Теперь я буду героем!

Если одни люди просыпаются в своих кроватях, а может и на диване, полу, в зависимости от ситуации, другие – в домах друзей или знакомых, то я открываю свои всё ещё усталые глаза в холодной, как и тело её хозяина, квартире короля "Поднебесья". Совершенно одна. Первым делом, я подошла в окну и взглянула на поганое, хмурое небо; тучи, как будто одеяло небесное, так и намеревались поглотить солнце или хотя бы не дать его лучам проникнуть сквозь них на Землю – для этого облака собирались в огромные, густые комья, окрашенные в серые и почти чёрные цвета. Сегодня возможны осадки. Рассмотрев всю эту мрачную картину, моим следующим пунктом назначения стала ванная, где я умылась достаточно прохладной водой, но так и не взбодрилась; потрогав вещи, поняла, что они высохли, но не обувь. Осознав, что Изаны долго может быть не дома, я решила сходить на кухню и увидела на холодильнике висящей благодаря магниту с китайским драконом записку: "Приду к вечеру. Кухня в твоём распоряжении. Делай что хочешь". "Гений, я итак собиралась делать что хочу", – пронеслось в голове, когда я открыла холодильник и обнаружила, что в нём мышь повесилась. Отсутствие каких-либо продуктов свидетельствовало, что Курокава ест вне дома. Я подумала, что могла бы попробовать найти лапшу, но здоровое питание тоже важно, поэтому взяла пару яиц, нашла пакет риса и приготовила какой-никакой омурайсу – он вроде оказался съедобен. Остальную часть дня я не знала, чем заняться. Да и выйти не удастся, потому что дверь заперта. Диван собрала, посуду за собой помыла – дела закончились. Пришлось просматривать свои старые фотографии на телефоне, пока зарядка, которой итак не было, не села; затем я заняла себя наблюдением за дикой природой – смотрела на петушков и Луиса; нашла в себе каплю смелости взять в руки гитару, но стоило только раз ударить по ней и услышать чересчур громкий звон струн, как я сразу же со страхом поставила её обратно; обратила внимание, что токкофуку "Поднебесья" на месте, а значит Изана не занят бандой. Чем тогда? И так пролетели долгие часы... Спустя долгое время послышалось, что кто-то проворачивает ключ в замке двери. Это оказался несчастный Курокава, оказавшийся не таким уж и несчастным, судя по его улыбке. – Ну наконец ты пришёл! – я прибежала к нему, вскочив с дивана, надеясь, что теперь могу пойти домой. – И тебе привет. – он не стал раздеваться, оставаясь в своём белом пальто и чёрных сапогах. – Ты не голодна? Я отрицательно покачала головой. "О боже, просто отпусти меня..." – думала, ощущая себя какой-то принцессой, заключённой в башне вместе с белоснежным драконом. – В любом случае одевайся, тебе нужно освежиться. Понятное дело, что еда была лишь предлогом, чтобы вытащить меня из этой душной квартиры, – а я не против! Кто бы мог подумать, что сидеть в четырёх стенах так выматывает... Поэтому, не имея ни малейшего желания и дальше тут оставаться, я рванула в ванную за своими вещами и переоделась, пока Изана ждал меня у парадной двери, прижавшись к ней спиной. Вскоре мы вышли, и, стоило только перешагнуть порог, как я ощутила какую-то необычную свободу и совершенно другой воздух. Я и Курокава вышли наружу, где играл свежий и прохладный ветер, а после он повёл меня на парковку, и пред моими глазами предстал мотоцикл. – Откуда он? – спросила я, не скрывая своего любопытства, так льстяшего Изане. – Это мой байк, который я получил ещё во времена, когда был с Шиничиро в ладах. – его рука коснулась руля, перешла к сидению и прошлась по нему, точно поглаживая, как что-то ценное. Глаза Курокавы взглянули на меня, и в них было что-то странно греющее душу, если не леденящее её, – противоречивый взор. – С момента его смерти я к байку даже не прикасался, но теперь, когда мне стало гораздо лучше, я решил поработать над ним сегодня. – теперь стало ясно, чем целый день занимался этот человек. – Ну, что думаешь? – Выглядит неплохо. Прокатишь? – я улыбнулась, предвкушая, но в то время опасаясь того, как будет разгоняться Курокава; он же растянул неоднозначную улыбку, морща глаза, как будто что-то затеял. Но на деле ничего страшного не произошло, и это просто моё воображение напридумало всякого из-за тех воспоминаний о невежественных с девушками Чифую, Баджи и Майки; но нельзя было сказать, что ехать с Изаной было спокойнее – нет, я просто уже привыкла к быстрой езде. И, действительно, мы с ним гуляли и развлекались, не заботясь ни о чём, то заходя в кафе, то проходясь по бульвару. И всё было нормально, если считать догонялки, сопровождаемые кувырканиями по траве и громкими криками, для 18-тилетнего парня и 15-тилетней девушки адекватными – а ведь всё началось с маленького толчка с моей стороны, но, по всей видимости, Изана – это не тот человек, который оставит всё просто так, и отомстит, толкая в два, а то и в три раза сильнее; так началась наша с ним игра на выживание, ведь после того, как от твоего очередного толчка человек улетает и падает, появляется то самое чувство, что тебе сейчас надерут зад по полной... Да уж, у него сегодня просто шикарное настроение. Это могло бы меня напугать, ведь к такой стороне я ещё не привыкла, но я понимаю, что Изана в душе ребёнок, нуждающийся в ласке, любви и отдыхе от всего плохого в этом мире. Мы были на променаде и стояли возле перил, рассматривая мрачное и спокойное море, которое могло быть невидным, если бы не фонари, стоящие вдоль берега; ночь не давала вдоволь насладиться им, ведь она, перекрыв собою румяное солнце, избавила всех от прекрасного вида; и, вдобавок ко всему, звёзды, затуманенные городским светом, не сверкали так ярко, как хотя бы мутные, слабые огоньки в фиолетовых глазах, сделанных чуть ли не из блестящих тусклых аметистов. По покрову моря бегал ветер, то и дело прогиная под своим весом водную гладь, заставляя её волноваться и злиться, и доходил до нас, ударяя в лицо, так ещё и злобно замораживая щёки, нос и всё остальное, заставляя краснеть, как раскаленный