Close to you I will not see Tomorrow

POV Bill Полотенцем протираю капельки холодной воды со своего лица. Снова этот дурной сон. Мне каждую ночь снится один и тот же человек. Я никогда его не видел, но такое чувство, словно он занимает самую важную часть в моей жизни. Я просыпаюсь в холодном поту, эти сны, будто проявление реальности. Смотрю на свое отражение, и мне хочется разбить все зеркала в моей комнате, я вижу его, вместо себя. Нас словно, поделили на два тела. Мы, как один человек. Нас что-то связывает, но это трудно ощутимо. Всё бы замечательно, но это - всего лишь, игры моего подсознания. Возможно, это была моя очередная жертва, ведь я не так давно стал питаться кровью животных. Очень тяжело без человеческой крови, но наше сословие стоит на защите людей. Мы каждую ночь охраняем этих безобидных людишек от наших самых злейших врагов. Уже много веков ведется война между нашими сословиями. Новорожденные вампиры ничем не отличаются от этих мерзких псин, которых мы, всеми силами, стараемся истребить. Когда вампир выбирает свой путь, то ему помогают стать "вегетарианцем", пить кровь животных. Сил она не дает, но прожить можно. Я был заносчивым засранцем и долго скрывался от Валькирий, чтобы не делать выбор. Я не хотел умирать, не приняв их сторону, но и отказаться от такого деликатеса было выше моих сил. Я уничтожал человека за человеком, тем самым подвергая опасности раскрытия наше существование. Выпивал всё, до последней капли и видел, чувствовал всеми клеточками своего тела, как их покидает жизнь. Мне нравилось это, я ловил определенный кайф от этого. Это, своего рода - наркотик для нас, и лишь, самый сильный сможет отказаться от подобного наслаждения. Возможно, через эти сны, меня просто мучает совесть. Даже, когда я был пойман Валькириями, то долго не хотел им подчиниться. Всего за несколько секунд до смертной казни, я выкрикнул, что согласен служить их законам и защищать нашу пищу. Я помню, каким образом переходил на кровь животных, эти адские муки. Меня рвало после принятия этого противного вещества. У меня неделями держался жар, и я бился в приступах по ночам, точнее по утрам. Мы - ночные существа, и дневной свет для нас смертельно опасен, он обжигает наше тело, испепеляя. После нас ничего не остается, что очень печально. Я бы очень хотел, чтобы меня похоронили, как это принято у людей. Они не пускают прах по ветру, вычеркивая тем самым умершего из своей судьбы и жизни, они вечно хранят им память. Наши деликатесы бывают иногда очень милыми. Но, так или иначе, мы защищаем их не от большой любви. Они выращивают животных, создают им крайне удобные условия для существования, а мы их едим. Если бы на протяжении этих столетий мы питались исключительно людьми, как это делают оборотни, то люди не успевали бы размножаться. Итог - всемирное вымирание. Подчистую. Странно звучит, но такова правда. Мы бессмертны, но только отчасти. Голод - не менее страшный коэффициент наших смертей. Многие отказываются от человеческой крови, но так и не в состоянии приспособиться к крови животных. Они умирают, и нас становится меньше. Вкус, конечно, у этой пищи специфический, но к ней, правда, можно привыкнуть. Размышляя над своим сном и всеми вытекающими из него, я смотрел на себя в зеркало и не мог узнать своего взгляда. На меня смотрели чужие глаза. Это странно звучит, и возможно, больше похоже на бред сумасшедшего, но этот взгляд... От него мурашки бегут по коже, и кровь стынет в жилах. Но даже этот взгляд не мешает выглядеть мне так же потрясающе. Мои длинные черно-белые дредлоки небрежно лежат на плечах, милые, маленькие, но очень острые клыки, всегда выглядывают при разговоре или улыбке. Лицо давно перестало изображать какие-либо эмоции. Оно, словно, стало каменным, но мои наследственные, аристократические черты лица радуют даже меня. Бледная кожа, красивые ключицы, ребра… Я довольно худой, но при таком образе жизни поправиться хотя бы на грамм почти невозможно. Но я живу и чувствую себя прекрасно - это главное. Также, у меня есть две наследственные татуировки. Они есть только у рода Каулитц. Мои глаза всегда, словно, подведены черным карандашом и при агрессии тату растет, расползаясь красивыми строгими рисунками вниз. Второе тату на затылке. Это - что-то вроде, родового клейма. Они есть у каждого, но нет ни одного одинакового. Это - наш отличительный знак, который также, определяет статус. Из всего моего рода остались только я и отец. Мать была разорвана