***
Грозный не сказать чтобы очень сильно любил разнообразные вечера, но Джовани — его представитель — настаивал каждый раз, потому как именно на таких мероприятиях ему и поступали дорогие заказы. — Иван! — Сауро, добрый вечер, — мужчина улыбнулся. — Не думал, что свижу Вас здесь. — Ну а как же, я не пропущу День Рождения моего старого приятеля Гулиелмо. Между тем, не могли бы мы поговорить наедине? — Разумеется, что-то произошло? — Нет, — они зашагали по направлению к выходу. — Но один мой старый приятель хочет украсить своё палаццо в Риме. Возможно, вы слышали о нём — герцог Поли. Кое-кто, между нами, предложил ему сделать главным украшением статую какого-то древнегреческого Бога, но я сказал, что найду скульптора, который совершит нечто грандиозное. Оплата будет весьма достойной, друг мой, и хоть твоё имя славится дальше Италии, думаю, что такие заказы тебе не помешают, особенно сейчас, после такого грандиозного провала с этой статуей Микеланджело. Слышал, что мастер Леонардо так же высоко оценил его… работу, но, тем не менее, он со своей юностью может сместить такого грубияна, как ты. — Спасибо, — сухо ответил Иван. — Что-нибудь ещё? — Поезжай в Рим, прошу тебя, там нужна рука мастера. Грозный хмыкнул и ловко перевёл тему. Что ж, кажется, что ему на самом деле нужно в Рим.***
— И Вы хотите, что бы я придумал, как украсить фасад? — Иван осмотрел фронт работы. — Верно. Люди знают Вас как гениального скульптора и архитектора. Сауро уверял меня, что вы лучший во всей Италии, а мне нужно только самое лучшее. Я даю Вам полную свободу действий и оплату любых материалов, если мне понравится то, что Вы придумаете. Если нет, учтите, мне нужен гений. И, кстати, познакомьтесь с моим сыном, — мимо них проходил прекрасный темноволосый юноша с поистине ангельской внешностью, — Его зовут Антонио. Я хотел бы, что бы вы в своей работе смогли запечатлеть его истинно прекрасную красоту. — Рад знакомству, — Иван пожал юноше руку, — Где я могу работать? — обратился он к герцогу. — Вам уже выделили помещения — комнату для Вас и вашего помощника, а так же большой зал, где можно работать. Мои люди покажут помещения. — Спасибо, Вы очень щедры, — без энтузиазма ответил Иван. Что ж, люди знали про его тяжелый характер.***
— Ну и долго мне ещё стоять? — вздохнул Антонио, закатив глаза. — Мы только начали, — ответил Грозный сквозь сжатые зубы. — Да я тут уже с полчаса стою. Я даже не могу взять в руки книгу, не могу присесть. Вы уже хоть что-нибудь сделали? — Сделал. — Тогда я могу устроить себе перерыв? — Да, если хотите, чтобы вместо лица на скульптуре у Вас был зад, — Грозный откинул карандаш. — Вы грубиян, но об этом давно слухи ходят. Я уверен, что настолько прекрасен, что даже в таком виде буду Вашей лучшей работой. Так что цените моё время и деньги моего отца, — юноша надменно улыбнулся и оделся. — Я приду вечером, чтобы посмотреть как протекает Ваша работа. — Он что, издевается? — рыкнул Иван, как только дверь закрылась. — Я не могу его писать. Он надменный, сопливый и тупой мальчик. В нём нет души, а они хотят, чтобы его лик был главным украшением. — Успокойся, — Джовани похлопал того по плечу. — Я уверен, что ты сможешь собраться и… — К тому же он не хочет позировать, ему нужны развлечения. Ты что, шутишь? Я откажусь от заказа, и поедем назад, во Флоренцию. — Иван, нам нужен этот заказ. Я попробую поискать здесь кого-нибудь, кто похож на Антонио, спишешь с него всё, кроме лица. — Обмануть Поля? Нам не настолько нужны эти деньги, чтобы заниматься подобными вещами, — фыркнул Грозный, потирая пальцы. — Я соберу вещи. — Подожди до вечера, я не сомневаюсь, что найду кого-то, кто сможет тебе позировать вместо Антонио. Джовани был человеком слова, и нашёл юношу ещё до начала обеда. — Мне сказали, что Вам нужно позировать? Иван быстро осмотрел говорившего с головы до ног и кивнул. — Раздевайся