат дразнить его тело, а чужие бедра — прижиматься так тесно, но лишь через несколько слоев ткани. Куроо закусил губу, чтобы не начать просить прямо сейчас. Соревноваться в терпении с полицейским было бессмысленно, но азарт бурлил в крови, заставляя лакомиться крохами того непокорства, которое Дайчи еще допускал. Не сказать, что Тецуро часто позволял такое своим случайным партнерам. Наоборот, обычно он предпочитал вести и полностью держать ситуацию под контролем. Будучи даже закованным в наручники, он всегда мог нащупать рычажок, чтобы высвободиться, и всегда держал в голове стоп-слово. Так, на всякий. Но с Дайчи почему-то все было по-другому. С ним не было подстраховки и сомнений, только странное доверие, которое тот внушал одним своим видом. Потому что все действия Дайчи были обещанием. Потому что удовольствие Куроо сейчас было только в его руках, и в том, что он оправдает это доверие, сомнений не было никаких. Словно в подтверждение он накрыл его шею, скользнув ладонью под собранный свитер, и двинулся пальцами вниз по позвоночнику. Чувствительно прошелся между лопаток, разогревая кожу, проследил цепь выпирающих позвонков и наконец замер у поясницы. Куроо казалось, что сильнее он прогнуться не может, но Дайчи без труда явил миру скрытые возможности его тела — Тецуро еще выше поднял ягодицы над столом, когда ладонь властно заставила его это сделать. — Похоже, я все же нашел отличный способ заткнуть тебя, — шепнул Дайчи, нагнувшись и надавив на позвоночник еще сильнее. Еще чуть-чуть, и Куроо бы возмущенно зашипел, однако мужчина продолжил: — Упускать такой волшебный шанс… Это прозвучало, словно вызов, потому что, безусловно, Куроо помнил свои же слова, брошенные в попытке спровоцировать привлекательного соседа на более откровенные диалоги и действия. И от конкретно этой фразы, слетевшей с уст вполне себе конкретного полицейского, у Тецуро медленно, но верно начало плыть сознание. В голове яркими картинками замелькали различные варианты исхода положения, в котором Куроо оказался то ли по милости самого наитупейшего решения Бокуто, то ли по снисхождению божьему — и Куроо было плевать. Каждый сантиметр, где Дайчи касался разгоряченной кожи, казалось, начинал жечься — медленно, остро и агрессивно. Словно желая испепелить Тецуро изнутри, лишить его органов чувств, заставляя только хотеть. Жарких губ, цепких пальцев и крепких ладоней на своих бедрах, сводящих с ума от нерасторопности и крайне неуместной последовательности. Куроо был ураганом, стихией — живой и безудержной, подминающей под себя все то, что плохо лежит и не прибито гвоздями, и сейчас ему становилось очевидно, что и на него нашелся свой ураган. Тяжелый, пахнущий потом и возбуждением. И Тецуро оказался в самом его эпицентре. Там, где уже и не думаешь о спасении, просто в восхищении замираешь перед необузданной силой, сбивающей с ног. Заставляющей забыть о том, что существует что-то помимо ее, давящей на плечи. По телу прошла волна дрожи. Тецуро прикусил щеку изнутри, чтобы не застонать — Дайчи нагло, насколько ему позволяла, вероятно, совесть, скользнул пальцами по плотным брюкам вниз, прямо по шву, будто бы специально вдавливая жесткое соединение ткани в чужую промежность. Или и правда специально? Сквозь джинсы прикосновения ощущались как-то неполно, скомканно, и Куроо поерзал животом по столу, надеясь тем самым показать Дайчи свое неимоверно огромное желание продолжить без подобных прелюдий, однако широкая рука тут же исчезла с его бедер и оказалась на затылке. — Ты, кажется, неправильно меня понял. — Куроо услышал явную насмешку. — Если хочешь закончить сегодня, ты должен меня слушаться. Внезапно он оказался в поле зрения Куроо, разрывая все телесные контакты с ним, и у того не возникло и малейшего желания попытаться встать снова. Оно, конечно, может и вспыхнуло бы где-то на периферии сознания неуемной упертостью, присущей Куроо с рождения, но все равно шанса против мужчины у него не было ни единого. Ведь Дайчи как-то слишком тепло улыбался, в уголках его глаз собрались мелкие морщинки, пробегающие тоненькими