Не печалься обо мне

В помещении темно, лишь мягко светятся контрольные панели; ничто не нарушает тишину. Спокойная, хорошо знакомая обстановка, давно привычная обитателю этой комнаты: он работал здесь с самого начала, почти со времени создания этого корабля, и здесь же, на кушетке у дальней стены, он привык ночевать. Это его территория, на которой он всегда чувствовал себя как дома. Но сегодня привычная обстановка не приносит Гаррусу Вакариану покоя – как, впрочем, и вчера, и позавчера. С некоторых пор он стал плохо спать. Днем он погружался в работу, настраивал и перенастраивал оборудование «Нормандии», забивал голову алгоритмами, чтобы не думать о случившемся. Но по ночам, когда ничто не занимало его ум, тяжелые мысли настигали его, возвращая в воспоминаниях последний день войны – и вот он снова бежит с винтовкой по полуразрушенным улицам Лондона, укрывается за грудами обломков, отстреливается от хасков и уворачивается от ударов лазерного луча Жнеца. Снова он, израненный и истекающий кровью, стоит в кабине пилота, тяжело опираясь на кресло, пока Лиара не оттаскивает его в медотсек – он помнит, что требовал пустить его обратно, но сопротивляться уже не мог. И еще он видит Вспышку. Это странно, ведь он не видел ее тогда – все-таки потерял сознание, ему уже потом рассказали – но каждую ночь с тех пор он видит, как мир взрывается ослепительным синим светом, в одно мгновение заполняющим небо от края до края. В полусне-полубреду ему кажется, что он стоит в огромном зале – на Земле? на Цитадели? – и видит Шепард, склонившуюся над каким-то устройством в другом конце помещения. Он не может разобрать, что она делает, не может рассмотреть обстановку зала и детали машины, но он знает, что сейчас произойдет. Он рвется вперед – нужно помочь ей, не оставлять ее – но его раны слишком тяжелы, он не может даже пошевелиться, и бессильно смотрит, как невыносимо яркая вспышка света окутывает ее, и она сгорает заживо в испепеляющем синем пламени… Он резко вскакивает, открывает глаза, несколько секунд лихорадочно пытается сориентироваться – это был сон, очередной кошмар. На часах 3:20 по корабельному времени – он проспал всего 40 минут. Устав бороться с бессонницей и кошмарами, он встает с кушетки. Решительным шагом пересекает отсек главной батареи, на секунду останавливается возле своего личного шкафчика – взять пару бутылок вина – и направляется на наблюдательную палубу. Дверь отсека бесшумно раскрывается перед ним. На корабле ночь – условная, конечно, ведь в космосе нет смены времени суток – и он никого не встречает по пути. За огромным, почти во всю стену, окном наблюдательной палубы ярко сияют звезды. Он садится прямо на пол, открывает бутылку и долго сидит так, вглядываясь в бездну космоса. - Гаррус, – тихий голос за спиной – как шелест ветра. Сердце в груди замирает в изумленном узнавании. - Шепард? Должно быть, он все еще спит, ведь это невозможно. Он оборачивается – медленно, боясь спугнуть видение. Но она не исчезает, не растворяется под его внимательным взглядом. Она стоит в каком-то шаге от него, живая, невредимая, реальная – словно и не было той ужасной битвы на Земле. Он разглядывает ее знакомые черты: нежный овал лица, легкие крапинки веснушек на гладкой светлой коже, ее сияющие светлые глаза, изящный изгиб губ. На ней ее любимый рабочий комбинезон, который она всегда носила на корабле, короткие рыжие волосы слегка растрепаны – именно такой он всегда видел ее на «Нормандии» в старые добрые дни до войны. Он хочет сказать ей о том, как сильно он любит ее, и как сожалеет о том, что его не было рядом в тот роковой момент, когда произошла Вспышка, забравшая ее жизнь – он не знал покоя с того дня, никак не мог отделаться