полностью, надевай простыню. Где Джовани? — Ваш помощник? Он попросил сказать, что придёт позднее… меня Фёдор зовут. — Иван, — скульптор не оборачивался, снова подготавливая материалы. И хотя он искренне верил, что ничего не выйдет, попытаться стоило, чтобы и Джовани это понял. — Я знаю Вас, говорят, что Вы Великий мастер, — юноша подошёл к стулу. — Как мне встать? Иван обернулся, и все слова застряли у него на языке. Фёдор смотрел на него, и один только этот взгляд… в нём было всё: усталость, печаль, горе, но вместе с тем и радость, жизнь, любовь. Как передать такие глаза? — Ты испорчен, — сказал Грозный. — Что? — нахмурился Фёдор. — Ты испорчен. Твоё тело. Ты работаешь на слишком тяжёлой для тебя работе, это видно по твоим плечам и рукам. — А Вы всегда такой мужлан? — Фёдор опустил простынь. — Я просто говорю то, что вижу. Ты будешь вставать или нет? — Вы даже не сказали как мне встать! — возмущённо ответил юноша. — Просто встань как ты стоял бы обычно, и опусти уже эту простынь, возьми лучше виноград, я сам её на тебя накину. Федя вздохнул, скинул простынь и взял в руки пышную гроздь винограда. — Ты можешь расслабиться? Юноша сглотнул, смотря в потолок, и постарался принять более непринуждённую позу. Иван подошёл и начал обвязывать вокруг него простыню. Фёдор был очень красив — его кожа была цвета молока, на вид нежная, словно бутон розы. Скульптор приподнял чужие руки — тонкие, но жилистые, как и всё тело. В столь обманчивой хрупкости скрывается сила, и не просто физическая — сила духа. Её видно в глазах, видно в тонких шрамах и мозолях. — Вы меня лапаете? — возмутился Федя. — Изучаю. Я не смогу писать и тем более лепить то, что не прочувствовал. — Вы странный и неотёсанный, — фыркнул юноша. — Ты очень красив, — прошептал Иван, осматривая чужие пальцы. — Хорошая попытка, но не сработало. Грозный закатил глаза и приступил к зарисовкам. Спустя час Иван раздражённо выдохнул и уставился на Фёдора. — Что? — Скажи мне, как ты можешь оставаться таким светлым? — Что? — нахмурился юноша. — Ты ведь использованный. Это видно. Но твоё выражение лица… это… как ты можешь после всего, что с тобой было, оставаться таким светлым? Я смотрю в твои глаза, и вижу в них и печаль, и счастье одновременно. Жизнь у тебя не лёгкая, но ты её любишь. Почему? — Потому что я благодарен за каждый прожитый день. Моя жизнь не хуже, чем жизни других простых людей, и я наслаждаюсь каждой секундой. Это удары судьбы превращают нас в творения, а не надменные скульпторы, — усмехнулся Фёдор. Иван только лишь улыбнулся и вернулся к работе. Ближе к ужину он договорился с юношей о встрече утром и оплатил его работу. Вскоре к нему пришёл Антонио. — Это… это так прекрасно. Я ведь говорил, что Вам хватит совсем немного времени со мной, чтобы понять, что я идеален, — восхищенно пролепетал тот. — Люди правы, говоря о том, что Вы гений. Только такой человек, как Вы, сумеет так точно передать всю мою красоту. Грозный устало вздохнул и согласился. Может быть, ему стоит похвалить Джовани за помощь в поиске натурщика. Иван, в общем-то, был человеком чести. Но загадка, которую в себе таит Фёдор, была интереснее, чем совесть.***
— Фонтан Треви является известнейшим во всём Риме. Главная его особенность состоит в том, что он является словно продолжением самого палаццо Поло. Перед вами оригиналы зарисовок к главной статуе — «Юноша с виноградом». В том, что перед нами скульптура именно Фёдора можно не сомневаться — в основании Иван Грозный выскоблил небольшую букву Ф, ровно как и на всех произведениях искусства, на которых увенчан этот юноша. В нашем музее представлены оригиналы зарисовок этой скульптуры, историки считают, что всего их было около пятидесяти. За всю историю ни одна статуя не имела такое ошеломляющее количество поисков, это обусловлено тем, что после знакомства Фёдора с Иваном последний старался постичь тайну красоты юноши, называя его идеалом собственных стремлений.***