металл, – но что-то краснеет от холода, а что-то – от тепла. Единственными, так сказать, печками были для нас были тёплые мясные булочки, заказанные в ближайшем прилавке; и сочное мясо, которого было больше, чем теста, просто таяло во рту, и мне казалось, что это и не мясо вовсе, а суфле. Это грело не только тело, но и душу. Мои голубые глаза бросились к лицу Изаны, и он был полностью погруженный в свои мысли с отпущенными веками и расслабленными губами. Он выглядел так прекрасно, когда из-под длинных, белые ресниц виднелись эти дьявольские глаза необычного цвета. А смуглая кожа только придавала контраст в дуэте с обесцвеченными волосами. Кстати о волосах... Меня раздражает то, как они просто небрежно колыхаются от ветра туда сюда, превращаясь в гнездо. Неужели так трудно их собрать? – Чего ты так пристально на меня смотришь? – Изана, закончив есть, повернул голову ко мне и расплылся в самодовольной улыбке. – Ну же, скажи, какой я красавчик! На самом деле Изана – это человек довольно самовлюблённый. Он знает себе цену и хочет, чтобы другие соответствовали ему, поэтому терпеть не может тех, кто донельзя жалок и бесхребетен. А ещё он невероятный болтун и любит разговаривать с людьми. Сначала я этого не понимала, потому что в начале наших отношений Курокава вечно молчал, был угрюм и не желал контактировать, – но то были последствия его ужасного состояния, которое благополучно прошло; и теперь, стоит только нам созвониться, как разговоры тянутся чуть ли не часами, – ведь ему надо обсудить всё на свете! – отчего я начинаю чувствовать, что я больше слушатель чем собеседник. Удивительно, как быстро мы поменялись ролями в социальном плане. Изана любит улыбаться. Он знает, что людьми надо помыкать не только их страхом перед тобой, – их нужно привлекать своей харизмой, а улыбка – это самое лучшее средство для контроля над людьми; к тому же к его грозному и устрашающему стану эта многозначительная ухмылка, содержащая в себе всё ложное, красивое и ненастоящее, добавляла больше притягательности и в то же время отталкивала какой-то таинственностью, прячущейся в ней. То есть человек, улыбающийся так, нравился тебе, но ты его одновременно боялся. Вот каков был Курокава Изана, избавившийся от отчаяния. – Ты не думал подстричься? – спросила я, указывая на его заросшие патлы. – Тебе не нравятся мои волосы? – он изобразил поддельное удивление и задетость его эго, будучи полностью равнодушным к моему замечанию в глубине души. – Очень нравятся, но разве они тебе не мешают? – я протянула пальцы к его локонам, коснулась их, ощутив всю мягкость и аккуратное отношение к ним. Мне в нос забил знакомый аромат. – Нет. Я притянула одну прядь белоснежных волос к своему лицу и сделала глубокий вдох, чтобы понять, не ошибаюсь ли я – и, о Боже, я не ошиблась! Это был тот самый шампунь "Опасность грозного льва"! Изана, обескураженный моим действием – хотя по его спокойному лицу этого не скажешь, – сделал то же самое с моими кучерявыми локонами, при этом смотря мне прямо глаза и делая более долгий вдох, и, кажется, он даже коснулся их губами. – Что ты делаешь? – А ты? – Курокава усмехнулся, на что я закатила глаза. Мы помолчали пару минут, глядя в море, но вновь заговорили. – Почему бы тебе не остаться жить со мной? – такое неожиданное предложение застало меня врасплох, что я чуть ли не подавилась собственными слюнями. – Ты шутишь? – я то с недовольствием, то с ошеломлением взглянула на Изану, выражение лица которого говорило за себя, и я успокоилась. – Ну, кто знает, вдруг ты действительно захочешь переехать ко мне. К тому же ты так часто ночуешь у меня, что я начинаю опасаться, что в скором времени мне придётся покупать отдельную кровать для тебя. – Ну уж нет! – я аж соскочила, представляя, как проведу ещё один такой серый день в квартире Курокавы. – У тебя в квартире полный скучняк! Заняться нечем! Удивительно, что я вообще не померла со скуки сегодня... Ты бы лучше телек себе купил. – Меня не бывает дома, вот поэтому не вижу причин что-либо туда покупать. – промолвил он, ну а я подумала, что если его действительно не бывает дома целыми днями, то на кой чёрт мне оставаться жить с ним, если буду сидеть одна в богом забытой квартире. Мимо нас пробежала секундная тишина. – И всё-таки я поеду домой. – я тяжело вздохнула, вспоминая, что уже который день не хожу в школу и что с оценками сейчас беда. – Зачем уходить? – неоднозначно спрашивал Изана после своего долгого молчания и гляденья куда-то в невидимый горизонт моря без насущной улыбки. – А зачем оставаться? Я не могу прогуливать школу так долго – итак уже не ходила один день на этой неделе, да и вообще с тех пор, как начала приезжать сюда, начинаю всё больше и больше забывать про учёбу. А мне ведь поступать надо... – в голову внезапно ударило осознание, что опять мне нужно сдавать экзамены, учиться в универе и переживать взрослую жизнь заново, – хотя бы в этот раз надо прожить правильно и совершить меньше ошибок. – Ну раз ты так хочешь, то езжай. – Курокава словно дал мне разрешение, отчего я немного поёжилась – не от холода ли? Но больше меня выбесило, что он не предложил подвезти меня на своём байке: хочет, чтобы я свои капризы выполняла сама. – Но давай сначала заедем ко мне. Простояв ещё пару минут на променаде, мы вскоре выехали; я же ощутила, что ветер стал свирепее и холоднее, бил ещё сильнее, не щадя ничего на своём пути – и казалось: прямо сейчас начнётся настоящий что ни на есть шторм или ураган – а это ведь вполне возможно! Йокогама – это всё-таки портовый город, находящийся у моря, поэтому грозы и сильные ливни с ветром – вполне нормальное явление для такого места. Главное только, чтобы этот самый ливень на напал на нас. – Упс, кажется, я потерял ключи. – прозвучало как гром среди ясного неба, когда мы с Изаной стояли уже у двери, ведущей к его квартире, в кою, похоже, не попадём сегодня. Причём он сказал о своей потере, не то чтобы как-то бездушно, а, будучи настолько в шоковом