от мысли, что, может быть, если бы он не угодил так глупо под взрыв и не был вынужден вернуться на корабль, то мог бы спасти ее, – и о том, как он рад ее видеть, быть с ней, пусть даже это всего лишь сон. Но слова застревают в горле, и ему удается сказать только: - Прости… Она мягко улыбается и качает головой: - Тебе не за что извиняться, Гаррус. На самом деле, это я хочу извиниться перед тобой. Прости меня, любовь моя. Ведь я обещала, что мы будем вместе, когда закончится эта война. Я обещала тебе, что у нас будет дом и семья. Я обещала тебе будущее для нас двоих, до конца наших дней. И я нарушила свое слово. Ради будущего Галактики я приняла эту трансформацию, приняла контроль над Жнецами, чтобы их сила могла послужить благу всех наших народов. Но я оставила тебя. Ты не заслуживаешь этого. Ты всегда был рядом со мной, ты поддерживал меня в мои самые темные дни, ты сделал возможной нашу общую победу. И ты имеешь полное право осуждать меня. Но ты должен знать: я не могла поступить иначе – слишком велика была бы цена, слишком тяжелыми были бы последствия. Он трясет головой: - Я никогда не осуждал тебя, Шепард. Ты сделала то, что должна была, я это понимаю. Мы все знали, на что идем… Я просто никогда не думал, что… – он с трудом проглатывает подступивший к горлу комок. Больно даже думать об этом, сказать это вслух – невыносимо. Но она понимает его и так. - Что это буду я, да? – ее слова звучат скорее утверждением, чем вопросом. – Что однажды я окажусь одной из тех, кто не вернулся? О, я понимаю. Не знаю, что бы я делала без тебя, если бы ты однажды не вернулся. И все же, не нужно горевать, ведь я не умерла. Изменилась только моя форма. Ведь я здесь и говорю с тобой, – она слегка приподнимает одну бровь в до боли знакомом хитровато-вопросительном выражении, – разве мертвые говорят? - Это и правда ты? Не сон? – в его голосе сквозит нерешительность. Он медленно протягивает руку – коснуться ее, и она протягивает свою навстречу. Их пальцы сплетаются. - Я не присутствую здесь в привычном физическом смысле – только мое сознание. Но ты можешь видеть и чувствовать меня, как если бы я стояла здесь во плоти. Мысленное общение на расстоянии – непростое искусство, и я только начинаю понимать, как это работает. На самом деле, ты сам помог мне в этом: ты все время думал обо мне, и я услышала твой мысленный зов. Гаррус ошеломленно молчит: он и хочет, и боится поверить в ее реальность. Поверить, что ее личность все-таки сохранилась при загрузке, и с ней все еще можно встретиться и поговорить – хотя бы поговорить, о большем он не смеет мечтать. Некоторое время они молча смотрят друг на друга. Наконец он нарушает тишину: - Расскажи, на что это похоже? Каково это? Она отвечает не сразу, и ее голос звучит задумчиво и отрешенно: - Не похоже ни на что из того, что я знала раньше. Но… приятно. Свободно. Легко. Ты когда-нибудь задумывался обо всех тех ограничениях, которые накладывает на нас органическое тело? Я только сейчас понимаю, как тесны были те рамки. Мне больше не нужно дышать, есть, спать. Меня невозможно ранить или поломать. Я могу быть везде одновременно, видеть все, что происходит в разных частях Галактики, могу воспринимать и обрабатывать огромные объемы информации. Вся Галактика открыта передо мной. И я больше не боюсь космоса. Она делает шаг к огромному окну обзорной палубы, проводит рукой по гладкой поверхности стекла. Когда-то она любила смотреть на звезды; потом, после крушения первой «Нормандии», она стала избегать этой черной пустоты, усеянной холодными искрами звезд. - Звезды еще красивее, когда смотришь на них не сквозь стекло. Но раньше я не могла их увидеть. Галактика прекрасна, Гаррус. Хочешь, я покажу тебе