"Прости, что вспоминаю. Дорожу. Прости, что не могу все отпустить. Да, ты ушел. Но я тебя держу. Время не лечит. Не дает мне разлюбить..."
от кого: Том.
Мы познакомились случайно. И как-то глупо. Я сидел на траве у дороги, опираясь спиной на столб. Над моей головой висел потрепанный венок. Видимо, когда-то здесь произошла трагедия. Позади звучали голоса, ходили по тротуару люди, совершенно не обращая на меня внимания. И листья на деревьях тихо перешептывались с ветром. А я сидел и бездумно провожал взглядом снующие туда-сюда машины. Потом подошел ты. Высокий парень в широченных одеждах, с темными французскими косичками и пирсингом в нижней губе. Красивые карие глаза с удушающей грустью смотрели, почему-то, сквозь меня. Тонкие музыкальные руки нервно теребили помятую фотографию. На пальцах правой руки были выбиты четыре цифры: 0620. Я поднял голову, упираясь в столб, разглядывая тебя. Ты постоял какое-то время, все также продолжая смотреть куда-то сквозь. Казалось, что иногда мой образ прорывался сквозь твои мысли. В такие моменты брови хмурились, глаза распахивались, а усталое лицо примеряло удивленное выражение. Оно тебе не шло. Как и грусть. Ты так ничего и не сказал в тот первый день. Так же, то замечая меня, то теряя, ты постоял, тряхнул головой, словно прогоняя наваждение, и ушел. А я остался ждать следующей встречи. Во второй раз ты был одет все так же нелепо. Но карие глаза уже впивались в мою фигуру, словно стараясь разглядеть каждую клеточку тела. Ты все так же стоял рядом, а я все так же думал, что улыбка на этом лице смотрелась бы лучше. Голоса зазвучали лишь на пятую встречу. Мы уже оба сидели под тем же столбом с потрепанным венком. Вместе смотрели на дорогу, провожая машины. Время от времени ты смотрел на меня. Позади, как всегда, сновали люди, совершенно не обращая на нас внимания. Ты неизменно теребил в пальцах старую фотографию, иногда с теплою грустью вглядываясь в изображение. Оно-то и помогло нам заговорить. А, точнее, мое любопытство. На вопрос, что на ней, ты вздрогнул и неверяще уставился на меня, словно и не думал раньше, что рядом кто-то есть, или, что я умею говорить. Я поднял вопросительно бровь. Ты поднял обе удивленно. После чего, молча протянул ко мне руку, давая рассмотреть фото. На нем был паренек, чуть моложе тебя. Высокий, тощий. Длинные черные волосы с белыми перьями, вызывающе приподнятая, проколотая бровь и глаза с агрессивным черным макияжем. Красивый. На этот единственный комментарий ты так удивленно посмотрел на меня, словно на глянцевом листе была изображена, как минимум, звезда мирового масштаба, которую я не признал. Опять вопросительно поднимаю бровь. Ты приходил каждый раз, когда я сидел под этим столбом. Мы много разговаривали, еще больше молчали. А люди неизменно ходили позади нас, время от времени удивленно поглядывая в нашу сторону. Казалось, я знал о тебе все, не зная, при этом, практически ничего. Из кармана очередной широченной кофты всегда торчал уголок измятой фотографии твоего брата. Правая рука лежала на траве, совсем близко к моей ладони, затянутой в перчатку без пальцев. Твоя татуировка – 06:20 – означала час и минуты твоего рождения. Ты говорил обо всем и ни о чем одновременно. Я предпочитал слушать. Или расспрашивать о тебе. А еще больше мне нравилось смотреть на твою улыбку. Момент или, хотя бы, день, когда ты начал улыбаться, я не запомнил. Зато запомнил, когда она померкла. Эта встреча была тринадцатой в обратном отсчете. Какой-то знакомый увидел тебя, говорящим со мной. И передал матери. Мы сидели под столбом. Ты старался не смотреть на меня. Мать заставила тебя пойти к врачу. К психологу. Для чего – я так и не допытался. Ты старался не смотреть на меня. С каждым разом ты становился все печальнее. С каждым разом мы все больше молчали. Сегодня был последний, тринадцатый сеанс. Ты вылечился. Почти. А отсчет, тем временем, добрался до цифры "1". Ты упорно не поднимал на меня взгляд. И упорно сжимал губы. А потом заговорил. Ты рассказывал мне про брата. Вы любили друг друга. Его звали Билл. Вы были близнецами. Он был младше тебя на десять минут. Вы любили друг друга! Однажды вас застал отец. В одной постели. Был грандиозный скандал, вас грозились разлучить. Билл убежал из дома. Уехал на твоем байке. Его жизнь оборвалась здесь, у этого столба. Ему было 17. Он разбился. Когда ты в последний раз поднял на меня глаза, в них не было ничего, кроме боли и любви. Они скользили по мне, рассматривая, лаская. Взгляд остановился на наших, лежащих уже на снегу, ладонях, которые ты так и ни разу не решился переплести. Сорванным и сухим голосом ты попросил меня снять перчатки. Левая снялась легко, а правая все никак не хотела. Все-таки, я стянул ее, вытянув руку перед собой. А люди все ходили позади. Ходили, с удивлением рассматривая сидящего прямо на снегу парня в широких одеждах, с темными косичками. А ветер гонял седые снежинки, пропуская их сквозь мое тело. Мы долго еще сидели и смотрели. Ты - на меня. Прощаясь и запоминая навсегда. Отпуская. А я – на черные, отпечатанные на пальцах цифры. 06:30.