состоянии, что не мог выразить на своём лице никаких чувств, кроме как замешательства и неожиданности, что мы вляпаемся в такую ситуацию. Я сказала ему вывернуть все карманы: в брюках, куртке, да где угодно! – но и в них ничего не было. – Тогда тебе придётся ночевать у Какучо. – теперь издеваться над ним стала я. – Его нет дома. Наверное, снова повёл Риндо в офис якудзы. – сразу ответил Курокава без эмоций, точно робот. Мне стало не по себе, и было не до смеха. – Ну... Переночуй в мотеле. – уже какая-то неловкость вперемешку с переживанием выступала в моём голосе, пока я пыталась удержать улыбку на лице, чтобы хотя бы этим ободрить теперь бездомного Изану. – Но у меня нет денег... – он показал свой кошелёк – в нём было пару сотен йен... И бедолага посмотрел на меня такими грустными глазами, которых я ещё не видела прежде. И почему мне стало совестно? "Глава "Йокогамы" – самой большой банды в городе, – а кошелёк пустой, как и его холодильник!" – поразилась я мысленно, поняв, что средства Курокавы ушли на наши сегодняшние прогулки, – вот почему я чувствовала себя виноватой: была точно содержанкой. – Тогда... Можешь остаться у меня... – Хорошо. – я не успела даже до конца сказать ту внезапно возникшую мысль, а он тут же согласился. Я взглянула на него оторопевшим взглядом. – Что? Тебе можно у меня ночевать, а мне у тебя нет? И вот так мы двинулись ко мне, прямо в Токио. Ветер уже совсем сошёл с ума, а подъезжая ближе к моему городу, появлялось ощущение, что этот ураган по всей Японии, потому что, даже оказываясь в другой префектуре, вихрь слабее не становился; стало даже куда хуже, стоило зарычать пару раз Богине Гроз, ударяя об землю свои молнии, и как вдруг начинали капать сначала мелкие, потом огромные капли дождя – её слёзы, – когда мы уже оказались внутри любимого Токио. Мы проехали под дождём ещё несколько минут в поисках моего дома и наконец нашли его, хоть и промокли немного. Я быстро зашла внутрь и отправилась к своей комнате, поспешно открывая окна и давая Изане зайти через них, ведь я уверена, что родители, когда будут собираться на работу, станут недоумевать с того, что в прихожей появилась лишняя обувь; ну а также я беспокоилась, что наткнусь на них или Такемичи, стоит мне только войти – но никого по итогу не было, точнее, родители, по всей видимости, спали, а вот братец в такое время обычно пазлы собирает или фигнёй мается, однако в комнате его свет не горел, поэтому я могла только сделать вывод, что у того снова появились дела с "Чёрными Драконами". Ну мне же было лучше, раз уж ничьего внимания я не привлеку. Курокава, оказавшись внутри моей комнаты, осмотрелся с интересом, хоть и скрытым, повернул голову туда-сюда, чтобы взглянуть на кровать, стол – с одной стороны – и на шкаф – с другой. Он снял с себя достаточно мокрое пальто и положил его на спинку стула, я же попросила его подождать чуточку, вышла вон и направилась в комнату Такемичи. Через минуту вновь оказалась здесь, но уже держа в руках мужскую одежду. Так как они одинакового роста, Изане должны были подойти те свободные спортивные штаны с футболкой – ну а что, ему же не в водолазке и брюках спать! И чтобы не стеснять своего гостя, я, взяв свою пижаму, ушла и переоделась в ванной, попутно думая о том, как же муторно обслуживать человека, оставшегося на ночь у тебя без ведома родителей – если они узнают, то мне явно конец. Придя в свою обитель вновь, в моих руках теперь покоился футон с одеялом и несчастное полотенце. Пока я отсутствовала, Изана выключил свет, уже во всю расхаживал по моей комнате, судя по тому, как он стоит перед столом, на коем горит лампа, и с заинтересованным видом листает мой блокнот, где я записывала свои бредни по типу недовольств из-за Такемичи, решение задач по математике, ну а самое главное – старые разработки планов по спасению Баджи, Майки да ещё и Тайджу! Я, мигом выронив футон из рук, резко выхватила блокнот и посмотрела на неожидавшего такого поведения Изану с нервной улыбкой. – У меня там куча грязных секретов записано, так что лучше не читать такое. – я открыла тумбу, и блокнот сразу же полетел в неё. Курокава это насмешило. – Не волнуйся, я дошёл только до "Надрать зад Такемичи". – лёгкая улыбка появилась на его лице, а в глазах заблестели огоньки – от лампы ли? – Твой брат? – я кивнула. – Заметно: у вас в именах одинаковые кандзи. – фиолетовые очи пробежались по всему столу, останавливаясь на доли секунды на каких-либо предметах, дабы рассмотреть внимательнее, особенно его зацепила пачка сигарет, оставленная на видном месте – это говорило лишь о том, что ко мне в комнату никто не заходит, иначе бы я их прятала. Наверное, из-за того, что это оказались "Hope", Изана не попросил вскурнуть, хотя его взор был полон вожделения. – Вот, забыла дать. – чтобы отвлечь его от грустных мыслей, что ему не дозволено судьбой втянуть в себя прекрасный оживляющий дым, я протянула ему полотенце, и он его принял. Так как футон сам себя не постелит, мне пришлось ему помочь. – Слушай, а почему ты не носишь кандзаси? – стеля для гостя, по звукам я могла лишь понять, что он взял в руки шпильку, судя по характерному звонкому стуку, одновременно вытирая волосы. – Я ношу, но не всегда. – подушка была жестоко избита взбита мной – может, я представляла на её месте Кисаки? – А я хочу, чтобы ты всегда носила. – К чему такие требования? – я повернулась, думая увидеть Курокаву всё у того же стола, но вместо этого его лицо покоилось прямо передо мной, отчего моё тело рефлекторно вздрогнуло от неожиданности; сам он сидел на корточках, вглядываясь своими блескучими глазенками, которые я уже точно могу назвать ограненными аметистами, а его улыбка не сходила с уст – и меня это тревожило, потому что его улыбка – это вещь, к коей я никак не могу привыкнуть. Изана улыбается, когда чего-то очень сильно хочет. – По-моему, ты недовольна. – странно слышать это от того, кто только что предъявлял мне претензии. – Чем? – Тем, что я пришёл. "Да на