линиями по загоревшей коже. В его взгляде было нечто откровенно… доминирующее. Наверное, Куроо стоило догадаться, но какова была вероятность, что его соседом окажется именно сексапильный полицейский-гей с подобными наклонностями? Даже для счастливчика-Тецуро крайне минимальна! Но она была, и прямо сейчас Куроо словно в замедленной съемке наблюдал, как Дайчи поднял руку и коснулся подушечками пальцев губ самого Куроо. Сначала легко и невесомо — Тецуро ощутил прикосновение только потому, что тонкий покров прошибло разрядом возбуждения. Потом более настойчиво, грубо, проникая ногтем в рот и задевая зубы, вынуждая подчиниться. Куроо послушно разомкнул челюсти, впуская Дайчи, и приветственно мазнул языком по шершавому кончику. Соленый, с привкусом кофе, сопровождающим их сегодня терпкой, приятной горечью. И Тецуро до безумия хотел как следует вылизать его пальцы. Обхватить губами, втянув щеки, вобрать так глубоко, чтобы костяшки коснулись губ, и, наконец, чтобы запомнить этот вкус навсегда. Но мужчина не дал ему это сделать — тут же перехватил инициативу, придавливая юркий язык пальцем, и, когда Куроо послушно замер, сглотнув, довольно склонил голову на бок: — Хороший мальчик. Куроо судорожно вздохнул и закрыл глаза, чувствуя, как кровь приливает к низу живота, будоража все клеточки в напряженном организме. Ему казалось, что еще малейшее давление на корень языка и один-единственный взгляд в лицо Дайчи, и Куроо сорвется. Не выдержит, запросит большего, примется умолять, чтобы его трахнули, как последнюю шлюху, но получит желаемое — своего до пиздеца горячего соседа, выглядящего, как свежая булочка с корицей, но бывшего властным и строгим. — Докажешь, что не мелешь своим чертовски острым язычком полную чушь? — Куроо распахнул глаза, встречаясь взором с потемневшими глазами Дайчи, и понял, что впрямь попал. — Заставь меня трахнуть тебя. Нерастраченное желание, зудящее в уголках губ, которые по мнению самого Куроо уже давно должны быть растянуты вокруг чего-то, заставило его судорожно кивнуть. И он бы кивал и кивал, словно китайский болванчик, если бы чужие пальцы не схватили и не зафиксировали его за подбородок. — Куроо, — Дайчи чуть приподнял его лицо, чтобы убедиться, что тот не отведет взгляда без разрешения, — будто Тецуро мог учинить такое богохульство — и присел на корточки рядом. Спросил все с той же покровительственной улыбкой: — Где же теперь твое красноречие? Или уже не так сильно меня хочешь? Сейчас Дайчи смотрел на него, распластанного на столе, снизу вверх, но его требовательный взгляд продолжал давить, не давая Тецуро даже малейшей возможности пошевелиться. — Хочу… — хрипло, словно и не своим голосом. Куроо пришлось прокашляться, чтобы продолжить: — Хочу отсосать тебе. Блять, ты просто не представляешь, как сильно. — Так покажи мне. И Куроо отчаянно поблагодарил небеса за свой рост. Его нисколько не смущала разница в росте с Дайчи да и крепкая столешница подходила просто идеально — двинуться подбородком вперед, привставая на носочки, и вот он — край. А за краем — ткань чужих серых спортивок, абсолютно бесстыдно натянувшихся из-за крепкого стояка, и последняя капля осмысленности Куроо. Если ему не дадут член, то он взвоет. Дайчи, уже оказавшийся перед ним на ногах, это, конечно, понял. И поэтому он — зараза — замер, наблюдая, как Тецуро тщетно пытается поймать ртом конец шнурка, удерживающего штаны мужчины на тазовых косточках. Кажется, мужчине нравилось, как металлический наконечник звякает о зубы, но подло ускользает из хватки напряженных губ. Связка ключей, ранее оставленная на столе в назидание, впивалась Куроо куда-то в ключицу, но он остервенело тянулся вперед, не обращая внимания на неудобства. Подумаешь — ноги, неустойчиво стоящие на полу самыми носками, трясутся, член болезненно упирается в ширинку, а в голове такой хаос, такая тьма, что и не вынырнуть. Плевать. Тецуро и не хотел выныривать. Он хотел еще глубже — носом под ткань, глазами за трепещущие веки, языком по стволу до самых поджавшихся яиц. Наконец Дайчи подался чуть вперед, словно делая