Новый Отец

Когда он стал старше, он заметил это. К тому времени, когда он был подростком, он мог смотреть в отражение унылого пруда у дома своей матери и видеть сходство, и страх настигал его. Было ли это благословением или проклятием, он не мог быть уверен, но мысли о деве с Ликом Опаленым проскакивали в его голове, и он плакал, чувство вины сжимало его юное, невинное сердце. К концу недели он собрал то, что должно было сослужить ему хорошую службу, и поцеловал свою мать на прощание, и она помахала ему, когда он ушел, с гордостью и печалью в душе, что ее сын понесет епитимию как Брат Безмолвной Печали. Братья были добры, и жизнь за пределами Альберо была не так уж плоха, как он когда-то представлял. Тишина сменилась с властной на мирную, и Братья переговаривались между собой руками. Однако он не раз жаловался Старшему Брату, что ночью слышит шепчущие голоса в своей комнате, но, похоже, ни один человек не нарушил свой обет молчания. Старший Брат заверил его, что, если они нарушат свои клятвы, Чудо быстро расправится с ними. "Покаяние должно быть выплачено" — сказал он руками, так или иначе. "Покаяние должно быть выплачено." — шептались с ним мрачным голосом, вызывая слезу на его усталом глазу. Тем или иным способом. Он задавался вопросом, было ли это его епитимьей тогда, когда он сидел, окровавленный и избитый, среди изрубленных тел своих Братьев. В Альберо все было тихо и спокойно. Маленький городок напомнил ему о Братстве и Целующих Раны его Братьях. Хотя Тирсо и его люди были намного разговорчивее. — Не поворачивай назад... — шептались отчаянные и голодные. С годами они стали довольно громкими. — Продолжай идти вперед, юный Кающийся. Ваша награда ждет вас на другой стороне Сна. Он проигнорировал их, едва дотянув свое избитое тело до порога скромного здания, и легонько постучал в дверь. Его приветствовало мягкое лицо Тирсо, искаженное беспокойством. — О, дорогой… Подойди и сядь, Кающийся в тишине. Он прекрасно знал, что Тирсо и его люди бессмысленно беспокоятся о больных в Альберо, но не раз Тирсо отчитывал его за то, что его раны гноятся. Большую часть времени он отмахивался от их лечения и вместо этого отдыхал в нижних комнатах, пока не чувствовал себя готовым двигаться дальше. На этот раз, его раны загноились, и его поразила лихорадка. Едва он прошел через дверь, как рухнул в объятия молодого человека, который помог ему лечь на ухоженный тюфяк, полулежа в его заботливых объятиях. — Мы должны снять с тебя доспехи, — сказал он голосом таким же нежным и ласковым, как и его лицо. — Разрешите нам. Даже если бы он хотел возразить, он был слабый и уставший, и позволил снять с себя тяжелые доспехи, пока не оказался в изношенном и промокшем от пота нижнем белье. Прежде чем он заснул, он почувствовал, как рука провела по его волосам и остановилась на благословенной и помазанной ленте, связывающей его волосы сзади. Когда он пришел в себя, он не был уверен, сколько времени прошло, но он чувствовал болтовню и сладко пахнущее масло на его коже, а также нежные объятия и нежные поцелуи на его лбу. Он открыл глаза и увидел молодого человека, который улыбался ему сверху вниз. — Будь милостив. Я уже начал беспокоиться, что ты будешь спать вечно, а я застряну здесь, под тобой. — Слова были игривыми, и Кающийся задумался о том, как чуждо это звучало для его ушей. Он сел, все еще тяжело опираясь на молодого человека, и увидел в дальнем углу группу Целующихся, которые стирали белье и смешивали масла, тихо болтая и косясь на него. Он посмотрел на молодого человека, который так беспокойно любил его, и, хотя жители Альберо не понимали, как он говорит руками, в его глазах читался вопрос. — Что ж, мы все поражены твоей внешностью. Кающийся вопросительно приподнял бровь. — Ты удивительно похож на Скрученного Отца, — сказал молодой человек. — Это довольно жутко. — Да будет благословен Сын Чуда, — гудел шепот.— Благословен будь, Новый Отец. Кающийся в ответ ухмыльнулся, лег на спину и натянул на лицо льняное одеяло.