По его спине впервые пробегают мурашки, когда он касается холодной белой стены позади себя.
— Обвиняемый по делу номер 12256, Сергей Дмитриевич Разумовский, так же известный следствию как «Чумной Доктор», вы обвиняетесь в серии убийств крайней степени жестокости, поджогах и в организации взрыва главного участка полиции Санкт-Петербурга.
Он смотрит перед собой, не в силах даже пошевелить глазами, ведь все, что сейчас занимает его рассудок — осознание того, куда он попал. Что это уже точно ни сон, ни дурацкий розыгрыш, ни чья-то злая шутка, ни даже галлюцинация. Это реальность, жестокая и беспощядная.
— Клянеться ли вы на суде говорить правда, только правду и ничего кроме правды? — Сурово спрашивает судья.
— Да, Ваша честь. — Тихо, почти не шевелясь, произносит себе под нос обвиняемый.
— Вы признаете свою вину в совершенных преступлениях?
— Нет.
Его пробивает мелкая дрожь. Пальцы намертво сцепляются на мягких белых простынях на кровати. Ему хочеться сесть поглубже, чтобы прижать ноги к груди и обнять себя руками. Кажеться, что так может стать хоть чуть-чуть теплее, но нет. Вся маленькая белая комната так и разит могилым холодом, от которого невозможно скрыться.
— В таком случае, вам есть что сказать в свое оправдание?
— Да. — И замолкает.
— Тогда говорите. — Вторит судья и получает самый неожиданный ответ, который когда-либо слышал от преступника.
— Я не помню как оказался здесь сегодня и не понимаю, что здесь вообще происходит.
И эта была правда. Горькая правда, от корки до корки: пару часов назад, прямо из здания суда Сергея доставили сюда, в психиатрическую лечебницу где-то за городом.
Вот она — его настоящая и будующая маленькая квартира и все, что ему осталось в этой жизни: комната с белыми мягкими стенами, кроватью, на изгородях которой висели ремни, и маленьким столиком и стулом, которые так же были намертво прикручены к полу.
И именно здесь, сейчас он вспоминает, пытается понять, осознать, что же такого произошло в последние несколько часов его жизни, что все так произошло.
Когда он очнулся в темном мрачном помещении, именуемым СИЗО, Сережа сначала запаниковал. И так не на шутку, серьезно запаниковал. Последним, что он помнил было как он ударил Игоря бутылкой по голове еще в своем офисе, а потом его злой двойник пытался его задушить.
И вот после такого кошмара, Сережа так и не получил каких-либо обьяснений. Что было дальше? Как было? Когда? Разве что уже после диалога с судьей, когда его направили на судебную медицинскую экспертизу, там ему рассказали, как он разгромил половину собственной башни, пытаясь убить несчастного полицейского.
Когда его еще только повели на суд, он был готов рваться к свободе, спрашивал про адвоката, про свои права, про все в общем. И уже потом в тот самый момент, когда его спросили об осознании вины, к нему пришло это осознание:
он и есть убийца, он убил тех людей, не Птица, а он, ведь они оба живут в одном теле, и судь их тоже отдельно никто не собирался.
Но его будто переклинело. Сергей не мог признать, что это его руки заляпаны всей этой кровью. Не мог. Просто не мог, иначе бы окончательно сошел с ума прямо здесь, на суде. И от безысходности он начинает отрицать.
А как вообще можно отрицать то, что уже случилось? Отрицать смерть людей, чьи жизни ты уже не вернешь своим отрицанием? Отрицать вещи, которые уже сделаны, и их уже ни за какие деньги нельзя исправить?
Дальше с ним уже никто не церемонится: экспертиза передает дело в руки целой коллегии врачей-психиатров, а те выносят неутешаюший вердикт — «Обвиняемый психически не здоров, за свои действия не отвечает и не отдает себе отчет о совершенных деяниях, подлежит немедленной госпитализации».
И так и случаеться. Суд назначает ему принудительную госпиталлизацию в психиатрическую лечебницу тюремного типа, каких вблизи Петербурга всего одна, сроком до полного душевного выздоровления, а после — наступит уже реальный срок в колонии строго режима.