одолжение, и Куроо молниеносно схватил шнурок, дергая за него зубами. Если бы расхлябанный бантик затянулся узлом, то его сердце не выдержало бы, но тот послушно ослаб, заставляя штаны свободно повиснуть, продемонстрировав резинку черных боксеров. В сочетании с рельефным прессом, выглядывающим из-под сбившейся футболки, и развитыми косыми мышцами живота — произведение искусства, не меньше. Тецуро дернул шнурок еще раз, показательно наматывая его на язык, и победно ухмыльнулся из-под челки, когда его старания поощрили тяжелым вздохом откуда-то сверху и тяжелой ладонью на затылке. Но это еще не все. Еще слишком многое отделяло Куроо от вожделенного — как минимум два слоя ткани и крепкая хватка Дайчи в волосах. Тецуро даже успел допустить мысль о том, что тот придумал ему очередное препятствие, очередную провокационную фразу, очередное издевательство, но тот, наоборот, притянул его голову ближе, свободной рукой скользнув под резинку своего белья. Едва заметная дрожь его до этого уверенных, жестких пальцев ощущалась слаще патоки, и Куроо машинально облизал губы, словно хотел эту сладость почувствовать, но потерял мысль так же стремительно, как и отыскал ее, — перед глазами влажно качнулся чужой член. Где-то под челюстью свело мышцу, засосало под ложечкой, и Тецуро ощутил, что язык буквально утонул в горячей, вязкой слюне, наполнившей его рот, словно по какому-то чертовому рефлексу. Видишь член, Куроо, соси. Хороший мальчик. И Дайчи, кажется, уже готов потрепать его за ухом и дать косточку за послушание, если только прямо сейчас Куроо не поторопится и не покажет свои потрясающие обещанные навыки. Шумно вдохнув и втягивая носом терпкий мускусный запах, Тецуро подался вперёд ещё чуть-чуть — игнорируя налитую головку и твёрдый ствол. Сразу вниз, к набухшей вене, как-то неистово жадно и до безобразия открыто, словно Куроо всегда знал, с чего следовало начинать отсос почти незнакомому человеку. Прикусить, облизать, засосать и ласково погладить шершавым языком, начиная изнывать от напряжения в собственных штанах. Чувствовать, как затекают руки, как немеют ноги, как больно впиваются ключи в кожу, но при этом забывать обо всем этом и вязнуть буквально в одном-единственном желании — быть оттраханным прямо на этом чертовом столе. Пусть Куроо потом придется покупать новый или чинить старый, все это не имеет смысла, если Тецуро не получит то, что он хочет. Он, блять, готов жрать только овощи и покупать новые столы каждую неделю, если это заставит Дайчи посмотреть в его сторону еще раз. Посмотреть прямо так, как он делает это сейчас — слишком пошло, выжидающе, голодно. Словно в его мыслях Куроо не просто делает свои жалкие попытки в минет, а как минимум безбожно трахает его ртом. — Тс, — шикнул Дайчи, когда Тецуро неаккуратно задел зубами крайнюю плоть, и отстранил от себя голову Куроо, оттягивая ее за волосы. — Следи за зубами. Он замер. Куроо увидел это, когда поднял голову с желанием размять шею, и он правда увидел. Такой знакомый остервенелый блеск в глазах, не несущий в себе ничего, кроме разве что ещё большей, чем до этого, жажды. Карие глаза метались по лицу Тецуро, пожирая внимательным взглядом губы, и Куроо, к своему глубочайшему разочарованию, пропустил тот момент, когда Дайчи наклонился к нему. Когда хищно облизнулся и когда впился в припухшие от ласк губы. Куроо громко застонал, машинально зажмуриваясь. Член запульсировал, зажатый между столешницей и крепкими бёдрами, и с каждым ударом пол уходил из-под ног Тецуро все стремительнее. Безвозвратно крошился, расходился трещинами и откалывался целыми кусками, утягивая Куроо за собой в попытке погребсти его заживо. А Дайчи все напирал, нависая над ним. Тянул назад волосы, тянул зубами за язык, прикусывая самый его кончик почти игриво, так, будто вот-вот поцелуй станет еще глубже и развязнее. И Куроо уже был готов развратить этот поцелуй настолько, что демоны в аду будут стыдливо отводить глаза, но Дайчи стремительно отстранился, лишь напоследок мазнув носом по взмокшему виску. — Еще, Дайчи… — только и смог выдохнуть