моём месте любой был бы недоволен..." – подумала с болью и тоской. – Знаешь, жить одному в квартире и жить с родителями и младшим братом в частном доме – это две совершенно разные вещи. – я неловко заулыбалась, чтобы мои слова не показались ему слишком жестокими. – Если тебя заметят, то у меня будут проблемы. – Тогда, может, мне уйти? – спрашивал Изана, смотря таким нечитабельным взором, в котором я не могла ничего понять, и глаза его щурились, а в голосе не было слышно какого-то отчётливого настроения. Я не понимаю, что он сейчас чувствует. – Зачем уходить? – я повторила то, что задавал мне сегодня Курокава, и по моему лицу тот, видимо, заметил моё замешательство, но внутри стало спокойнее, когда вопрос слетел с губ. Он расширил свою улыбку. – И правда, зачем? – встав, Изана кинул свой запутанный взгляд на закрытое окно, по которому текли слёзы туч с неимоверной скоростью, – но дождь начинал идти всё медленнее и медленнее, отстукивая от земли, асфальта и стекла уже не так часто. Завтра будет хорошо пахнуть. – Ладно, давай спать. – я, хмуря брови, странно на него посмотрела, потому что никак не могла разобраться в его мыслях и действиях прямо сейчас, и это меня смущало. – Не выключай лампу: я привык к свету. Ну, прихоти гостей нужно выполнять, следовательно, мне ничего не оставалось, кроме как поступить, как он просил – хотя мне казалось, что даже выключи я лампу, то Изана сам бы потом её включил, но при этом одаривая меня недовольным взором, – ну тогда я бы хоть что-то в нём поняла. Я легла – он всё стоял. – Эй, я не хочу спать на футоне. – Курокава внезапно начал тянуть край моего одеяла к себе, отчего я была в неком шоке, но буквально через мгновение ухватилась за другой конец, не давая негодяю мою вещь. – Двигайся. – он приблизился, и одно его колено уже покоилось на краю кровати. – Нет! Я не собираюсь делить свою кровать! – неважно, сколько бы сил я ни прилагала, чтобы отпихнуть его, но никак не удавалось. Хотя это немного удивляло, ведь Изана сам по себе довольно худой, – зато сил хоть отбавляй... – Я же давал тебе спать на диване со мной, так отплати мне той же монетой. – а вот он начинал занимать всё больше и больше места, удобно устраиваясь на матрасе и не обращая внимание на мои недовольства и ругань. – У меня кровать одноместная! – в конце концов я оттолкнула Изану от себя, обеими руками опираясь на его грудь. – Ничего страшного, если будем спать в обнимку, то нам хватит места. – но я лишь подставила саму себя, когда он схватил меня за кисти рук и повалил на подушку, тем самым оказываясь чуть ли не впритык ко мне. Я могла не только отчётливо слышать его вдохи, ощущать тепло дыхания, но и рассматривать в полутемноте лиловые радужки, в коих рисовалось веселье. Ему смешно! – Я лучше буду спать на футоне. – попытавшись встать, я вновь была уложена вниз, но в этот раз Курокава нависал надо мной. В сей момент не только возмущение блестнуло во мне, но какой-то неприятный трепет откликнулся в сердце – оно чувствует, что что-то произойдёт, что-то, что я пытаюсь отрицать. – Зачем упускать всё самое интересное? – одна его ладонь, такая холодная и кажущаяся неживой, словно проскользнула по коже моей руки, начиная от локтя и заканчивая кончиками пальцев, с которыми она слилась в единый замок, сильно сжимая и давя к простыне, чуть выше от моей головы. Другая потянулась к моему подбородку, чуть ли не впиваясь ногтями в щёки, и повернула лицо в сторону, давая Изане разглядеть мою шею, пробежаться по ней глазами. И вдруг, совсем неожиданно, я ощутила, как он впился в неё, причём не страстным поцелуем, а своими острыми зубами, как будто бы хотел выпить всю мою кровь. Это больше похоже не на порыв соблазна, а на убийство! "Что происходит!?" – пронеслось в голове, стоило нервам донести до моей головы всю ту боль от такого "поцелуя, полного любви"; с моих губ слетел крик, от которого виновник моих страданий отдалился, видимо, не понимая, что он сделал не так. Я лишь взглянула на него не то что расстерянным, а шокированным взглядом, не зная, что сказать. Изана же, не видя препятствий, вновь хотел приблизиться, но моя свободная ладонь беспощадно заткнула ему рот; вот только даже это не смогло меня спасти, потому что мои пальцы были в мгновение ока укушены теми самыми зубами, которыми мне чуть ли шею не сгрызли. Я отпрянула руку, но потом вновь резким движением кинула её в Курокаву, ударяя внутренней стороной ладони его по лицу; и, судя по ощущениям и его обчекрыженному выражению лица в тот момент, один из пальцев залетел ему прямо в ноздрю. – Ты что творишь!? – воскликнул он, держась за нос и хмуря всю свою морду. – Это ты что творишь!? – крикнула я в ответ, держась на укушенные места. – Ты что, собака!? Зачем меня кусаешь!? На этот вопрос Изана посмотрел на меня глазами, полными и обидой, и раздражением, – второе было более правдиво. – Разве укусы это не один из языков любви? – я не ожидала такого от него. Если честно, я вообще не ожидаю от него всего, что связано с любовью... "Верните мне старого Изану..." – молила я, потому что наши отношения сейчас никак не назовёшь ни дружественными, ни романтическими. Я запуталась. И он сам теперь становится всё более сложным для понимания из-за своих чувств. – Если бы ты мне сейчас шею сгрыз, то это было бы любовью? Курокава никак не смог на это ответить. Скорее всего, он и вправду не подумал о последствиях, к тому же эти ощущения для него теперь что-то новое. Отлично, теперь это значило, что я ещё и должна его научить правильно проявлять любовь... Видя, как он чувствовал себя виноватым – да, я тоже этому удивлена, – я, отчаянно вздохнув, жестом показала, чтобы он приблизился ко мне. – Не надо так сильно кусать – это больно, а любовь не должна приносить боль. – моя длань нежно схватила его кисть и позволила внешней стороной ладони коснуться моей щеки. Холодок слегка отозвался от неё, но теплота щёк быстро взяла своё, да ещё и впридачу согревая Изану. – Она должна приносить