Ликорис

Они — те самые противоположности, которые едва ли смогут выжить в этом мире друг без друга. Когда тебя добивают в подворотне и в правду сложно выжить. Когда ты вновь сталкиваешься с избиением всего-лишь за то, что ты не такой, как они — выжить сложно. Когда девочки в школьном туалете, в очередной раз окунают головой в унитаз — сложно выжить. Не сойти с ума. Не покончить с этой ужасной жизнью. Каждый раз перед сном напоминая себе, что ты живёшь не просто так. Хочется верить, что однажды они найдут своих людей, ради которых стоит жить. Они сбежали. Сбежали в богом забытую деревню, окруженную неприступными стенами леса. Здесь все иначе. Они стали сильней. Они терпят. Они выживают. В этом мире нельзя иначе, нужно быть сильнее, правда они трое лишь овцы в волчьих шкурах. Они не смогли стать сильными, всё уважение, что они заработали всего-лишь благодаря удачно подобранной маске. А живут они только ради друг друга. Глупое стечение обстоятельств привело к зарождению новых чувств. У них появились друзья. Тёмной ночью, когда её родители вновь куда-то уходят, а луна проникает в комнату они слабеют. Снимают маски. Становятся собой. Пятифан теряется, когда Кира проводит холодной рукой по его щеке. Её глаза полны надежды и чего-то непонятного ему. Слушая её вкрадчивый шёпот он улыбается. По-настоящему. Искренне. Сидящий рядом Бяша сегодня слишком тихий. Он молча смотрит в потолок, пока по его щеке течёт слеза. Он устал. В их компании не было третьего лишнего. Они словно созданы друг для друга. Словно Солнце, луна и звезды, как бы глупо это не звучало. Она садится между ними и затихает. Хочется кричать, но из горла вылетает лишь хрип. Они не справились. Сегодня свершится то, чего так боялись все… — Нам пиздец? — тихо хрипит Кира, даже не глядя на друзей. Они словно статуи, застывшие и совсем не живые. — Нам пиздец, на… — тихо констатирует Бяша. У него уже нет сил боятся. Нет сил пытаться сделать хоть что-то против силы, что сделала их такими. — Тогда… зачем мы сидим тут? Девушка резко подскакивает и хватает парней за руки. — Идём. Не хочу, чтобы родители нашли наши дохлые тела в моей комнате. Она же меня воскресит и заставит убираться. В её словах звучит поддельное веселье, но делают вид, что не замечают. Она — солнце в их компании, тот самый жизнерадостный огонёк, который заставляет жить. Если погаснет она — исчезнет вера в лучшее. Ромка ухмыляется, кажется, он знает куда лучше идти. Пятифан выдыхает холодный ночной воздух. Здесь ночи холодные, пробирающие до костей, заставляющие ёжится и запахивать куртку посильнее. Сколько раз Кира говорила ему одеться теплее, сколько раз он игнорировал её заботу. Сколько раз дрожа от холода он отдавал кожанку ей, лишь бы она не заболела. Сколько раз он выслушивал её милое ворчание, лёжа с температурой. Неужели все это закончится именно так? Всё, что они пережили вместе, наверное, стоило того, чтобы продать душу. Бяша готов повторить это болезненное действие лишь бы вновь пережить все это. Все те ночи на крыше с пачкой сигарет. Мириады звёзд смотрящих лишь на них, казалось, ещё шаг и можно до них дотянуться. Делали ли они эти шаги? Определённо да. Смерть ходила за ними попятам, но отступала видя символ повелителя душ. Тёмному созданию нужен был лишь Антон, которого поначалу они так яростно защищали, но… он подчинил их себе. Сломил их внутреннее «я». Забрался в подкорку сознания. Крепко впился в разум, постоянно твердя, что делать. «Больно — пройдёт, слышишь» — голос все настойчивее. Сначала пропала маленькая Сеня, которая поверила доброй девочке и получила нож в спину, буквально. Затем и Вова, который по воле