Тецуро, казалось, окончательно потерявший умение говорить — много, громко, хлестко и цепляющее. Так, чтобы отвлекать от самой своей сути, но Дайчи уже увидел все, что хотел. Растрепанная челка Куроо, сейчас сжатая в его кулаке, больше не закрывала янтарные глаза, и тот не мог не думать о том, как открыто сейчас выглядит перед мужчиной. Только вот непонятно, что именно в его взгляде заставило Дайчи наклониться снова. Снова поймать губами его губы, сминая настойчиво, собственнически. Так, чтобы у Куроо не осталось сомнений в том, кому он сейчас принадлежит. Пусть и ненадолго — всего на один ничего не значащий трах на кухонном столе, — но Куроо должен принадлежать только ему. И Куроо, черт возьми, действительно этого хотел. Шея, неудобно выгнутая в чужой хватке, затекла, однако Дайчи не позволил ему ни капли самодеятельности. Только как следует вылизав чужой рот, он оторвался, выпуская волосы: — Авансом, — шепнул мужчина в самое ухо, прикусив мочку. — Остальное придется заслужить. И теперь пол, кажется, действительно разверзся, когда Дайчи распрямился и вновь скользнул членом меж все ещё распахнутых от поцелуя губ. Одним движением, глубоко, так, что Куроо почувствовал давление в кадыке. Глотку сдавило, а глаза защипало от непрошенных слез, и парень сделал медленный вдох через нос. Лишь бы не задохнуться. Одна ладонь Дайчи так и покоилась на вихрастой макушке, вторая же поддерживала голову Куроо под челюстью — Тецуро мог бы сказать «заботливо», если бы чужой член не вдалбливался ему по самые гланды, не давая нормально дышать. Низкий стон прокатился по комнате, вынуждая Куроо поднять глаза на теряющего контроль Дайчи — движения бёдрами все размашистее, пальцы впиваются в загоревшую кожу до боли, взгляд одновременно сосредоточенный и потерянный. У Тецуро хватило наглости и сил ухмыльнуться, когда кончик его носа задержался в жестких волосах, а язык напряжённо заскользил по мошонке. Дайчи согнулся, жестко вжимая голову Куроо в себя, простонал вновь — на этот раз чуть выше, и от таких тональностей в Тецуро росло все больше и больше желания довести полицейского до точки кипения. Чтобы вместо усмешки и пиздец какого горячего взгляда Куроо видел лишь блаженство. Потребность Дайчи в тотальном контроле заводила и возмущала одновременно. И когда он вот так смотрел на Куроо мутными глазами, готовыми вот-вот закатиться под веки, все его естество жаждало взбрыкнуть, оскалиться в ухмылке. Но только для того, чтобы ему снова указали на его место. Жестко и неотвратимо. Тецуро, очевидно, был последним извращенцем, но Дайчи, вбивающийся сейчас в его глотку так, чтобы позволить лишь куцые глотки раскалившегося воздуха, оказался не лучше. В любом случае Тецуро должно было хватить времени, чтобы осуществить задуманное. Пока Дайчи не опомнился, разумеется. И, казалось, они оба только этого и ждали. Ждали, когда Куроо осторожно, но предупреждающе прикусит член у самого основания, заставляя замереть в капкане зубов, и подастся головой назад, наконец набрав полные легкие воздуха. Он ему понадобится, чтобы с грязной, совершенно развязной ухмылкой скользнуть еще ниже. Втянуть в рот нежную кожу мошонки, широко пройтись по ней языком, вылизывая. Безнаказанно, мокро, абсолютно не стесняясь с чувством, с оттяжкой ласкать чужие яйца. Безмолвное разрешение — или просьба? — продолжать было получено, когда Дайчи сжал свой член, обильно влажный от чужой слюны. Обхватил кольцом под самой головкой, лаская себя жесткими, короткими движениями, ни на секунду не отрывая взгляда от Тецуро, который чуть наклонил голову, будто специально демонстрируя свои припухшие губы на уже вылизанной как следует коже. Только вот этого было мало. Им обоим было мало. Чужое колено уперлось в стол рядом с головой — это Дайчи подтянулся вперед, нависая и продолжая себя ласкать. Пришлось задрать голову еще сильнее, но Куроо умел быть старательным и прилежным. Особенно сейчас, когда одна рука Дайчи мелко дрожала у него в волосах, а вторая все жестче надрачивала, лишь иногда отвлекаясь на то, чтобы пережать основание члена в особенно острые