Правильный выбор

      Лань Сичэнь чуть поморщился от терзавшей голову боли, касаясь виска, когда тяжёлый кулак с грохотом опустился на стол. Ну вот, опять…       — Это уже ни в какие рамки! — проревел Минцзюэ. — Он переступил все границы!       — У него не было иного выбора, не мог он поступить иначе! — рычал в ответ Цзян Чэн.       Этот спор вспыхивал уже далеко не первый раз. Впервые разразившись после облавы на горе Байфэн, он повторялся снова и снова, и лишь чаще с каждой новой выходкой Вэй Усяня, который и был основной его причиной. В других вопросах на удивление легко находившие общий язык, остывавшие так же быстро, как вспыхивавшие, Минцзюэ и Ваньинь спорили до хрипоты, когда дело касалось старшего ученика клана Юньмэн Цзян.       «Воистину, господин Вэй — ходячее бедствие», — с тоской подумал Лань Хуань, наблюдая за препирательствами возлюбленных. — «Даже не являясь непосредственным участником конфликта, косвенно становится его причиной…»       Сичэнь снова поморщился, укорив себя за такие мысли. Надо будет потом самому назначить себе наказание и переписать правила клана… Но прежде надо успокоить спорщиков. Не сказать, чтобы он не пытался до этого. Пытался, уже трижды — его попросту не услышали…       — Я закрыл глаза, когда он пошёл по пути тьмы…       — В войну его звали героем, никто не жаловался, каким именно способом он уничтожает десятки врагов!       — Не требовал от него отдать Стигийскую Печать…       — Он не может отдать её! Кто-то вроде Цзинь Гуаншаня непременно воспользуется ею в личных целях, и мы получим нового тирана, только вместо алого солнца на знамёнах теперь будет «сияние средь снегов»!       — Я промолчал после его выходки на горе Байфэн…       — Ты сам тогда увёл не меньше добычи!       — Но теперь он защищает этих из клана Вэнь!       — Они спасли нам жизнь! — отчаянно воскликнул Цзян Чэн.       — Они омыли твой клан в крови, едва не уничтожив его! — взревел в ответ Не Минцзюэ. — А этот Вэй Усянь убил нескольких надзирателей из благородных кланов, и ради чего? Чтобы отомстить за них!       Ваньинь упрямо стиснул кулаки.       — Не все, кто носит фамилию Вэнь — убийцы. Нельзя по имени судить о человеке! Не все в клане Лань благочестивы, не все в клане Цзинь лицемерны. Твой брат не похож на тебя, как и… — он на секунду запнулся, сжав кулаки, и продолжил на полтона тише: — Как и я не похож на отца. Так отчего бы и в клане Вэнь не быть исключениям? Вэнь Цин и Вэнь Нин помогли мне спастись из плена, помогли нам предать огню тела родителей, а после вернуть их прах, они спасли нам жизнь! Разумеется, Вэй Усянь защищает их. Если бы не они, я умер бы, привязанный к столбу на тренировочном поле сожжённой Пристани Лотоса!       Цзян Чэн ударил себя кулаком в грудь, там, где под одеждой были скрыты шрамы от дисциплинарного кнута. В воздухе повисла звенящая тишина: Цзян Чэн не любил вспоминать о том, что произошло с ним в плену, никогда не рассказывал об этом любовникам, и то, что он сам заговорил об этом, на краткий миг выбило их из равновесия.       Сичэнь воспользовался этим затишьем.       — Как я и говорил сегодня на собрании, я не слышал, чтобы Вэнь Цин или её брат проливали кровь, и в силу своего положения они вряд ли могли помешать Вэнь Жоханю, — сказал он, но, не успел Цзян Чэн ликующе вздёрнуть подбородок, Лань Хуань продолжил: — Однако то, что господин Вэй убил надзирателей… Ваньинь, тебе придётся признать, что это было слишком.       — Слишком?! — зарычал Цзян Чэн. — Они пытали пленников! Вэй Усянь отомстил за смерть Вэнь Нина его убийцам!       — Война давно закончилась, Ваньинь! — Лань Хуань предпринял ещё одну попытку достучаться до него. — Продолжая мстить мы не разорвём этот порочный круг!       Цзян Чэн стиснул кулаки, оскалившись.       — Закончилась? — прошипел он. — Точно? Для кого, Сичэнь? Для мёртвых надзирателей, которые пытали пленников лишь за то, что им не повезло родиться не в той семье? Может, для самих Вэней, что расплачиваются за грехи родни? Для Вэй Усяня, который жертвует своим добрым именем, чтобы спасти их? Для Минцзюэ, несущего тяжесть кровной мести, для тех лицемеров в зале совета, судящих людей, о которых ничего не знают?! Или для нас с тобой, до сих пор в кошмарах видящих родной дом в огне?! Или ты забыл это уничтожающее чувство одиночества, когда не знаешь, увидишь ли ещё тех, кто дорог? Что ж, в этом я, в отличие от тебя, был благословлён: я знал, что мои родные мертвы! У меня до сих пор перед глазами стоят их истерзанные тела! Я до сих пор чувствую запах гари и крови, слышу лязг стали! Так скажи мне, Сичэнь: война действительно закончилась? Или она продолжается не на полях сражений, а в наших умах и сердцах?!       Он прервал собственную тираду и заметался по комнате раненым зверем. Разумеется, разумеется он понимал, что слова Минцзюэ и Сичэня справедливы. Что громкие вопли благочестивых старцев в зале совета об аморальности тёмного пути лицемерны, но правдивы.       От того, что делал Вэй Усянь, Цзян Чэна самого, порой, пробирало до дрожи. Дело не в дерзких выходках шисюна, нет — к ним Цзян Чэн привык с детства. Но когда на его глазах очередной мертвец вдруг содрогался и поднимался с земли под трели проклятой флейты… Перед мысленным взором невольно представали окровавленные тела родителей, а воображение рисовало ужасающие картины, как они медленно поднимаются, тянут свои руки к шеям и сердцам своих убийц. Желудок тут же сжимался и подкатывал к горлу, и не особо спасали самоубеждения, что такое невозможно, что их тела сожжены, а прах покоится в храме предков в Пристани Лотоса, и вообще Вэй Усянь ни за что бы не стал творить такое с ними…       Когда Вэй Усянь только вернулся спустя три месяца, Цзян Чэн так обрадовался, что готов был закрыть глаза на что угодно. К тому же, шла война, а кипевшие в груди праведный гнев и жажда мести отнюдь не добавляли разуму ясности. Позже, когда, наконец, смог взглянуть на ситуацию трезво, ему стало страшно. Страшно того, что творит Вэй Усянь, и ещё страшнее того, к чему это может привести. Оставаясь наедине с ним, Цзян Чэн, порой, готов был побить брата, хотел ругать и бранить его, пока тот не одумается и не вернётся на праведный путь, но когда кто-то извне начинал разбрасываться обвинениями, он тут же бросался защищать Вэй Усяня.       Цзян Чэн действительно готов был пожертвовать многим, чтобы защитить брата, почти всем. Жизнью. Больше, чем жизнью. Пусть ему не всегда хватало сил. Пусть его попытки порой глупы, как тогда, когда он выскочил из своего укрытия, чтобы закрыть Вэй Усяня от вэньских мечей. Но как защитить брата от него самого? Как закрыть его от косых взглядов и злых слов, если единственный способ не вызывать их — это нравиться всем, вежливо улыбаться и постоянно наступать на горло собственной гордости, чего Вэй Усянь никогда делать не станет? Как доказывать его невиновность, если обвинения справедливы?       Ваньинь резко остановился и ударил кулаком в стену с такой силой, что ему послышался мерзкий хруст (интересно, это гладкая поверхность пошла трещинами или ломаются его собственные кости? или просто показалось?), а из горла вырвался рык, переходящий в беспомощный вой.       — Почему?! Почему всё так?! Почему я должен выбирать между братом, вами и своим кланом?!       Минцзюэ вздохнул и подошёл к нему, кладя руку на плечо, а после и вовсе притягивая в объятия. Цзян Чэн рассерженно попытался вырваться, но освободиться из медвежьей хватки главы Не было не так-то просто…       — Ерунду не мели. Мы всегда будем на твоей стороне, даже если будем не согласны с твоим выбором. Но выбор, что стоит перед тобой, вовсе не между братом и кланом. Это выбор, сможешь ли ты защитить Вэй Усяня или нет. Ваньинь, ты — глава клана, и за ошибки своих подчинённых тебе отвечать. Так или иначе, с тебя спросят. Вэй Усянь бросил вызов всем, но в одиночку он не выстоит. Он должен отступить и выдать Вэней, иначе его уничтожат вместе с ними.       Лань Сичэнь неслышно подошёл с другой стороны, положив ладонь Цзян Чэну на спину.       — Минцзюэ прав, — тихо сказал он. — Ты должен попытаться убедить господина Вэя — ради его же блага. Мы тебя поддержим, что бы ты не решил.       Цзян Чэн долгое время молчал, постепенно успокаиваясь, и наконец тихо буркнул куда-то в чужое плечо:       — Я поговорю с ним.