судьбы связался с местными хулиганами, среди которых и был Пятифан. Повёлся с дурной компанией сгнил в яме. Следующий Семён, сбежавший вместе с очками новенького. Бяша сделал все сам. Почти. Тёмная сила руководила его разумом. Удар за ударом. Из толстого, уродливого тела текла кровь. Он кричал. Кричал пугая только засыпавших детей, нервируя собак. Четвёртой была Катя… она определённо не заслуживала такой смерти. Это была случайность. Глупый взрыв эмоций. Кира не сдержала тёмную сущность и… бедная староста, она так кричала, но уже не видела, как ее лёгкие буквально разрывают. Их внутренние демоны просили крови, её же просил и повелитель. Одна оплошность. Один новенький. Один предатель. Алиса, что все время была лишь видением, завела его не туда, куда следовало. Он видел все. Видел, как зверела Кира вырывая сердце из груди Кати. Видел, как Ромка скалился, видел, как Бяша сдерживался, дабы не присоединится к подруге. Видел, как пелена с глаз одноклассников сошла и они упали на снег, хватаясь за головы. Видел, какими испуганными они были. Видел, с каким лицом Кира смотрела на свои деяния. Алиса понесла наказание, отправившись за грань. Рома, Кира и Бяша смирились с участью быстрее чем планировалось. И вот сейчас… Перед ними стоял заяц точнее Антон в маске зайца. Его тоже сломали, его тоже подчинили, он тоже вскоре отправится в утиль. Его костюм был болотного цвета, с торчащими из тела проводами и красными радужными оболочками. Чёрные кошачьи зрачки с интересом глядели на подростков. Очень длинный, он глядел на всех сверху вниз. — Я пришёл, чт… — его голос звучал, как поломанная, старая рация. — Да знаем зачем, давай уже быстрее, не тяни, — рычит Пятифан сжимая руку Киры, Бяша проделывает то же самое. Вместе не так страшно. — Взмах молотка и нет игрушек! Взмах ножом и нет детишек! И никто не заподозрит, как я рад своей работе! — напевает заяц, обходя кругом кампанию. Кира вздрогнула, когда что-то острое воткнулось в шею. — Ребят… — изо рта полилась кровь, а тело, безвольным мешком упало на снег, окрашивая непорочную белизну алым цветом. От злости Пятифан прикусывает внутреннюю сторону щеки и смотрит в сторону зайца с такой ненавистью, что давно ещё никто не видел. Если рискнёшь заглянуть в эти устрашающие глаза, то ты точно суицидник. Бяша рычит, словно дикое животное. Как же ему хочется кричать, но он знает, хоть один громкий звук — он следующий. Да, он хочет оттянуть этот момент. Он не хочет умирать, но не может и пошевелиться. Кире всегда нравилось смотреть в его глаза, в один момент они могли передавать столько эмоций и мыслей, сколько он сам не сможет описать словами. Девушка всегда восхищалась этой особенностью у Бяши, каждый день она могла смотреть ему в глаза без смущения и наслаждаться. Свистящий звук нарушил безмолвие леса. Ещё одна жертва пала на земь. Рядом с девушкой теперь лежал и Пятифан. — Ну? Чего ждёшь, на? Давай, остался только я, — рычит Бяша, стараясь не смотреть на друзей. Он не сможет. Не сможет сдержаться если посмотрит. -…как я рад своей работе! — слышится обрывок фразы, когда на поляну восходит тёмный силуэт. Раза в три выше Бяши. Его нечеловечески длинные конечности, одетые в черную рваную ткань, тянулись к мальчишке. — Дитя моё, вы были верными, но оплошали, — хотелось плюнуть ему в лицо, но парень держался. Без тени страха он глядел в бездонные дыры, что кажется были глазами. — Я готов выполнить одно твоё желание… Так и хотелось закричать, почему именно его оставили в живых, так хотелось узнать, почему именно он должен загадывать. Почему он должен был видеть смерти друзей? — Идёт, на… — шипит Бяша, делая шаг вперёд.