моменты. Тецуро ведь тоже умел дразниться. С самого начала было понятно, что его сосед любит грубость. Но его низкое рычание, раздающееся, когда Куроо зубами чуть прихватывал и оттягивал кожу, делало что-то невероятное — хотелось сожрать Дайчи с потрохами. Хотелось больно кусать его бедра, оставляя собственнические метки, вылизывать его крепкий торс, пятнать засосами грудь и смуглую шею. Хотелось всего и полностью, но руки были предательски скованы за спиной. Куроо знал, что его время истекает — еще несколько мгновений, и Дайчи снова перехватит контроль. Было еще так много всего, чего он мог бы сделать одним только языком, но рука Дайчи уже сжала его волосы в кулаке, неумолимо укладывая Тецуро подбородком на стол. Так, чтобы в недосягаемости от покачивающегося перед глазами члена и вылизанных яиц. Еще несколько бесконечных секунд в молчании наполнились осязаемыми импульсами — будто бы Дайчи соображал, как еще можно было бы подразнить Куроо, а Куроо в свою очередь усиленно придумывал абсолютно провокационную фразу, чтобы вывести соседа окончательно. — Привык кончать в гордом одиночестве? Куроо успел: это он понял спустя всего миг. И он, конечно, не признается, что дрочащий себе Дайчи — это так восхитительно горячо, что хочется смотреть на это бесконечно, но вот сболтнуть лишнего — это всегда пожалуйста. В этом весь Куроо — даже предостерегающее молчание Дайчи его больше не останавливало. — Если бы я знал, что Вас придётся уламывать так долго, предпринял бы попытку ещё год назад, папочка. Только никаких папочек в поле зрения не оказалось. Тецуро раздраженно цыкнул, упустив чужую реакцию на это слово, однако очень быстро ему стало не до этого — широкая ладонь скользнула по оголенному животу, чуть приподнимая Тецуро над столом. О да, последняя фраза, брошенная почти бездумно, возымела успех, в этом Куроо не сомневался. Потому что Дайчи продолжил с напором двигаться вниз, пока наконец не добрался до пряжки ремня. Их поза не позволяла расстегнуть его быстро, но оба слишком хотели этого, чтобы так просто отступиться, — Куроо приподнялся на носочки, а Дайчи обвил его за пояс руками, вцепляясь в пряжку. Спустя пару минут возни и сдавленных ругательств в затылок, от которых у Куроо по позвоночнику бежали мурашки, пряжка тяжело брякнула о стол. Проскрипела металлическим язычком по деревянной поверхности, когда Тецуро, слишком заведенный таким тесным контактом, воспользовался своим шансом и прижался еще ближе, подаваясь ягодицами чуть вверх и назад. Но Дайчи, явно сегодня невыспавшийся, шума не потерпел, поэтому одним резким движением выдернул ремень из шлёвок и кинул его куда-то в сторону ковра. Видимо посчитал, что сосед его заберет потом. Если сможет, конечно. — Я бы сказал, не так уж долго, — протянул Дайчи, когда Куроо уже и не ждал ответа — просто плавился в чужих прикосновениях, сам подавался к пальцам, дразнящим, но так и не расстегивающим пуговицу джинсов. — Предпочитаю, чтобы меня умоляли. — И как же ты любишь? Томно и обольстительно? — Куроо обернулся, сам не зная, почему именно сейчас у него прорезался голос. — Ах, Дайчи-сан, умоляю, трахни меня, — закусывая губы и чересчур драматично закатывая глаза, он сделал свой голос высоким, просящим и вульгарно-ласковым. — Или, может, ты уже готов трахнуть меня, господин полицейский? Его неестественно кроткий, низкий голос потерялся в шуршании джинсов, которые Дайчи спустил с Куроо до самых щиколоток одним движением вместе с бельём. Оголившиеся ягодицы обдало потоком свежего воздуха, однако Тецуро даже не успел отреагировать — обжигающе горячие ладони уже нагло исследовали внутреннюю поверхность бёдер, неумолимо поднимаясь выше. Казалось, что вся кровь находилась сейчас в нижней части тела: танцевала под гулкие биты сердца, перекачивалась из клетки в клетку и горела адским желанием там, где кожи касался Дайчи. Его блядские пальцы умело ласкали, то надавливая, то поглаживая, и если во рту они казались Куроо чуть шершавыми и грубоватыми, то сейчас, в самом себе, он ощущал их до безобразия нежными. Движения — плавные, аккуратные — вынуждали подчиняться, подставлять зад, будто бы течная сука, и молчаливо просить о большем. Но когда вместо нелепой деликатности Тецуро вновь ощутил власть над собой и превосходящую все это похоть, молчание стало бы новым смертным грехом. С каждым — даже самым малюсеньким — толчком, с каждым согнутым внутри Куроо пальцем из его горла настойчиво вырывались стоны — заводящие, утробные. Такие, что у Дайчи, кажется, и правда срывало какие-то внутренние предохранители, которые, в силу профдеформации, у него тоже выработались. Когда Куроо уже был готов умолять Дайчи продолжить на полном серьезе, тот внезапно снова отстранился. Тецуро чертыхнулся сквозь сжатые зубы, чувствуя раздражающую пустоту там, где еще мгновения назад кожа горела под несдержанными, властными прикосновениями. — Что опять? — сердито спросил он, когда Дайчи дошёл до середины стола и наклонился к нему. И явно не за тем, чтобы как следует приласкать. Куроо напрягся, и тот, тяжело дыша и метая ошалелые взгляды по чужому телу, сейчас натянутому, словно струна, вытащил из-под груди Куроо злосчастные ключи от наручников и умелым действием освободил его скованные запястья. Тецуро, сейчас слишком раздраженный и дезориентированный развитием событий, не смог сразу понять, что именно от него хотят — освободить и выгнать или… — Снимай свой чертов свитер, — Дайчи кинул на вещь такой яростный взор, словно по его вине он остался без секса как минимум на год. — И обратно на стол. Злость Куроо как рукой сняло, когда он наконец ощутил свободу в руках и развернулся, облокотившись на столешницу. Руки, долгое время скованные за спиной, трясло от напряжения, но его кривой улыбке в данный момент наверняка мог бы позавидовать сам Сатана. Потому что Куроо, приподняв свитер на десяток сантиметров, дёрнул его обратно, смотря в глаза напротив с таким самодовольством, которое не сулило ему ничего хорошего. Только разгневанного Дайчи. Но это было тем, чего сейчас он жаждал больше всего, поэтому, дразня, заскользил медленно вверх, ведя пальцами по рельефному прессу и как бы невзначай задевая сосок. Видимо, предохранитель в Дайчи слетел уже очень давно, потому что скорости, с которой он оказался в дюйме от Куроо и стянул с него бедную вещь, хватило бы, чтобы пересечь весь Земной шар. — Я сказал, — грузно прошептал Дайчи прямо в губы Куроо, — снимай свой чертов свитер. И Куроо не мог не подчиниться приказу. Сделал шаг назад, упираясь оголенными ягодицами о столешницу и потянул свитер вверх. Он еще не успел из него выпутаться, когда чужие руки оказались там, где и должны быть — на поджаром животе, тут же напрягшемся под уверенным прикосновением. Так, будто Куроо действительно принадлежал только ему. И спорить с этим совсем не хотелось, ведь свитер наконец отправился к ремню, а Тецуро с кристальной ясностью осознал, что Дайчи сейчас стоит лицом к нему. Вот так просто: без оправданий, наручников и бесконечного множества тех бессмысленных фраз, которые они кидали друг в друга, только бы сильнее зацепить. Уже обнаженный, желанный и желающий. Такой, что Куроо вот-вот готов был упасть к его ногам, чтобы сделать свой самый старательный отсос в жизни, но Дайчи тут же скорректировал его планы. А если точнее, то наплевал на них, подхватывая Тецуро за бедра и усаживая на многострадальный стол. Вот оно. Теперь можно трогать, гладить широкий разлет плеч, чувствуя как тугие мышцы перекатываются под ладонями. Можно целовать линию челюсти и прикусывать мочку уха под сдержанные стоны. Можно, наконец, обвить чужой торс ногами и почувствовать, как нетерпеливо Дайчи притирается ближе. И Куроо, конечно, оказался слишком жадным, чтобы не воспользоваться открывшимися возможностями. — Я выиграл какой-то джекпот? — провел Тецуро пальцами прямо по центру живота Дайчи, вторя глубоким рельефам мышц. — Не иначе, как супер-удача. Коснулся кончиками курчавых волос, обхватил основание чужого члена и нетерпеливо проскользил сочащейся головкой по собственной промежности. Сжался — то ли от предвкушения, то ли от размера — и в сотый раз за час закусил щеку до боли, понимая, что