***

      Одинокую фигуру Не Минцзюэ в небе Лань Сичэнь увидел ещё издалека, и на землю у врат Пристани Лотоса они ступили почти одновременно.       Слухи в заклинательском мире разносятся быстро, даже в клане Гусу Лань, где сплетничать запрещено, а потому о сражении между главой Цзян и Старейшиной Илин, произошедшем утром, Минцзюэ и Сичэнь знали уже после обеда, и, к вечеру разобравшись с наиболее срочными делами, оба поспешили в Юньмэн. Стража у врат даже не удивилась тому, что двое глав великих кланов прибыли без предупреждения — о тесной дружбе, связывавшей их с Цзян Чэном, известно было многим, хотя о том, насколько тесной была эта «дружба», знали лишь единицы. Адепты лишь учтиво поклонились и проводили их в главный зал, где их встретил помощник главы клана.       — Глава Лань, глава Не, — он вежливо поклонился гостям. — Сожалею, но глава Цзян не может сейчас вас принять. Он…       — Мы здесь не с официальным, а с дружеским визитом, — улыбнулся Лань Сичэнь и добавил уже серьёзно: — Как он? Мы слышали о произошедшем.       Помощник вздохнул, покачав головой.       — Призрачный Генерал сломал ему руку, но в остальном повреждения незначительны, — мужчина опустил голову, отводя взгляд, и еле слышно проговорил: — Поверить не могу, что старший ученик…       Видя, что Минцзюэ готов разразиться гневной тирадой, Сичэнь поспешил вмешаться:       — Могли бы мы навестить главу Цзян? Мы беспокоимся о его самочувствии и… — он вздохнул, подбирая слова. — И хотели бы выразить свои соболезнования.       Помощник несколько секунд молчал, колеблясь, но всё-таки кивнул.       — О ваших дружеских отношениях с главой Цзян известно всем, а ему сейчас как никогда нужна поддержка друзей, — он низко поклонился. — Благодарю достопочтенных глав за помощь.       Цзян Чэн полулёжа сидел, откинувшись на спинку кровати, и изучал отсутствующим взглядом потолок. Левая рука покоилась в перевязи. Это зрелище болью отозвалось у двух глав одинаковой болью, которая выплеснулась наружу: Лань Сичэнь шумно выдохнул, прикрывая глаза и пытаясь взять себя в руки, а Не Минцзюэ тихо зарычал, ударив дверной косяк так, что он жалобно заскрипел.       Этот звук вывел Цзян Чэна из транса. Он вздрогнул и оторвал взгляд от потолка, переводя его на две фигуры, застывшие в дверях.       — Глава Лань, глава Не, — тихий, пугающе-спокойный голос никак не вязался с тоской, что плескалась в пасмурно-серых глазах. — Прошу простить за мой непотребный вид. Я не знал, что вы приедете — должно быть, письма затерялись среди документов…       Он попытался приподняться, опираясь на здоровую руку, но две ладони, уперевшиеся в грудь, не дали ему это сделать.       — Лежи уж, не дёргайся, — проворчал Не Минцзюэ. — Куда вскакиваешь?       — Не напрягайся, — мягко сказал Лань Сичэнь. — Мы прибыли без предупреждения. Услышали о том, что произошло утром…       Цзян Чэн поморщился, опуская голову.       — Ладно Цинхэ Не, у Хуайсана язык без костей, но я думал, что в Облачных Глубинах запрещено сплетничать, — пробурчал он.       Лань Сичэнь лишь пожал плечами с неловкой улыбкой.       — Сетями ветра не сдержать. Мы поспешили сюда, как только узнали. Как ты?       Ваньинь вздохнул и, сдавшись, снова откинулся на подушки.       — Нормально, не считая сломанной руки, — он мрачно усмехнулся. — Лекари меня сегодня измучили сильнее, чем сражение с Вэй Усянем и Призрачным Генералом. Говорят, рука не будет работать по меньшей мере месяц. Настаивают, чтоб я не покидал пока постель…       Лань Сичэнь аккуратно присел на край кровати, накрыв ладонь здоровой руки Цзян Чэна своей.       — Ваньинь, — осторожно сказал он. — Тебе тяжело, я знаю. Даже представить боюсь, насколько тяжело…       Цзян Чэн поморщился, высвобождая руку.       — Всё в порядке, Сичэнь. Мне не нужно утешение. Я правда в порядке, — он фыркнул, выдавил привычную саркастичную усмешку, настолько фальшивую, что раскусил бы и ребёнок, и с не менее поддельным насмешливым раздражением продолжил: — Раз уж вести уже прокатились по миру заклинателей, нет смысла тянуть. Завтра же я сделаю официальное объявление, что Вэй Усянь предал клан Юньмэн Цзян и был выгнан из его рядов.       Лань Хуань лишь покачал головой. Выражение лица Ваньиня ему решительно не нравилось. Они с Минцзюэ потратили очень много времени, чтобы стереть это выражение, и вот оно снова вернулось. Выражение лица человека, который силится показать, что он в порядке, а сам внутри кровью истекает, разрываемый на куски личными демонами…       Хотелось любым способом встряхнуть. Пусть не улыбается, а плачет, пусть злится, кричит — что угодно, только не скрывает свою боль. А когда он откроется, можно будет попытаться залатать эту рану…       «Господин Вэй, отчего Вы так жестоки к тем, кто любит вас? Почему снова и снова раните тех, кто всей душой стремится помочь вам? Быть может, Ванцзи вы считаете чужим для себя человеком, но зачем рвёте связь с собственным братом?..»       — Этот проклятый Вэй Усянь! — взорвался Не Минцзюэ, принимаясь мерить шагами комнату.       Он удивительно долго терпел, не желая бередить свежую рану Цзян Чэна, но, видя скорбное выражение на лице одного из возлюбленных и маску, скрывающую ещё большую скорбь, на лице другого, дольше молчать оказался не в силах. И вдвойне паршиво он чувствовал себя из-за того, что меньше недели назад он сам настаивал, что Ваньинь должен попытаться вразумить Вэй Усяня — и к чему это привело?! Они с Сичэнем всё это время не получили от Цзян Чэна ни весточки — и теперь понятно, почему.       — Ничтожный предатель! — бушевал глава Не. — Спутался с этими проклятыми Вэнями, бросил вызов всем заклинателям и предал клан, что так милостиво приютил и вырастил его! Трёх смертей не хватит, чтобы расплатиться!       Сичэнь лишь головой покачал и снова накрыл ладонь Цзян Чэна своей, мягко сжимая. Хоть Ваньинь и говорил, что утешение ему не нужно, он явно нуждался в поддержке. Если Лань Хуань что и знал о нём наверняка, так это то, что он никогда не попросит помощи для себя…       — Ты не один, — негромко сказал он. — Даже если кто-то, кто дорог тебе, оставляет тебя, ты всё равно не остаёшься один. Рядом всё ещё есть люди, которым ты нужен. Ты нужен своему клану, своей сестре… и нам. Я понимаю, тебе тяжело из-за того, что господин Вэй тебя… оставил.       — Предал! — прорычал Минцзюэ. Он пытался держаться, но вид перевязанной руки Цзян Чэна выводил его из себя, поднимая в душе волну ярости. — Называй вещи своими именами, Сичэнь.       Лань Хуань укоризненно на него посмотрел.       — Не думаю, что это то, что сейчас нужно Ваньиню. Я лишь пытаюсь сгладить углы…       — Какое сглаживание углов?! — взорвался глава Не. — Вэй Усянь предал свой клан и ранил собственного брата!       — Всё было не так! — не выдержал Цзян Чэн. — Он не предавал! Он сделал… Он сделал это ради клана Юньмэн Цзян.       