***

По обратную сторону пространство сразу чвокнуло звуком, похожим на погружение в толщу воды. И когда Бяша решился открыть глаза — окружающей материей действительно оказалось H2O — по крайней мере на внешний вид. Рядом перпендикулярно и равнодушно проплывала туша кита, и за секунду до соприкосновения парень начал усиленно тонуть, аки казнённый пиратами мореплаватель, пленник с якорем защёлкнутым на талии — но не вниз, а в сторону. Сверху мелко двигая плавниками пронеслась стайка отражающих свет рыб и только после этого ощущение движения по горизонтали сменились на вертикаль. Материальный теперь якорь с характерным звуком стукнулся о кафель под слоем песка, и вместе с ним Бяша, хотя бы без удара головой. Любопытства ради разгрёб немного песок — кафель под ним оказался черно-белыми квадратами, похожими на шахматную доску или узор на полах в туалете. Гул вернулся, на время утопления поставленный на паузу, и шевелил «воду» у входа в тоннель, тёмной ямой уходящей в подземелье под песком. Бросив попытки освободиться — у цепи якоря не нашлось замка, она цельной змеёй овивала талию и уходила вниз к грузу — поволок его вместе с собой, оставляя след на песке… наверное. В подобных местах не хотелось рисковать оборачиваясь. Кроме тёмного тоннеля никаких других объектов не наблюдалось — одна глубина да морские создания. Можно было попробовать оседлать ската и, с видом «покатай меня большая черепаха», попробовать телепортироваться в закат, но Бяшу буквально воронкой затаскивало в черноту. Не хватало лишь большой красной стрелки с мигающими желтыми лампочками и надписью «туда блять» от одного известного творца креативных GPS маршрутов. Снаружи темнота казалась уютной, но стоило войти — появилось ощущение тошноты, похожее на зуд внутри горла. Гул обволакивал с обеих сторон, точно кто-то дул с обратного входа огромной раковины или трубы паровоза. Пока хулиган ковылял, свет за спиной постепенно исчез и, шагая во мраке, оказалось сложно понять не только направление, но и траекторию: вверх, вниз, в сторону? Пространственные ориентиры исчезли, как и в один момент ощущение тела, движения, оставляя только гул, тошноту… и якорь — его шум, шерудение по поверхности — сначала по песку, потом по кафелю. Такое странное онемение, похожее на помехи в телевизоре: в чудаковатом ненастроенном канале с черно-белыми бегающими пикселями — пришло по щелчку, как если бы маэстро в клетке приказал выпустить тигров — не действие, а сама секунда, плотность щелчка, ощущение трения подушечек пальцев друг о друга. Канал значил больше — гораздо больше способностей его сознания. Тут же появился мерцающий свет впереди — непонятно, правда, привела ли дорога обратно к месту входа или к другой локации. Но что оставалось кроме движения вперёд? И он пошел сквозь толщу тёмной воды, волоча за собой неудобный балласт в виде якоря на цепи. В итоге ноги донесли до холла со знакомыми портретами с расползшейся от воды краской, и всё окончательно встало на свои места. Место где они впервые встретились. Дальше, за аркой мелкой точкой виднелся телевизор, отвечавший за помехи, и зеленый диван. Когда он подошёл поближе, увидел двух знакомых. Ромка лежащий на полу, видимо без сознания и Кира, сидящая на диване, подпирая голову рукой. Она словно была не живая… и не мертва. Фарфоровая кукла. Микки Маус на экране замахал руками и восторженно кувыркнул сальто назад. Девушка вяло повернула голову. — О, это ты? — она улыбнулась, прямо как в первый день. — Тоже пришёл принести себя в жертву? Опять… — А мы заждались тебя… — Я не хочу все повторять… Только не снова. Бяша глубоко дышал, казалось, он был напуган, хотя внешне оставался холодной статуей. В ту же секунду якорь дёрнулся и потянул вверх. Пол и потолок поменялись местами, даже гравитация сменила полюса, всё посыпалось к параллельному дну, ему на голову. Кашель от воды в лёгких напомнил о чудом забытой аквафобии, и, задыхаясь, Бяша впервые на полном серьёзе подумал, что сейчас мог умереть. Прямо сейчас. И весь окружающий океан сыграет роль огромного алтаря. Саванна. Якорь продолжал тянуть незнамо куда — то ли балластом, то ли спасением. Но поздно. Откашливая лёгкие, дернулся вверх, и мир окончательно потух… …чтобы тут же выплюнуть его обратно в прошлую реальность, подкидывая на месте, по-прежнему задыхающегося, с глазными яблоками вылезающими из орбит. Отхаркивался он ещё секунд пять вязкой слюной, пока не понял — воды-то в лёгких нет… Рядом лежат недвижимые Пятифан и Кира. Они… выглядят живыми. Но так ли это? Взгляд Бяши впивается в подругу «Она неземной красоты, жаркая… её душа даёт столько тепла, что согревает его даже в самую холодную погоду, её улыбка прекрасна, у её доброты нет границ, она умеет искренне любить и жить, наслаждаясь моментами… она любит жить… у неё ласковый, чарующий, нежный голос… которому хочется доверять, маленькую Сеню легко понять, любой бы слепо доверился Кире»… когда-то парень мечтал стать поэтом, но не вышло. Ему всегда твердили, что ничего не выйдет, а он пытался. Сдался. После первой же неудачи. Твердил всем, что это не его стихи. Увлёкся выжиганием по дереву, но не закончил свою любимую картину. Картину с двумя любимыми людьми. Тяжело вздохнув он глянул на Пятифана. Рома всегда напоминал разгар осени, когда кроны деревьев покрывает огонь, в его глазах, виден густой лес, с лучами солнца пробивающимися сквозь листья… он морозный зимний день из детства, когда на окнах рисовал мороз и в горсточке красной рябины на чистом белом снег, Бяша находил его черты… — Где мы? — тихий голос, с легкой хрипотцой вырывает его из мыслей. — Мы живы? — следом звучит второй.