И когда Сергей слышит об этом, и о том, что он больше ничего не может сделать с решением суда, ни оспорить, ни отменить, Разумовский просто разбивается где-то внутри на тысячи маленьких осколков.
Ему не дали даже слова сказать, даже хоть немного побороться за свою свободу, будто теперь он не человек, а вещь, за которую все решают другие люди.
Его просто поставили перед фактом.
Перед фактом того, чего он даже
не помнит.
И ведь даже забавно получаеться, он всю жизнь боролся за справедливость, а в итоге сама его жизнь стала одной сплошной несправедливостью. А ведь еще говорят: «За что боролся, на то и напоролся».
— И почему эта поговорка работает на всех нормально, а на меня наоборот…
***
И так, после оглашения приговора, Сергея тут же лишают еще и права как на свободу слова, так и на свободу действия.
Двое полицейских заковывают его в наручники, но вместо того, чтобы увести его обратно в изолятор, куда сперва уводят всех, кого дальше ждет тюрьма, Разумовского сразу выводят на улицу, где его уже ждет вертолет. Двое мужчин в больничных одеждах, явно санитаров, подхватывают его под руки и сажают прямо в инвалидную коляску, что по началу даже очень оскорбляет Сережу.
Да, он натворил дел, но он же не какой-то умственно или физически отсталый, и на людей вроде пока не бросается, неужели он не мог дойти сам?
В любом случае наручники расстегивают, но только за тем, чтобы привязать его ремнями по рукам и ногам к той же коляске, а затем завезти в вертолет.
— На машине, значит, не доедем? Нужен именно вертолет? Зачем? Увезти меня на какой-нибудь остров, где уже никто не найдет?
И действительно, Сережу усаживают рядом с окном, и он сам наблюдает, как они достигают какого-то отдаленного от суши, мрачного места. Огромное черное здание с заборами и решетками на окнах возвышалось среди темных вод местной реки.
Тогда же Сережа слышит шутку от одного из пилотов вертолета:
— Говорят, это место раньше звалось «Чумным фортом». Тут типо в далекие времена лечили больных чумой. А теперь столько лет спустя, сюда подселится сам Чумной Доктор. Вот так ирония судьбы, скажи?
Неудивительно, ведь Чумные Доктора в частности мучали своих больных, не зная толком, чем им помочь, либо же сжигали, а теперь один из таких докторов будет отбывать наказание в месте, где его предшественники сжигали своих больных.
И от этих историй у Сережи кровь стыла в жилах. Ему и без того было тошно, страшно и вообще не радостно.
Но самым худшим стало осознание того, что он уже не вернеться домой. Он больше не увидит ни телефона, ни своего программирования, ни дела всей своей жизни, ни даже наверное морожного. И он в упор не понимал, как так то? Он всю жизнь все это зарабатывал своим честным трудом, руки в кровь стерал, можно сказать, и тут в один момент это все у него просто берут и забирают, а он даже вспомнить не может причину.
Создаеться впечатление, будто из его жизни вырвали какой-то очень важный кусок, который и привел к этому кошмару, и возвращать этот пробел в памяти ему никто не намерен. Будто он забыл прожить частичку собственной жизни. Будто ее забрали у него…
А ведь еще когда-то давно в детдоме Сережа думал, что раз судьба забрала у него собственный дом и родителей, то ничего более значимого и дорогого она уже забрать не сможет. Он
ошибался.
Осознание всего вышеперечисленного наступает уже на пороге самой больницы. Когда его завозят в большие тяжелые двери, которые с грохотом закрываются за ним, он понимает — вот теперь уж точно конец моей жалкой истории. Считай, вся жизни коту под хвост.
А потом начинаеться: оформление, назначение лечащего врача и наконец доставка до собсвенной новообретенной палаты, выход и вход в которую теперь для него тоже был строго по решению врачей, а не его самого.
***
И вот мы и вернулись в тот момент, когда испуганный, сломаный осознанием собственной беспомощьности, некогда знаменитый Сергей Разумовский, программист, филантром и миллиардер, сидел на своей маленькой кроватке в психушке, гадая, что за ужас мог ждать его дальше, и может ли быть еще что-то ужаснее того, что уже произошло?
Ответ не завтавляет себя ждать. Он быстро всплывает в голове сам собой.
Олег умер.