— Вы мучаете меня уже третий месяц, — устало вздохнул Антонио. — В чём проблема просто взять и уже закончить эту статую? — Возможно, если бы Вы появлялись тут чаще, чем на час каждый день, то работа продвигалась бы быстрее, — рявкнул Иван. У него не оставалось терпения от собственного бессилия — всё было готово, кроме самой главной скульптуры. Никакое изучение Фёдора не помогло ему понять его душу. Тот приходил изо дня в день и выглядел всё более измученно, но его глаза были наполнены жизнью и такой невероятно искренне сильной любовью, что становилось даже страшно — что придаёт ему сил? — Признайте, что не можете воплотить мою красоту в бездушном куске камня, — хмыкнул Антонио, соскакивая со стула. — У меня урок верховой езды. Надеюсь, что сегодня Вы хоть сколько-нибудь продвинетесь в изображении моего лица. Грозный выдохнул. Хорошо, скоро придёт Федя, и можно будет приступить к завершению. Но к назначенному времени юноша не пришел, да и через два часа тоже не явился — Иван отправил Джовани в местный паб, где Фёдор работал разносчиком. Однако новость, которую тот принёс, ошеломила: — Мне сказали, что его обвиняют в содомии. Суд назначен завтра в полдень. Ты ведь понимаешь, что раз так, то его… обвинения не снимут. Но Иван проникся к этому юноше какой-то теплотой, и поэтому не мог сидеть сложа руки — поговорить к заключённому его, разумеется, не пустили, но записку передали. Он написал, что всё будет хорошо, но скорее просто успокаивал себя. Такие преступления против Церкви всегда заканчиваются одинаково, и хоть Грозный сомневался в вине Феди, вряд ли что-то можно было изменить. На суд он пришёл — юноша поник, но даже в такой момент в его глазах был тот самый огонь, который Иван не сумел понять. О чём он думает, если даже в последние минуты он всё ещё так любит жизнь? Впрочем, на удивление всё закончилось совсем иначе — прямо во время оглашения приговора решение поменялось после короткого разговора судьи и другого священника — все обвинения были сняты. Фёдор крепко обнял Ивана и они ушли. — Спасибо за записку, мне стало гораздо легче, — юноша улыбнулся. — Поверить не могу — все обвинения сняли! Не знаю как так вышло, но это просто прекрасно, я не закончил бы работу, если бы… Ты отдохни сегодня, ладно? Работу продолжим завтра. Однако на следующий день Федя выглядел хуже, чем вчера. — Ты выглядишь… — Да знаю я, — юноша закатил глаза. — Меня уволили после обвинений, а спал я обычно там же, в пабе. — Будешь тогда работать на меня, — вдруг сказал Иван. — Что? — Федя удивлённо посмотрел на мужчину. — Ты не хочешь? Или тебя здесь что-то держит? — Нет, я просто… Ты же сам говорил, что я испорченный? — юноша лукаво улыбнулся. Грозный закатил глаза, — Много будешь болтать — продолжишь спать на улице. Федя рассмеялся.***
А это оригиналы зарисовок к статуе Ангела в усыпальнице жены Людовико Медичи во Флоренции. Сама скульптура является довольно маленькой, однако считается одной из лучших работ эпохи Возрождения.***
— Тебя сегодня ждут на приёме, — Фёдор активно разминал глину, постоянно поправляя мешающийся уже испачканный локон. — Да, Джовани уже достал меня с этим, спасибо, — Иван аккуратно затачивал карандаш. — Не понимаю, почему ты заставил меня работать, чтобы срисовать. Разве у Ангела не должно быть скорбное выражение лица? — А у тебя сейчас какое? — улыбнулся Грозный. Федя раздражённо цокнул и продолжил мять глину. — Ты пойдёшь со мной сегодня? — Нет, в этот раз очередь Джовани, — Федя выдохнул. — Он не сказал тебе? Его уже влюбила в себя какая-то девица, он предупредил, что не сможет пойти. Юноша застонал и устало ударился головой об стол. Иван ехидно улыбнулся. Ближе к вечеру они добрались до студии Вероккио, где и проходил приём в честь Сандро Боттичелли — приятеля Грозного и отменного живописца. — Иван! — Сандро с