Чуточку счастливее

      Может Онегин был бы чуточку счастливее, если бы мог хотя бы на пять минут в день уходить в себя без риска наткнуться на очередной подводный камень в своей душе. Вот недавно, например, он в полной мере познал, насколько становится жалким, когда остается один. В одиночестве приятно думать, но только если твои мысли не пожирает постоянное чувство вины за прошлое и страх перед будущим. Иногда Евгению кажется, если его оставить одного больше, чем на два дня — он повесится, причем в прямом смысле слова. Однако и излить душу он никому не может, потому что на душе слишком много, да и с кем делиться? С Татьяной, которая итак уже настрадалась от него? Ольга, которая вообще ничего в этом мире пока плохого не сделала? Владимир? По правде, он был единственным человеком, которому Евгений был готов доверить самое глубокое и сокровенное, и он всегда очень внимательно слушал, когда Евгений что-то ему рассказывал, но стоит ли загружать еще совсем чистую душу своими проблемами? Внятный ответ на этот вопрос молодой человек дать не мог. Ну вот, опять начинаются какие-то рассуждения. Онегин встал изо письменного стола, параллельно упаковывая только что написанное письмо в конверт. Письмо это было другу, к которому он планировал поехать через пару дней, ибо больше в губернии находиться не может. В свете луны Евгений нашел печать и растопил воск, чтобы запечатать конверт, как вдруг в дверь стучат. «Войдите» — громко ответил на стук Онегин, после чего в комнату словно тень проплывает знакомая фигура. — Я не поздно? Евгений обернулся и увидел перед собой знакомое, сияющее улыбкой юношеское лицо Ленского, который уже прошел дальше в комнату, к столу, и, опершись на него рукой, посмотрел на письмо. — Вы нас покидаете? — спросил парень, переведя взгляд на друга, который все еще смотрел на него. — Да, я хочу навестить друга в Новгороде. — Я так и подумал, — Владимир отошел от стола и, сложив руки в замок со спины, остановился напротив окна, которое все еще было не зашторено. — Сегодня все такое красивое, не правда ли? Такие звезды, и луна, такой ветер. Вы чувствуете этот ветер? Сегодня я почему-то все особенно хорошо чувствую. И это небо, и землю, и стены в этой комнате, я как будто растворяюсь в воздухе и проникаю в каждый уголок этого мира. И так легко, хорошо… Евгений опустил взгляд и быстро запечатал письмо, которое пока положил на прикроватную тумбочку, чтобы не забыть завтра отправить. Обычно во время таких речей Ленского он думал о своем, но сейчас слушал. Слушал и внимал каждому слову, хотя от этого на сердце становилось только тяжелее. — У вас, Владимир, наверное, температура, — негромко предположил молодой человек, на что юноша повернулся в его сторону и засмеялся. — Нет, что вы, я чувствую себя самым здоровым человеком в этом мире! Я, право, никогда таким здоровым себя не чувствовал. Онегин смотрел на друга, не отрывая взгляд. Все в нем было таким же, как при первой встрече, даже лучше. При первой встрече он был под воздействием каких-то приземленных чувств, а сейчас на него действовало будто чем-то неземное, может даже божественное. Евгений не знал, что сказать, да он и не хотел ничего говорить. Он просто смотрел на собеседника, как вдруг почувствовал, что по щеке течет слеза. И еще одна, и еще, и еще… И слез становится больше, когда Ленский неторопясь подошел и совсем слегка, почти невесомо обнял друга, на что тот среагировал более крепкими объятьями, такими, будто увидел товарища после многих лет разлуки. — Прости меня, — срывается с губ Онегина, на что Владимир слегка улыбается и все с той же осторожностью и невесомостью гладит молодого человека по голове. — За что мне тебя прощать, Женя? — За то, что я убил тебя. Поэт отстранился от себя Евгения и, все так же слегка улыбаясь, поцеловал в лоб, смахивая с его лица слезы. — Я не злюсь на тебя, только мое прощение ничего не даст, ты же понимаешь это. Ленский отпустил Онегина, развернулся и уже через несколько секунд скрылся за дверью, оставив Евгений одного в комнате. Совсем одного. Молодой человек долго стоял, стараясь не думать ни о чем, потому что при попытке поймать хоть какую-то мысль в голову всегда приходил лишь образ Владимира, такого еще совсем молодого, который мог бы быть со своей возлюбленной, такого живого, с таким живым взглядом, а теперь вместо этого взгляда остались только два пустых зеркала. И Евгений понимал, что именно из-за него больше никто не сможет застать этот взгляд, никто не прочитает его новых, более серьезных стихов. Онегин старался не думать, но мысли будто сами насильно лезли в его голову, и это было невыносимо. Прощение Владимира и правда ничего не дало. Мужчина перевел взгляд на лежащее на тумбочке письмо, взял его в руки и порвал так мелко, чтобы никто не смог восстановить, после чего направился к столу и открыл ящик, в котором лежал револьвер. Евгений взял оружие и покрутил его в руках. Почти такой же, каким он сегодня стрелялся, а может это вообще он и есть, молодой человек не мог понять. Да он, если честно, его и не рассматривал, потому что почти сразу трясущимися руками прислонил дуло ко лбу, а после в комнате прозвучал выстрел. Наверное, теперь Онегин сможет стать чуточку счастливее, потому что с этого момента его больше никогда не будут терзать ни муки совести, ни страх, что когда-то он останется совсем один.