удовольствие. Он смотрел на меня сначала распахнутыми глазами, дивясь моим словам и действиям, а после сузил, заинтригованно улавливая каждый жест, шорох, движение губ и глаз – даже увеличение и уменьшение моих зрачков; он хотел насладиться и впитать в себя всё, что я делала, хотел прочувствовать. Свою ладонь, что покоилась у меня на лице, Изана решил сместить чуть ниже, ближе к устам, и своими пальцами он коснулся их, сдавливая лишь немного, чтобы у меня не было какого-то неприятного ощущения, чтобы я не отпихнула его вновь; и в этот момент я ловко схватила зубами уже не такой зябкий палец, прикусывая его, но не так, чтобы это было больно – только чтобы Курокава вкусил всё, что я имела в виду. Он хмыкнул на это, вглядываясь в мой серьёзно страстный, пылкий взор, в котором глаза чуть прикрывались опущенными ресницами, отчего создавалась картина, что я соблазняю Изану, – и он сам это осознавал. Но на самом деле обольстителем был он сам, и это было заметнее, когда Курокава начал было приближаться ещё ближе, похоже, желая закончить начатое; но я закрыла ему рот рукой, стоило только его губам приоткрыться, а ресницам начать падать под тяжестью век. Глаза, преисполненные сиренью, словно расцветающих в весну, взглянули в мои блеклые океаны, не отражавшие ни единого солнечного луча, с каким-то ожиданием, с вопросом: "Что не так?" – Эй. – я недовольно глядела на Курокаву, наконец будучи в состоянии переварить всё произошедшее недавно, – да и вообще всё то, что произошло за день и как мы дожили до "такого". Мне казалось весьма сумбурным, что Изана, только оказавшись у меня, сразу же начал ко мне лезть; и вдобавок ситуацию подпитывал факт, в котором говорилось о внезапной бездомности короля "Поднебесья", державшего в страхе всю Йокогаму. И вот я анализирую: он гуляет со мной, потом зовёт к себе, но неожиданно узнаёт, что потерял ключи, давит на жалость, после соглашается переночевать у меня, а затем начинает лезть с целовашками и обнимашками – странно... Я могла сделать только один вывод, с подозрением прожигая в голове виновника моих страданий дыру. – Ты что, с самого начала всё это спланировал? – он не стал отвечать, даже когда ладонь больше не покоилась на него устах. – То, что ты потерял ключи, – это ложь? – Единственное, о чём я солгал, так это о том, что Какучо дома нет; а так я всегда честен с тобой. Видишь? Даже сейчас не пытаюсь оправдаться, а говорю всё как есть. – и не поспоришь – молвит всё так, словно не провинился ни в чём, довольно улыбаясь гадкой улыбкой, точно ухватил себе самый большой кусок пирога. Ему даже было не стыдно заявляться ко мне. И от этого осознания меня перекашивало. – Ключи, наверное, потерялись, когда мы играли в догонялки. – У тебя нет дубликата? – уже с раздражением спрашивала я, хмуря своё лицо, – но для Курокавы оно казалось смешным, судя по его игристому взгляду и ухмылке, ставшей более веселой. – У Какучо есть. "Может выгнать его? Пусть поедет к своему рабу", – пронеслось в голове, пока мои глаза закатывались. – Ты всё больше начинаешь напоминать мне Шиничиро. – слова, которые я не ожидала услышать, воспрянули с его губ, оставляя меня в конфузиях. – Он тоже замечал, что я вру. Как я могла вообще быть похожа на Шиничиро? Мы с ним совсем не схожи! Или мог Курокава подумать так из-за того, что я тоже, как и его "брат" пытаюсь как-то спасти его, научить чему-то новому, как маленького ребёнка. Неужели моя забота так напомнила заботу старшего Сано? Даже если это так, мне почему-то стало очень неприятно... Почему? Слыша о Шиничиро, в моём сердце были разные чувства, смешанные и противоречивые; вроде как он мне нравился, но вроде как и нет, – но чём он заслужил моё неодобрение, которое я и сама не могла понять? Но я знала одно: мне неприятно, когда меня сравнивают с Шиничиро. Мало того, что мне приходится проживать чужую жизнь, так ещё и видят во мне другого человека, противного мне. От этого я скорчила недовольную рожу, что заметил Изана, – наверное, он подметил для себя этот момент на будущее. – Почему ты хочешь отомстить Майки? – немного помолчав, я нашла, что спросить, и, смотря на изменившееся выражение лика моего гостя, ему не очень понравилась тема, коя была поднята; но он старался оставаться непринуждённым и не испытывающим ничего насчёт этого. – Он всё у меня отобрал. – Изана говорил примерно так же, когда мы разговаривали в ванной, когда он раскрывал свою душу. – Нет, он даже не знает о твоём существовании. – я сразу опровергла его слова, чему он был неприятно поражён. – Ему не обязательно знать... – Ты просто завидуешь, что у него есть семья. – я опустила глаза, чтобы не смотреть в очи Курокавы, которые, должно быть, уже пылали, как только он услышал такие дерзкие фразы с моей стороны – и это ещё подкреплялось его долгим молчанием, сводившем с ума. "Что сейчас будет?" – с ужасом осмысливала я всё то, что может произойти. – Ты пытаешься вывести меня из себя? – несмотря на сами слова и то, что пытался донести этим Изана, в его голосе так явного гнева или неприязни не было – пытается скрыть, но я-то знаю. – По-моему, ты злишься не на Манджиро, а на Шиничиро. – мои мысли всё продолжали слетать с языка, что мне казалось, не будь его, они всё равно нашли бы способ как-то самовыразиться. И тем не менее, всё что вылетало с губ, не могло быть моими глупыми теориями, не подкрепленными фактами; я старалась как можно глубже понять все те отношения между старшим Сано и маленьким Изаной, опираясь на то, что было дано читателям в манге. – Ха! Зачем мне злиться на того, кого я люблю? – Курокава нашёл абсурдность в моих словах, что было ясно в его звонком голосе; вот только я заметила, как его ладонь сжалась в кулак. Мне стало дурно. Раз я не могла понять чувства Изаны, то тогда хотя бы попытаюсь понять Шиничиро. – А ты уверен, что Шиничиро любил тебя? – я начинала потеть, стоя на самом краю обрыва – один неверный шаг, и я умру. – Почему он скрывал, что вы не родные? – гипотеза, что таким