Он посмотрел на удивлённо вытянувшиеся лица возлюбленных и горько усмехнулся.       — Это всё дешёвый спектакль. Очередная дурацкая его идея. Чтобы не навлекать своими поступками беду на клан. «Не нужно меня защищать, забудь об этом. Объяви всем, что я предатель. С этого дня, не важно, что я натворю, — это не будет иметь отношения к клану Юньмэн Цзян», — так он сказал. И этот бой — пустая постановка. Чтобы все поверили…       На несколько минут повисла тишина, пока Лань Сичэнь и Не Минцзюэ пытались осмыслить услышанное, а потом глава Не коротко спросил:       — И ты так просто отпустишь его?       Цзян Чэн подумал, что ему послышалось. Он удивлённо уставился на главу Не и тупо переспросил:       — Что?       — Ты слышал меня, — фыркнул Минцзюэ, скрестив руки на груди. — Ты так просто отпустишь его? Ты до хрипоты и чуть не до драк спорил со мной, защищая его, душил в себе гордость, пытаясь оправдать его на собрании кланов и извиняясь за его выходки — а теперь так просто позволишь ему уйти?       Ваньинь шокировано моргал, чувствуя себя крайне глупо.       — Помнишь, что я сказал тебе, когда мы узнали правду о твоих шрамах? — продолжил Минцзюэ. — Раны и унижения, полученные во имя спасения тех, кто дорог, достойны гордости, а не стыда. Ты был готов пожертвовать за него жизнью — даже больше, чем жизнью. Позволишь пропасть этой жертве впустую и сдашься сейчас? Не заставляй меня разочаровываться в тебе.       Цзян Чэн тут же вспыхнул от этих слов, недобро оскалившись.       — Вэй Усянь сам так решил!       — В бездну Вэй Усяня! — Минцзюэ раздражённо отмахнулся от его слов, как от назойливой мухи. — Глава клана ты, а не он, и только тебе решать, кого принимать, а кого выгонять!       Цзян Чэн набрал в грудь воздуха, готовый снова спорить, но лишь медленно выдохнул и усмехнулся, покачав головой.       — Я думал, ты недолюбливаешь Вэй Усяня.       Глава Не лишь пожал плечами.       — Недолюбливаю. И от своего мнения не откажусь. Мне, конечно, нравится, что ему хватает смелости отстаивать своё мнение перед этим стадом напыщенных баранов, но на этом его положительные качества заканчиваются. Его дерзость выходит за любые рамки, я не приемлю, что он якшается с Вэнями, а тёмную дорожку, выбранную им, я презираю. Но речь сейчас не обо мне и моём отношении к Вэй Усяню, а о тебе.       Сичэнь по привычке прикрылся рукавом, пряча смешок, и пояснил:       — Минцзюэ пытается сказать, что мы поддержим тебя, какое бы решение ты не принял. Даже если оно нам не нравится, даже если нам не нравится кто-то, кого ты бы хотел защитить, мы всё равно поддержим его, если это для тебя важно, потому что мы не хотим видеть, как ты страдаешь. Ты не простишь себя, если сейчас позволишь господину Вэю бороться одному.       Цзян Чэн опустил голову.       — Не понимаю, — пробормотал он. — Вы же говорили, что он перешёл черту, что я должен убедить его! Что иначе я не смогу его защитить, что ему надо выдать Вэней, или его уничтожат вместе с ними, что я должен сделать выбор…       Минцзюэ закатил глаза.       — У тебя весьма избирательная память, — буркнул он. — Мы говорили не только это. Например, я говорил, что он не выстоит один против всех.       Лань Сичэнь подхватил:       — Ваньинь, господин Вэй сделал свой выбор, но ты не обязан с ним соглашаться. Теперь пришла твоя очередь решать.       Цзян Чэн сжал губы.       — Вэй Усянь ясно дал понять, что не отречётся от Вэней…       — Ты что, оглох? — фыркнул Минцзюэ. — В бездну Вэй Усяня!