оборотнями, много лет назад, при очередной схватке. Возможно, отчасти, именно это меня заставило стать "вегетарианцем", чтобы мстить. Отец… Я его никогда не видел. К сожалению, до моего появления на свет, этот старик ушел на покой. Нет, он не умер. Просто, рано или поздно, нужно отдать своё место другому желающему. Проще говоря, он ушел в столетний отпуск. А мне всего двести восемнадцать лет, я еще молодой, но уже очень опытный боец. На моем счету немало дохлых оборотней. Но плодятся они, как тараканы. Мы их бьем, а они возрождаются. Видимо, в их лаборатории вывели новый способ размножения - почкованием. Убить их не так просто, серебро их лишь замедляет и делает менее сильными. Иногда, я смотрю фильмы, которые люди снимали о нас, и мне хочется выть от обиды. Такого ванильного бреда я еще никогда не встречал. Они ничего не знают о нас, а пытаются выставить себя всезнайками. Обидно, но ладно. Убить оборотня можно лишь разорвав его на кусочки и их сжечь на костре. Это не обряды шабашей, но выглядит примерно так. Мои размышления прервал стук в дверь. - Вильгельм?! - услышал я знакомый голос по ту сторону двери. - Климин, я не готов еще, - я всегда раздражался, когда меня вот так вытаскивали из размышлений. - Я вхожу! - не успел я ничего ответить, как дверь в комнату распахнулась и порог переступила блондинка. Климинсия - хороший боец и охотник. Она нередко спасала наше семейство от гибели. В общем, она подготавливает новорожденных к войне. - Я же не одет! - всё, что я успел сказать, как она закрыла дверь и медленно направилась ко мне. - Так даже лучше... - вампирша подошла ко мне вплотную и провела пальцем по моему голому торсу. - Клим, хватит, - я поморщил нос от омерзения, взял её за руки и стал медленно подталкивать к выходу. - Ну, почему? Я ведь нравлюсь тебе, ты хочешь меня… - Она смотрела на меня, как котёнок, который просит молока. Она уже сто лет, а может и больше, я сбился со счета, бегает за мной и пытается... Да одной ей известно, что она пытается сделать. От меня ей нужно, не более чем, "место под солнцем". Она намного ниже моего положения в обществе. Возможно, я ошибаюсь, но особой влюблённости её я не вижу. Я не интересую её, как личность, ей нужна лишь моя власть. Очень жаль. Я уже много лет одинок, мне очень не хватает искренних чувств, второй половинки. Лучше быть одному, чем с кем попало. - Климин, ты ошибаешься, - я выставил ее за дверь, - Я скоро спущусь, - с этими словами закрыл дверь на ключ, чтобы меня больше никто не смог потревожить. Ненавижу, когда нарушают мое личное пространство. Сегодня к нам приехали вампиры из двух других стран. Ничего примечательно, просто, что-то вроде бала. Я, как единственный из рода Каулитц, должен там присутствовать. Надеюсь, меня не будут сватать за какую-нибудь очередную выскочку из знатного рода. Уже сыт по горло этой их "охотой" на меня. Я надел черные зауженные джинсы, черную рубашку и такого же цвета плащ, который своей длинной доставал мне до пят. Черные высокие сапоги и, пожалуй, черные кожаные перчатки без пальцев будут отлично подчеркивать мой свежий маникюр. Я окинул взглядом себя в зеркале и, подойдя к двери, выдохнул всё напряжение, что накопилось во мне. Сегодня всё должно пройти безупречно, чтобы не подвести отца и не очернить все его дела, которые он строил на протяжении многих веков. Ключ в замочную скважину, поворот, щелчок, и я открываю дверь. Полнейшая тишина в коридоре длилась недолго. Стоило мне перешагнуть порог своей комнаты, как ко мне вновь подошла Клим. Ну, вот где таких только находят? Она за мной следит? - Билл, ты ведь, не пойдешь на бал один? – она повисла двумя руками на моей шее и пристально стала смотреть на мои губы, облизывая свои. - Вильгельм, меня зовут Вильгельм, - сказал я сквозь зубы, сильно сжимая челюсть от злости. Мне еле удавалось сдержаться, ведь она бесила меня своей доступностью. - Что ты как не родной? - она, всё так же неподвижно, висела на мне. - Я тебе не родной, и для тебя я - Вильгельм, - я приподнял девушку за талию и отодвинул со своего пути, вправо от себя. Окинув её взглядом, я поднял подбородок, развернулся, руками откинув низ плаща назад, и медленно направился в тронный зал. Быстро преодолев десять этажей, спрыгнул сквозь перила, и приземлился на две ноги, немного согнув их в коленях для мягкого эффекта. Я снова поправил воротник плаща, выпрямил спину и, сделав равнодушный вид, двумя руками распахнул двери зала и вошел вслед за огромным порывом ветра.