образом тот хотел не делать маленькому ребёнку больно, сразу была отклонена; ему было бы разумнее сказать изначально о своей лжи, потому что чем дольше он играл в этот спектакль, тем сильнее становились чувства Изаны к нему, – а значит и боль от осознания правды будет сильнее. Рано или поздно Курокава бы узнал истину – и Сано это понимал. – Почему он не познакомил со своей семьёй? – мысль, что Изана так и не встретил свою Эму и Майки, о котором так много говорили, вызывала много вопросов. – Ты не задумывался?.. – за стуком каплей дождя, оставшихся на крыше и скатывающийся вниз, ударяющихся об землю, было слышно неровное мужское дыхание, за которым скрывались не самые лучшие чувства. Почему я не останавливаюсь? – Конечно задумывался. Вот только, тебе было бы невероятно больно от мыслей, что Шиничиро мог тобой пренебрегать и принижать на фоне других, поэтому ненавидеть Майки, которому отдавали всю любовь, было самым лёгким решением. – я нервно усмехнулась, пытаясь, наверное, успокоить себя и разрядить обстановку. Но улыбка в миг спала с лица. Я замолчала. – Забудь Шиничиро. Это не тот человек, который тебе нужен. Я подняла свой взгляд, ожидая увидеть разгневанное лицо Изаны, но вместо этого лицезрею его расширенные, блестящие от лампы глаза, поджатые губы, как будто если бы они разомкнулись, то с них полетели бы много плохих слов, и его сведённые брови. Он был возмущён моим мнением, крайне обижен и не согласен – но что-то было в нём, твердившее, что всё это горькая правда, а тот верить не желал, просто не мог, будучи ослеплённый своей псевдолюбовью к старшему брату самозванцу и ненавистью к вору невинному ребёнку. "Твои глаза не от лампы сияют. Ты же сейчас заплачешь", – казалось мне, когда я смотрела на страдальца каким-то взором, полным не то жалостью, не то страхом, не то сомнением. – Зачем ты говоришь такие жестокие вещи? – Изана наконец разомкнул, хоть и с трудом, свои обсохшие уста, а в его поведении прослеживались далёкие, почти не слышамые отголоски разочарования и осознания всего; его голова чуть склонилась вниз. Он не хочет верить, но и жить слепо ему тоже не хочется. – Мне тяжело смотреть на то, как ты убиваешься по нему, не замечая перед собой тех, кто правда тебя любит. – я нашла ту грань между свирепым зверем, тираном, ужасным "Бессмертным Изаной" и маленьким ребёнком, которому недодали любви и внимание. Ещё чуть-чуть и я наконец достучусь до глубин его сердца и раскрою его нараспашку, и тогда одичалое, изголодавшееся по теплу и ласке дитя вцепиться в меня железной хваткой ради обычных объятий, так отличавшихся от тех иных, что были раньше, ведь теперь в них будут все чувства, скопившиеся внутри и сидящие под замком. Совсем чуть-чуть... Надо лишь капнуть ещё глубже... Дать осознать полностью... И тогда Изана переродится. – И кто же меня любит? – он саркастично, но тихо посмеялся, в миг убирая противную самому себе улыбку, прикрывая лицо одной рукой на лбу. – Искренне может любить лишь семья!.. – Неправда, и ты это знаешь. – я перебила его, на что тот взглянул на меня взглядом злым и всё равно преисполненным печалью. Гнев – лишь защитная реакция. – Прекрати отрицать то, что у тебя перед носом. У тебя есть Какучо, который за тебя хоть умрёт, и я в конце концов. Не нужно никому мстить... – Курокава опустил задумчивый взор, не желая смотреть на меня, в то же время становясь всё более мрачным. – Не хмурься, улыбка тебе больше подходит. – я постаралась всеми силами нежно улыбнуться, протянув ладони к его лицу и заставив взглянуть мне в глаза: но он не оценил мои действия, не давая моим рукам доле оставаться на его смуглых щеках; тем не менее он не смог выпустить девичьи ладони из своих, крепко сжимая их. – Какучо... У него просто никого не осталось, вот он и любит меня, к тому же его "любовь" больше похожа на одержимость. Он готов всё выполнить, что бы я ни попросил, как будто бы у него своей жизни нет. Но я уверен, будь его семья жива и будь у него больше друзей, то он не стал бы так сближаться со мной, ещё и учитывая моё плохое отношение к нему. – Изана всё понимает, судя по анализу своего друга, но также это говорит о том, что ему не плевать на него и что, возможно, эти его теории ранят сердце при осознании, что Какучо мог и не быть его верным слугой, будь у него другие любящие. Ведь по сути их связь произошла из-за стечения неприятных обстоятельств; будучи оба совсем одинокими, им пришлось заполнить пустоту друг друга, потому что надеяться им больше не на кого. – А "Поднебесье" уже создано, поэтому я должен что-то делать с ним. Тем более это моё обещание Какучо – создать наше королевство. – А по-моему, обещание было лишь предлогом... – не успела я и договорить, как тут же была впечатана в кровать, а к моему рту оказалась прижата ладонь очень разозлённого Курокавы, не позволявшая и слова вымолвить. Я ошарашенными глазами смотрела на него, такого дикого, оскорбленого. Я была удивлена не тем, что он совершил такое внезапное действие, а тем, что моя фраза оказалась неправдой, что подтверждалось этим недовольным, пылким дыханием. И всё-таки Изана действительно следовал своему чувству долга перед дорогим другом, поэтому и выполнил обещание и собирается довести всё до конца. Прости, я считала, что ты совсем не воспринимаешь Какучо в счёт, но я ошибалась... Ты теперь прекрасно осознаешь свои чувства к нему. – Не смей говорить то, чего ты не понимаешь, Ханагаки. – но он старался оставаться осторожным и холодным, несмотря на горячь гнева, кипевшего внутри, – это было понятно по тому, как Курокава сглотнул ком в горле, взял паузу перед тем, как сказать что-то, тщательно обдумав всё, и прослеживал мои эмоции, замечая, что это не страх, а скорее сожаление. Через пару мгновений он отпустил меня, и я смогла спокойно вздохнуть воздуха, наблюдая, как недавно расчувствовавшийся ребёнок вновь стал холодным и в то же время взбудораженным остатками неприятных чувств тираном. Я упустила свой шанс дать Изане стать