***

      Спустя несколько дней Цзян Чэн снова отправился в Илин. Минцзюэ и Сичэнь настояли, чтобы на этот раз лететь с ним, опасаясь за любимого из-за сломанной руки, но на гору Ваньинь поднялся один. Мертвецы вновь беспрепятственно пропустили его.       Как и в первое его посещение, люди на горе, увидев приближение главы Цзян, побросали свои дела и со страхом смотрели на него. Однако на этот раз они не старались быть для него как можно незаметнее, но, наоборот, сбились в кучу возле входа в пещеру, заступая ему дорогу, вооружившись кто чем: молотками, лопатами, мётлами, даже обычными палками.       Цзян Чэн не сдержал злого смешка. Похоже, Вэй Усянь решил сохранить правду в тайне даже от тех, с кем жил, и они всерьёз решили, что Старейшина Илин и глава Цзян пытались убить друг друга, а теперь он явился закончить начатое.       — Он внутри? — вместо приветствия спросил Цзян Чэн, хмурясь.       Вэнь Цин выступила вперёд, с вызовом глядя на него.       — Внутри. Зачем пришёл?       — Поговорить. Я не собираюсь убивать его или калечить сильнее.       Ваньинь обвёл толпу взглядом и усмехнулся.       — Если бы я пришёл с дурными намерениями, вы бы не смогли меня остановить. Толпа стариков, женщин и калек, даже со сломанной рукой я бы легко прошёл через ваши ряды, — он фыркнул и продолжил спокойнее: — Но вот Вэй Усяню или Вэнь Нину в таком состоянии я вряд ли смогу всерьёз навредить. Дайте мне пройти.       Вэнь Цин окинула его недовольным взглядом, но всё же отошла в сторону, и остальные нехотя последовали её примеру, расступаясь.       — Знай: если я только почувствую угрозу… — начала было целительница.       Цзян Чэн закатил глаза.       — Ты не лила крови во время войны, так не марай руки теперь. Вэй Усянь вполне справится с этим сам.       Не медля больше, он вошёл внутрь, слыша за спиной шаги: Вэнь Цин была намерена сдержать угрозу в случае чего.       Вэй Усянь сидел посреди созданного им же хаоса и что-то увлечённо мастерил. Похоже, рана его ничуть не заботила — к огромному неудовольствию целительницы.       — Вэй Усянь! Я не разрешала тебе подниматься с постели! Я вышла лишь на минуту, а ты уже вскочил?! Даже А-Юань более понятливый — и куда более послушный!       — Ну-ну, не сердись! Мне же уже лучше!       Вэй Ин рассмеялся, отрываясь от своего занятия и поднимая взгляд. Лишь теперь он заметил гостя, и лицо его удивлённо вытянулось.       — Цзян Чэн? — растерянно спросил он, но тут же взял себя в руки и натянул насмешливую маску. — Глава Цзян, не слишком ли вы рискуете, являясь сюда в одиночку, да ещё и со сломанной рукой? Не боитесь за свою жизнь, так побеспокоились бы о репутации!       — Бросай паясничать! — строго прикрикнул Цзян Чэн, глядя туда, куда, как он помнил, вошло лезвие Саньду. — Как рана?       Вэй Ин нахмурился.       — Через пару дней буду как новенький. К чему вопрос? Я разорвал все отношения с кланом Юньмэн Цзян, тебя не должно это волновать!       Цзян Чэн раздражённо рыкнул и шагнул к нему, здоровой рукой схватив за шиворот и хорошенько встряхнув.       — Я сказал, кончай спектакль! Я никуда не отпускал тебя из клана. Вот ещё, стану я тебя слушать! Ты высказался, а теперь будешь слушать меня, понял? Юньмэн Цзян ты покинешь только тогда, когда твоя душа покинет это тело!       