улыбкой обнял скульптора, похлопав того по плечу. — Рад, что ты смог прийти. Я думаю, нам есть что обсудить? Идём, я хочу услышать твоё мнение по поводу моей работы! Грозный предупредил Фёдора и ушёл с живописцем — всё же тот был довольно хорошим человеком, приятным в общении, так что Иван не собирался отказывать тому в просьбе. Федя, в основном, просто стоял возле пунша, иногда с кем-то здоровался и отвечал на вопросы про Ивана. — Родриго Борджиа младший. — Прошу прощения? — юноша обернулся. Перед ним стоял мужчина на вид младше Ивана, крепкого телосложения, явно хлебнувший пару кружек вина. — Так меня зовут. А вы Фёдор — работаете вместе с Иваном Грозным, верно? Слухи быстро распространяются, тем более в Италии. — Что ж, вы правы, — юноша склонил голову. — Не хотите уединиться? — Прошу прощения? — Федя нахмурился. — Тут становится душно, не хотите выйти во двор? — А… нет, знаете, я ведь… — Федя, вот ты где! — к ним подошел Иван. — Уже познакомился с Родриго? — На вроде того, — юноша напряжённо улыбнулся. — Очень приятный молодой человек. Если захотите познакомиться поближе, то я остановился у Лоренцо Медичи. Думаю, вы понимаете, о чём я. Всего хорошего, — мужчина приподнял кружку в знак прощания и ушёл. — Ты закончил? — вдруг спросил Фёдор. — Да, можем пойти домой. Всю дорогу они неловко молчали. — Что он имел в виду? Родриго? Когда сказал, что ты захочешь продолжить общение? — Думаю, он хотел переспать, — честно ответил юноша. — Сказал, что слухи быстро становятся известны в Италии. Кажется, что он имел в виду тот суд в Риме… — Вот же мерзавец! — Грозный неожиданно ударил по столу, да так, что юноша вздрогнул. — Тебя оправдали. Ты ничего не сделал, к тому же ведь это была клевета! — Не совсем, — тихо ответил Федя. — Что? — Это была не клевета, — юноша посмотрел на Грозного. — Меня обвинили за дело. — Так ты… ты спишь с мужчинами? — прошептал скульптор. — Я с того дня ни с кем не сплю, да и… — Почему? — Чего? — Фёдор удивлённо глянул на Ивана. — Почему? Почему ты ни с кем не спишь? — Я просто не хочу спать без любви вот и всё. — А ты кого-то любишь? — Я не… я не хочу говорить об этом, — Федя смущённо отвернулся. — Почему? Я его знаю? Это… это Джовани? — предположил Иван. — Боже, нет конечно! — Так ты правда влюблён? И кто он? — Вань… — Я думал, что ты доверяешь мне, но… — Это ты! — выкрикнул юноша.***
— А это оригиналы зарисовок к статуе «Полёт Венеры». Даже не смотря на то, что фигура женская — лицо всё равно взято с Фёдора. Сам Иван писал об этой работе, как о неком совершенстве в своём творчестве — ведь именно эта скульптура является той самой, где ему удалось передать красоту своего помощника.***
Иван жадно, торопливо целовал чужие, сладкие губы, смахивая всё лишнее со стола одной рукой, второй придерживая Фёдора за талию. Юноша инстинктивно прижимался ближе и целовал в ответ, обнимая чужие, широкие плечи. — Я так давно тебя хотел, — прорычал Иван, укусом впиваясь в чужую нежную шею, — Ты стал моим наваждением, моей музой. Я думал, что сдохну от желания поцеловать тебя, — мужчина буквально сорвал лёгкую рубашку с Фёдора, и сразу же опустился к соскам, проводя по одному языком и втягивая, дурея от сладких юношеских стонов. — Погоди, — Фёдор отодвинул скульптора от себя ногой. — Помнишь ты спрашивал у меня про огонь в моих глазах? Почему я так люблю жизнь? — Это так важно именно сейчас? — Грозный был похож на собаку, которой дали облизать вкусную кость и забрали — того гляди накинется на людей. — Да, да. Это не любовь к жизни, это любовь к тебе, Вань. Я полюбил тебя, и всё моё существование наполнилось смыслом. Иван застонал — какой же потрясающий мальчишка. Настоящий Ангел.***
— Нам точно неизвестно какие отношения связывали этих двоих, но после смерти Фёдора Иван Грозный посвятил остаток жизни созданию скульптур с его ликом — всего известно ровно восемнадцать статуй.