иным, из-за чего в сердце что-то защемило – то ли была жалость к нему или моё разочарование в себе? И стоило только размышлять, как объект моих таких глубоких раздумий встал с кровати и направился к стулу, на котором висели его вещи. – Что ты делаешь? – спрашивала я, напряжённо смотря на него, стоящего возле окна, – в его отражении были вновь пустые глаза, лишённые искр жизни. – Я уезжаю. – немного подумав, Курокава ответил мне, но в голосе не слышалось как такового желания следовать словам; скорее уж им овладевало понимание, что данные действия происходят лишь под воздействием его злобы и обиды на меня, и ему не хотелось бы из-за этого вот так всё заканчивать, даже не начав. – Зачем уходить? – подойдя к его фигуре, я снова задала этот вопрос, но теперь Изана оставаться не намеревался. – Куда? – В Йокогаму. Куда же ещё? – рассмотрев мокрую улицу и поняв, что дождь точно закончился и не начнётся более, он, чуть задрав нос, – так пытался показать, что вовсе не расстроен и даже готов дальше стоять на своём, – начал снимать с себя футболку, которую я дала ему. – Но у тебя нет ключей... – Поеду к Какучо. – Курокава уже остался полуголым, ни капли меня не стесняясь, и уже хотел было надеть на себя свою водолазку, как моя ловкая рука её перехватила. – Нет, не надо, останься. – я уже смогла успокоиться, потому что осознала одну вещь: Изана вполне мог меня ударить в тот момент, но сдержался, что говорило о его нежелании причинять мне физический ущерб; да и вообще он стал больше избегать конфликтов. Меня это радовало, и я могла вздохнуть с мирными мыслями. – Ночью опасно ездить куда-то. – мягкая и довольная улыбка появилась на лице. – Отдай! – он, выбешенный ещё больше моим поступком, резко схватился за водолазку, пытаясь перенять её на себя, но я не позволяла этому случиться. – Почему ты не можешь просто меня отпустить? Сама же была недовольна, что я остался! – И что? – я состроила удивленную гримасу, наклоняя в задоре голову. – Я простила тебя сражу же, как только узнала о твоих приёмчиках. Знаешь почему? Потому что я тебя люблю. – Я и не сомневаюсь. – Изана вымолвил это сразу, как только услышал моё признание, что я даже отпустила его несчастную одёжку. – Правда? – Правда. – несмотря на безмятежность на его лице, по не сразу уведённому взгляду стало ясно, что ему самому говорить об этом неловко. Ну а я же была счастлива искренности Курокавы. – А ты? Любишь меня? – этот вопрос не мог не слететь с моих губ, потому что как такового прямого признания от Изаны я так и не добилась, поэтому сейчас был неплохой шанс спросить об этом; тем более гнев в его злопыханных очах уже угас, когда тема зашла о любви. – Зачем спрашивать очевидное? Его глаза вновь заблестели, но в этот раз своим огнём, а не отсвечивая свет лампы. И тем не менее, Курокава пытался показаться неколебимым, разговаривая об этом со мной. Хотя он даже не пытался: он действительно был непринуждённым, хотя можно было заметить то самое смущение, возникающее скорее не от самого чувства любви или неловкости, а от непонимания, как себя нужно вести в такие моменты. Потому Изана был честен, отдаваясь полностью, будучи ещё совсем невинным в области любви и готовым к её познанию. – Что? Уже успокоился? – я же усмехнулась с его резкого перепада настроения. – Ты же вроде уезжать собирался. – Я передумал. – водолазка оказалась брошена на спинку стула, ну а парень и не спешил накинуть что-то на себя, вместо этого предпочитая стоять полуголым у окна, чьи некачественные рамы могли пропускать в комнату холодный воздух. – Ты такой непостоянный. – моя ладонь потянулась к его лицу, чтобы пальцами приподнять уголки губ, тем самым надеясь поднять ещё и настроение Курокавы. Он же, у которого получилась кривая лыба, перехватил мою руку, цокнув языком на такое детское поведение, после всмотрелся мне в очи пленительным, чуть ли не поедающим всю меня взором, и начал уверенно приближаться. До меня уже дошло, чего именно хотел Изана, и я ничего с этим не могла поделать. Для меня поцелуи и вещи более интимные бывают только в отношениях романтических; у этого отчаявшегося же это всё является способом восполнить пробелы в своём сердце, никак не воспринимая такие отношения. И из этого понимания, я могла лишь поддаться этому его эгоистичному желанию маленького ребёнка, ведь знала, что мне хуже от всех этим волн любви и ласк не станет – да, неприятно, но что поделать? Вот почему, когда лик Курокавы становился всё ближе и ближе, мои ладони ложились не на его обнажённую грудь, чтобы оттолкнуть, а на плечи, дабы потом перейти к шее, а от неё по разным направлениям вниз по спине и к белокурым волосам; вот почему я смиренно начинаю прикрывать глаза, давая ресницам пасть – и точно так же делает мой Изана, рука которого оказывается на моей талии. – В этот раз я не буду кусаться. – могло бы показаться, что то была усмешка, но почему-то во мне кипела уверенность, что он говорил это на полном серьёзе, не давая улыбке занять губы – они будут заняты другим важным делом. Оставалось пару сантиметров для слияния, но громкий и нервный стук в окно всё испортил. Изана, раздраженный, что такой долгожданный момент просто взяли и уничтожили, втоптав все те потраченные нервы и труды, отстранился. Мы оба посмотрели в окно. "О Господи!" – кричала я внутри, смотря на очень недовольное лицо Такемичи, который так и прожигал дыру во мне, – именно во мне! – своими неживыми глазами-мертвецами. Одни его сведённые брови о многом говорили, создавая на лице морщины, придающие ещё больше строгости к его мрачному стану. Попялившись на нас пару секунд, брат ушёл, видимо, ко входу дома. Я же стояла, будучи в шоковом состоянии без возможности адекватно мыслить, расширив глаза в страхе, что Такемичи всё не так поймёт, – да как тут вообще понимать иначе, если мы с Изаной буквально чуть ли не засосались!? Поэтому нужно было придумать любое оправдание своим действиям! Я, быстро перегруппировавшись, молнией вышла из своей комнаты, уже