Он толкнул Вэй Усяня, заставив того неловко плюхнуться обратно на землю, и резко развернулся к Вэнь Цин.       — Как скоро его рана заживёт достаточно, чтобы он смог путешествовать?       Целительница фыркнула, скрестив руки на груди.       — Как видишь, ему она и сейчас не шибко-то мешает резво скакать по всей пещере, несмотря на мои слова. Но если хочешь моё мнение, ещё дня три-четыре.       — А сколько человек сейчас на горе?       — Около пятидесяти.       Цзян Чэн задумчиво кивнул.       — Хорошо. Пусть собирают вещи. Через три дня я заберу вас отсюда.       — Цзян Чэн, ты спятил? — не выдержал Вэй Усянь. — Ты что задумал?!       Ваньинь пожал плечами, соизволив всё-таки посмотреть на него.       — Я же сказал: забрать вас отсюда.       Вэй Усянь вскочил, готовый к бою.       — Я не позволю тебе! Что бы ты ни собирался делать с этими людьми, я не позволю!       — Не вопи так, — поморщился Цзян Чэн. — Что я собираюсь делать с ними? Защитить их, идиот, как и тебя! Клан Юньмэн Цзян возьмёт под свою защиту выживших из клана Вэнь, которые сейчас прячутся на горе Луаньцзан.       Теперь Вэй Усянь окончательно уверился, что его шиди спятил. Даже начал лихорадочно вспоминать, не мог ли Цзян Чэн повредить голову в их сражении? Если бы глава Цзян лишился ума по его, Вэй Усяня, вине, он бы никогда себе не простил…       — Хватит смотреть на меня, как на полоумного! — взорвался Цзян Чэн, видя его взгляд. — Я принял решение. Ты нужен мне в Пристани Лотоса, и мне плевать, что ты там себе надумал! Ты обещал быть со мной, быть моей правой рукой, а теперь сбежать от меня к мертвецам вздумал?! Ну уж нет, я не позволю тебе!       — Цзян Чэн, ты хоть понимаешь, что ты несёшь? — беспомощно спросил Вэй Усянь. — Ты же навлекаешь беду на весь клан! Что скажут другие?       Цзян Чэн недовольно дёрнул здоровым плечом.       — Плевать на них. Я уже и так натерпелся стыда за тебя, чтобы позволить этому пропасть втуне. К тому же… — он запнулся и, вдруг смутившись, продолжил тише: — К тому же, главы кланов Цинхэ Не и Гусу Лань обещали свою поддержку.       Вэй Усянь нервно хихикнул. Он знал, что Цзян Чэн поддерживает дружбу с Лань Сичэнем и Не Минцзюэ, но что она настолько крепка… Помнится, глава Не когда-то грозился «укоротить его на одну пустую голову», за то что мешал Хуайсану учиться, да и в свете последних событий явно не питал к нему тёплых чувств. С представителями клана Лань же Вэй Усянь и вовсе устал спорить о приемлемости тёмного пути…       — Я не могу покинуть гору, — предпринял он ещё одну попытку. — Только я сдерживаю нечисть здесь.       — Нечисть прекрасно сдерживала вэньская стена заклинаний, которую ты разрушил, — фыркнул в ответ Цзян Чэн. — Отстроим её, заново наложим заклинания — и сможешь катиться хоть в Дунъин.       Он помолчал и добавил:       — Мог бы, но я тебя не отпущу.       После этих слов Цзян Чэн гордо вздёрнул подбородок, с вызовом глядя на Вэй Усяня.       — Есть ещё возражения?       Тот лишь вздохнул, сдаваясь.       — Ты невозможен.       — И это ты мне говоришь?! — возмутился Цзян Чэн. — Бесстыдник!