накопившаяся страсть вот-вот вырвется на волю. Какие-то чертовы секунды отделяли Куроо от самого желанного перепиха, и все в парне бушевало под действием этого желания. Протесты давно кончились, провокации себя исчерпали, оставляя после лишь неуемную тягу к телу в жалких сантиметрах от самого Куроо. Его пальцы с обеих сторон от члена мягко давили на мышцы, и у Тецуро даже хватило внимания подумать, что все, что теперь Дайчи будет видеть в своем соседе, — это то, как он жадно запихивал его член в себя. Он мог бы усмехнуться, если бы успел — Дайчи качнул бедрами всего на дюйм, вынуждая Куроо забыть все вокруг. Слишком жарко, слишком туго и опаляюще — так бы Тецуро описал произошедшее, если бы мог, хотя его никто и не спрашивал. Они, к счастью, не на уроке японской литературы, чтобы подыскивать лучшие эпитеты для растянутой задницы Куроо Тецуро. Он откинул голову назад, выгибая спину до безумно уместных спазмов, и вроде как даже попытался замедлить Дайчи ладонью, хрипом прося остановиться, однако мужчина все понял по-своему — чуть присел и резко вошел до конца, выбивая из Куроо весь воздух. Тецуро четко ощущал, каким же на самом деле хищником был Дайчи — прикусывал кожу на шее, раскрашивая ее бордовыми пятнами и линиями, царапал бока в стремлении подчинить, вжать в себя, входя глубже, и цеплялся за губы опасно острыми поцелуями. — Такой ты блядско-горячий, — буквально прорычал Дайчи, прокладывая себе путь по кадыку к уху. — Так бы и вытрахал из тебя всю дурь. Куроо что-то невнятно промямлил, стыдливо закрывая рот плечом, и все же слишком протяжное высокое «Ах!» раздалось быстрее, чем Дайчи успел двинуть бедрами взад-вперед. Тецуро таял под Дайчи, ощущал, как тот заполняет его — глубоко и жестко. Четко вымеренными движениями, словно по той же самой книжке, по которой он получасом ранее сделал захват в наручники. Интересные пособия у них там в академии, но Куроо не то чтобы жаловался — извивался на столе, сходил с ума от сжирающей похоти и высоко стонал, теряя и без того тончайшие нити с адекватностью. Тело пронизывали тысячи игл, по венам текло концентрированное вожделение, такое, которого раньше Куроо не испытывал. Не было еще в его разгульной жизни такого, чтобы о сексе реально хотелось умолять. — И все же ты до пиздеца сексуальный, когда не треплешься. Одной рукой Дайчи крепко обхватывал Куроо за шею, вжимая большим пальцем кадык, а второй тяжело давил распластанной ладонью внизу живота. Короткие ногти впивались во влажную от пота кожу, будто желая вспороть и стиснуть внутренности в кулак. — Вау, — сипло выдавил из себя Куроо, пытаясь приподнять голову, но тут же был уложен обратно. Дайчи будто специально давил на его шею, будто бросал вызов, но Тецуро, хоть и с трудом, но выдохнул игриво: — Я слышу комплимент, господин полицейский? Схватившись за упругие бедра и подтягивая Тецуро выше, Дайчи молча ухмыльнулся и принялся вбиваться в жаляще-огненное тело. Такое мягкое, притягательно-податливое, по-настоящему красивое. Капельки пота текли по его вискам, скатывались на кончик носа, и Куроо резко мазнул по чужому лицу подушечками пальцев, следом цепляясь за ухо и утягивая Дайчи вниз. Чтобы необузданно, цепко, надолго, упираясь мокрым лбом в лоб напротив и вгрызаясь в опухшие губы. Щедро одаривая их слюной, делясь неумолкаемыми стонами и пылкими вздохами. Сообразительности Дайчи можно было ставить памятник — Куроо сбился со счета выдуманных им способов заткнуть своего соседа, поэтому просто наслаждался тем, как сейчас его язык обхватывают чужие губы. Как посасывают его, четко вторя толчкам снизу, прикусывают кончик, стоит только Тецуро сильнее впиться ногтями в плечи. Дайчи был слишком, блять, идеальным для этого мира. Казалось, еще чуть-чуть — и Куроо не выдержит этого необузданного напора, однако это совсем не мешало ему тянуться еще ближе, подмахивать задом и выламываться в спине так, будто от этого зависит его жизнь. Стол натужно скрипел под весом двух взрослых мужчин, норовя разъехаться ножками в разные стороны, и методично бился столешницей о стену — хорошо, что