***
Темно. Очень темно. Нет лишь ничего кроме кромешной тьмы, окутывающий казалось бы саму душу. «Так вот, что значит — умереть» Скорее всего это преисподняя. Ведь такая как она не могла попасть в рай, это было бы просто невозможно. Отчего то опять сердце начинает сдавливать тоска и тревога. В груди резко тяжелеет, да так, что хочется просто взять и вырвать своё сердце чтобы больше не чувствовать этой невыносимой боли. Бросив взгляд на грудь, она обомлела. На шее висел огромный, железный замок. Девушка попыталась снять его, но ничего не вышло. Попытка исправить ситуацию только усугубила её. Ведь буквально отовсюду стали появляться серебристые цепи, сковывающие её. Не успела она и среагировать, как была намертво зафиксирована ими. Вспышка. Словно белый салют искр взорвался рядом, и моментально ослепил её. Стало больно. Она закрыла глаза, хотя это мало чем помогло. Но она все же смогла привыкнуть к неизвестному свечению, аккуратно приоткрыв веки. Комната которая недавно была полностью черная, мелькала разнообразием цветов, и каких-то образов. Присмотревшись, она поняла, что это её воспоминания. Вот она маленькая, лежит в колыбельке, вот делает свои первые шаги, вот отец бьёт маму. И маленькая девочка испуганно смотрит на это, едва сдерживая слёзы. Вот отец опять напивается, и в порыве злости замахивается на маму ножом, но маленькая девочка успевает оттолкнуть папу, и он падает на пол. Мама заливаясь слезами, хватает ребёнка и бежит к выходу. Они оказываются в тёмном подъезде, освещаемый единственной тусклой лампочкой. Собравшись спускаться, они не заметили оказавшегося сзади папочку. С безумными, и в край пьяными глазами, он толкает женщину. Маленькая ручка выскальзывает из тёплой и родной руки мамы. В последний раз они встречаются взглядами, и на лице мамы расцветает улыбка. «Всё будет хорошо» Хруст. Ужасный грохот, сопровождаемый нечеловеческим, отчаянным криком. Ещё раз мигнув, лампочка погасает, окутывая всё в непроглядную тьму. Кап. Кап, кап. На холодный пол градом льются слёзы. Не в силах больше смотреть на это, девушка начинает вырываться, громко звеня железными цепями. Вот девочка пошла в школу. Вот она сидит в углу класса абсолютно одна, тупо уставив свой взор в пол. Но картинка тут же сменяется. Уже не девочка, девушка, лежит в луже крови за ненавистной школой, под противный хохот одноклассников. Она с мольбой смотрит ни них, но в их глазах она всего лишь животное, скот. Цепи начинают звенеть всё громче. Вот всё та же девушка стоит в офисном кабинете, что-то увлечённо рассказывая какому-то мужчине. Вероятно, он её начальник. Она не замечает похотливых и неоднозначных взглядов этого человека, полностью увлечённая докладом. И только когда грубая, противная рука ложится ей на талию, она вздрагивает. Она опускает глаза и сжимает губы в тонкую белую линию. Терпи. Это её пожизненное проклятье. — НЕТ, ХВАТИТ, ПОЖАЛУЙСТА ХВАТИТ. ЧТО Я СДЕЛАЛА В ЭТОЙ ЖИЗНИ, ЧТОБЫ ЗАСЛУЖИТЬ ВСЁ ЭТО? ПОЧЕМУ БОГ ТАК НЕНАВИДИТ МЕНЯ? Я НЕ ХОТЕЛА ТАКОЙ ЖИЗНИ, НЕ ХОТЕЛА! ВЫ… ВСЕ ВЫ. ИДИТЕ К ЧЁРТУ!!! Цепи разбиваются на осколки, словно стекло. Падая на колени, девушка начинает яростно бить кулаками по полу. Она бьёт, бьёт и бьёт… Костяшки пальцев, да и сами руки уже стёрлись в мясо. Это больно. Но никакая физическая боль не сравниться с той, что она испытала за всю свою ничтожную жизнь. Последний раз ударивши, она замирает, и понимает. Сломались не цепи, сломалась — она.***
Голова гудела словно улей. Еле разлепив свои веки, я попыталась сфокусировать взгляд хотя бы на чём-то, но у меня ничего не получалось. Всё было размытым и не чётким. — …она очнулась… — …цуши… Принеси… До ушей доносились только отдельные отрывки чьих-то фраз. Наконец дымка перед глазами окончательно рассеялась и я увидела девушку, что склонилась надо мной. Она была красивой. Её блестящие, идеально уложенные волосы в каре, немного касались моего лица, тем самым вызывая небольшой зуд. Но в глаза сразу же бросился очень необычный аксессуар. Золотая, ажурная бабочка, которая великолепно смотрелась на чёрных как смоль волосах. — Ну как ты? Очнулась? От боли не вопишь. Значит всё нормально. Я промолчала. Подняв ладони к своему лицу, я стала безразлично их рассматривать. Ни царапины. Удивительно. Хотя впрочем, плевать. Повернув голову на девяносто градусов, я увидела ещё несколько человек. Минимум четыре. — Где я? — Ты в вооруженном детективном агентстве. В этот раз голос подал светловолосый мужчина, на вид лет двадцати пяти. Он смотрел на меня холодно и осуждающе. С первого взгляда он не вызывал доверие, а наоборот отталкивал. — Поэтому ты должна быть благодарна за то, что мы спасли тебе жизнь. Иначе так и валялась бы на тротуаре, как спящая девица. Спящая девица? Я прыгнула с двадцатого этажа, о чём он говорит? От такой высоты от меня должна была остаться лишь кровавая лепёшка. Но я всё ещё здесь и лежу на хирургической кушетке целая и невредимая. — Нет, Куникида-кун. Она сама спасла себя. Какой-то парень вышел вперёд. Он был ниже Куникиды, и имел пепельные волосы. Было нечто милое в том, как он заступился за меня. Но я себя не спасала, а отключилась ещё в полёте. — Она — эспер. Я своими глазами видел как в последний миг, прямо перед падением, за её плечами мелькнуло что-то белое. Я побежал в то место куда она упала и увидел, что это белые крылья. Они закрыли её в последний миг. Это чудо. Я устало закрыла глаза. Что он несёт? Волна раздражения прошлась по всему телу, чуть-ли не пробудив настоящую злость. Белые крылья? Смешно. Спасли от падения? Ещё смешнее. Где же тогда они были всю мою жизнь? Почему не защитили? Ответ прост — потому что их нет. — Я не эспер. — А в этом будем уже разбираться мы. Если ты всё же эспер то ты в большой опасности. Думаешь, один Ацуши видел как ты сиганула с крыши? Ацуши энергично закивал головой. — Ну и что? Думаешь, мне есть хоть какое-то дело до своей жизни? Буду только рада если сдохну. Куникида устало потёр переносицу. Почему-то от этих слов в агентстве все понимающе улыбнулись. — Дазай-сан в женском обличии. — Где он кстати? — Скорее всего опять пытается совершить самоубийство. — Главное нам этих двоих вместе не сводить. На этого ушлёпка всё равно, а она не такая ещё и безнадёжная. Хотя в голове тоже свои тараканы. Эй, зовут то тебя как? — Мизуки. — «Красивая луна». А тебе подходит. Я легонько кивнула, и взглянула в окно. На улице было уже светло. Скорее всего полдень. Луна давно пропала, поменявшись местами с солнцем, унося все события той ночи в прошлое. Ещё одно ужасное воспоминание.