за секунду оказываясь у освещённого лампочками люстры коридора, – там был брат, только снимающий с себя сапоги... Стоп. На нём сидела форма "Чёрных Драконов". Это был именно тот фасон формы, который носило всё десятое поколение и сам Тайджу, но отличие состояло в том, что цвет униформы Такемичи оказался чёрным. И таким цветом была не только его одежда: теперь мой младший брат решил вернуть себе свой натуральный оттенок волос и вновь стать брюнетом. Я замешкалась при таких видоизменениях. Он, заметив моё присутствие, встал и взглянул прямо мне в глаза всё тем же неприятным взглядом. – Т-Такемичи, это не то, что ты думаешь! – вся моя решительность – хотя её и не было – быстро улетучилась, стоило только вновь увидеть эту суровость в его невинных очах. – А что я должен думать, видя тебя с полуголым парнем в обнимку? – весьма правильный вопрос... Тут действительно не было оправданий этой ситуации, и я ничего более сказать в свою защиту не смогла. На самом деле я не переживала, что родители поругаются, если узнают – Такемичи им всё равно не скажет; я просто не хочу быть каким-то противным человеком в глазах младшего, тем более когда он в таком шатком состоянии. Конечно, целоваться с любимым человеком это нормально и не ужасно, но для нынешнего Такемичи отвратительно всё. Он понял, что я ничего не скажу. – Слушай, ты знаешь, что он глава опасной банды? – тот потёр свои глаза, складывая одну руку на боку и чуть повесив голову. – А ты откуда знаешь? – после молчания я наконец-то ответила что-то, но то был ответ вопросом на вопрос. – Я слышал о нём. – промолвил Такемичи, всеми силами стараясь выразить в себе хладнодушие, но глаза подводили, выражая все настоящие чувства. – Ладно, знаешь что? Мне всё равно! Делай что хочешь! – он, раскинув свои руки вверх в знак поражения и того, что сдался, прошёл мимо меня, направляясь в комнату. "Врёшь", – знала я. Как бы Такемичи не пытался скрывать, но ему никогда не удастся спрятать своё переживание за других, тем более за свою сестру. Он притворяется, чтобы никто не задумывался о нём как о проблеме, но сам готовит план, как помочь всем. Я не стала гнаться за ним, а просто позволила остаться наедине с собой, потому что прекрасно понимала, что тот устаёт от "Чёрных Драконов", поэтому побыть в отдыхе в одиночестве ему не помешает. Я вернулась в комнату, и первым, на что пал мой взор, стал уже одетый в свою одежду Изана, сидящий на кровати, видимо, в ожидании меня. Его глаза сразу же посмотрели в мои, чуть наполненные отчаянием, и в них всё игрались огоньки интереса, злости, неудовлетворённости и подозрения – последнее было очень ясно, почему возникло. – Твой брат глава одиннадцатого поколения "Чёрных Драконов"? – хотя это и был вопрос, но очевидно, что Курокава на него ответ итак знал; просто ему было любопытно, какой альтернативный ответ могу дать я. – Ты не поверишь, но я и сама только недавно об этом узнала! – на лице всплыла принужденная, неловкая улыбка, пока вся моя фигура приближалась к нему. – Как тесен мир. – Изана тоже улыбнулся, подтверждая свою веру в мои слова – но они ложными и не были. – Что ж, я всё-таки поеду домой. – он встал и направился к окну, собирался открыть его; в этот раз я его уговаривать остаться не была в настроении – к тому же мне показалось, что Курокава всё равно не остался бы и моих просьб не желал. – Думаю, мы с твоим братом ещё встретимся. – ухмылка его переросла во что-то зловещее, напоминающее некое предвкушение чего-то опасного, кровавого, прямо как стейк прожарки Rare. Я покосилась на Изану, и он, заметив моё недовольство на лице, быстро изменился, став каким-то более простым. – Эй, не смотри на меня так, словно я сказал, что убью его. – очи закатились, прямо как сам Курокава перешёл из комнаты на улицу через окно, по всей видимости, замечая разницу температур, судя по внезапной дрожи тела. – Давай тогда, увидимся ещё. – я уже готова была прощаться, собираясь закрыть окно, как вдруг рука Изаны меня остановила, придерживая раму. Взор, преисполненный уже не тем желанием, вожделением и страстью, как в тот самый миг, проник прямо в мою душу, исходя из души хозяина этих фиалковых глаз, показывая не только что-то нежное и детское, но и сломанное, жесткое, что не каждый способен понять. – Мы так и не закончили то дело. – его ладонь схватила меня за запястье и притянула к себе. Из-за невысокого фундамента дома, разница в нашем с ним росте была лишь в десяток сантиметров в мою пользу, что позволяло нам быть очень близко, даже будучи в совсем разных местах – кто-то в тёплой и уютной комнате, а кто-то на мокрой и морозной улице. – Я не хочу спешить. – призналась я, на что Изана чуть нахмурился, потеряв весь настрой. – А я хочу получить как можно больше. – его рука небрежно и резко меня отпустила. Курокава помолчал пару секунд, не глядя на меня. – Завтра никуда не выходи: "Поднебесье" будет идти против "Свастонов", поэтому стычки окажутся везде, – не хочу, чтобы ты случайно попала под горячую руку. К тому же я наконец встречусь с Майки. – удивительно, но в этот момент не промелькнула во всём его стане прежняя беспросветная ненависть – скорее уж какая-то неуверенность и подготовка ко всем обстоятельствам. Но Изана буквально через секунду окинул меня прежним взором, вновь хватая за руку. – Дай. Мне даже спрашивать не пришлось, чего тот хотел: всё было очевидно. Я нагнулась, закрыв глаза, и на моих губах остался мокрый след от чужого прикосновения, такого мимолётного и беглого, – но этого хватило, чтобы Курокава остался достаточно доволен для ухода. – Просто получай удовольствие. – после этих слов он попрощался, предварительно помахав рукой, а затем ушёл к своему, наверное, промокшему от дождя байку, оставленному где-то подальше от моего дома, – иначе было бы подозрительно, будь он рядом. Спустя пару минут послышался вдалеке рёв мотора, который с каждой секундой затухал всё сильнее. "От этого невозможно получить удовольствие", – думала я, закрывая окно.