она приходилась на квартиру Куроо, иначе кто-нибудь бы уже вызвал какой-нибудь патруль, не подозревая, что в нарушителях уже есть полицейский. — Д-дайчи-сан, — еле слышно прохрипел Тецуро. — Дайчи, — его ногти больно впечатались в шею, когда он прижал Дайчи к себе. — Позволь мне кончить от твоих рук. Засосав напоследок нижнюю губу и оставив Куроо без ответа, мужчина закинул обе его ноги на левое плечо и перехватил их рукой. Теперь правая была свободна, однако мужичина, к большому удивлению и удовольствию Куроо, обернул вокруг его члена ладонь, начиная моментально надрачивать. Тецуро заскулил на такое жадное, безжалостное прикосновение к перевозбужденной плоти и больно ударился затылком о стол, на секунду теряясь. Красное лицо Дайчи мелькало перед взором, его карие глаза вожделенно блестели всякий раз, когда он опускал взгляд и смотрел туда, где соединялись тела. Будто стремясь быть более раскрытым для Дайчи, Тецуро перехватил себя под коленками трясущимися руками и прижал их к своей груди. Дайчи позволил ему эту кроху контроля, но уже через мгновение снова взял ситуацию в свои руки — свободной рукой сжал напряженную икру и чуть надавил вниз, к голове, складывая Куроо еще сильнее. Словно проверяя растяжку. Судя по гортанному, совершенно дикому звуку, остался доволен. Но Куроо не слышал. Куроо мог только чувствовать — столешницу под спиной, натирающую позвонки, разгоряченные мышцы, кажется, с последнего волейбольного турнира так не натруженные, крепкий член в заднице, сейчас желанный даже больше, чем рука на своем собственном. Хотелось остановить этот миг. Навсегда остаться в сладком моменте, когда больше себе не принадлежишь — только чужим руками и накатывающему волнами оргазму, заставляющему забыть свое имя, но вот его имя… его имя запомнить навсегда, выжигая под веками. — Дайчи… Ах! Толкаясь все отчаяннее, Дайчи наклонился, кусая Куроо за подколенную мышцу, и это стало последней каплей — он затрясся в его руках так, что пришлось зафиксировать на месте, выдалбливая последние тихие вздохи, похожие то ли на мольбу, то ли на благодарность, то ли на отборные ругательства. — Тецуро, — короткий поцелуй в укушенное место, утопающий в хриплых стонах шепот. — Тецу. Скользкая от спермы ладонь продолжала ласкать член, и Куроо, казалось, начал втапливаться в несчастный стол, окончательно прекращая осознавать происходящее. Дайчи был повсюду — ярким пламенем внутри, покалывающими поцелуями на бедрах, болезненными полосами на ребрах. Его шепот стоял в ушах громким эхом, дикий рык оседал мурашками на коже, органы скручивались в животе, делая ощущения какими-то безграничными. — Ты, — медленно проговорил Куроо, когда понял, что Дайчи замедлился. Его толчки вразнобой и нахмуренное лицо послужили сигналом того, что Тецуро пропустил его оргазм. Лишь пульсация члена внутри самого Куроо и совершенно иное чувство наполненности как-то доказывали это. — Ты сказал, что не знаешь меня. — Ну, знаешь, — Дайчи вышел из него и без сил опустился на стул рядом, но жажда в его карих глазах никуда не делась, только растопилась в томном удовольствии, рождая нечто совершенно новое. — Приходил как-то мальчишка к тебе, — он усмехнулся, — светленький такой. Крашенный. Стонал так, что я всю ночь не спал, и, думаю, подъезд тоже. — Так и будешь цитировать меня? — Куроо ответил ему кривоватой улыбкой, приподнимаясь на стертых о стол локтях. — Придумай что-нибудь свое. — Меня хватило только на наручники. А твой друг — полный идиот, но я, кажется, должен ему целую коробку пончиков из нашего буфета. Ехидная улыбочка сначала застыла на лице на кратчайший миг, а потом Куроо растянул губы в ухмылке, думая о том, что при таком раскладе готов каждую неделю не только покупать Дайчи столы, но и проставляться своему другу-идиоту пончиками. И господин полицейский, кажется, тоже не против. — Гребанные театралы. — Согласись, было весело, — Дайчи внимательно смотрел на Тецуро, не отводя взгляд. — Быть плохим полицейским тоже весело. Куроо блеснул глазами и нагло провёл языком по кромке зубов. — И хорошим мальчиком — тоже.