ее? Мгновение поколебавшись, он кивает, и усеянное звездами небо за окном вдруг раскрывается перед ним в бесконечность. Он видит звезды и планеты так близко, что кажется, их можно коснуться рукой – и одновременно наблюдает издали целые звездные скопления, сияющие россыпью драгоценных камней на черном бархате. Он рассматривает звездные системы в их математически-выверенном совершенстве и хаотичный рисунок облаков космической пыли, видит со стороны «Нормандию», словно зависшую в пустоте, и далекую Землю, и Палавен, больше не пылающий огнем горящих городов. На фоне красочных туманностей темнеют мрачные громады сгоревших ретрансляторов, и вокруг них мелькают тени кораблей, которые не спутаешь ни с чем иным – Жнецы. Завороженный, он наблюдает за слаженной работой этих исполинских существ, совсем недавно бывших кошмаром всей Галактики. На его глазах один из мертвых ретрансляторов оживает и вспыхивает знакомым серебристо-голубым светом, и Жнецы один за другим исчезают в нем, чтобы через миг появиться в другой системе на противоположном краю Галактики. - Красиво, правда? – голос Шепард, странно звенящий и резонирующий, звучит теперь прямо в его голове. – Я родилась здесь, в космосе. Космос всегда был моим домом, просто теперь мне больше не нужен корабль. Мгновение – и все эти картины исчезают, и он снова стоит, потрясенный и растерянный, на обзорной палубе «Нормандии» рядом с Шепард. Свет далеких звезд серебряным огнем пылает на ее волосах, мерцает в глазах, искрится на коже – или она светится собственным внутренним светом? - Не печалься обо мне, любовь моя, – продолжает она. – Нет, я не умерла, и то, что я обрела, во многом превосходит потерянное. В этой новой форме я могу жить вечно, и теперь у меня действительно есть сила изменить мир. Только представь себе, какое будущее нас ждет! Все, о чем мы раньше не могли и мечтать, теперь станет возможно. Я видела это, когда заглянула в сознание Жнецов – все эти бесконечные возможности, все перспективы… Память миллионов лет, знания тысяч разумных видов – вся история Галактики записана в них. И все это теперь наше! – выражение отрешенного спокойствия исчезает с ее лица – теперь ее глаза сияют восторгом, как когда-то сияли при виде новой неисследованной планеты, и странным образом это воодушевление начинает передаваться и ему, прорываясь сквозь пелену тоски. - Я знаю, ты не так представлял себе окончание этой войны, мы оба не так себе это представляли. Но мы победили, и наша история еще не закончена. Скоро мы восстановим ретрансляторы, и ты сможешь вернуться на Палавен. Тебя там ждут, ты нужен там, там у тебя будут новые задачи. А я буду рядом, я буду наблюдать, помогать и оберегать. Я теперь всегда буду рядом, даже когда ты не видишь меня. Она делает шаг вперед и обнимает его. Ее прикосновение наполняет его таким покоем и умиротворением, какого он не знал много лет, растворяет его боль, как утренний туман растворяется под лучами солнца. Этот момент длится вечно – и все же слишком недолго. Ее образ медленно тает, рассеивается, превращаясь в свет, и он чувствует, как она ускользает из его рук. - Но я ведь еще увижу тебя? В последний момент, прежде чем исчезнуть, она подмигивает ему, на миг становясь совсем прежней Шепард: - Можешь не сомневаться в этом! *** …Он очнулся на обзорной палубе, на полу – свет погашен, только звезды сияют за окном, заливая комнату бледным серебристым светом. Рядом с ним несколько пустых бутылок из-под турианского вина, но голова на удивление ясная, ни малейших симптомов похмелья. И он помнит каждую деталь этого странного сна. Был ли это сон? Он долгим взглядом смотрит вдаль, в сияющую бездну космоса. Если все это было на самом деле, значит, она сейчас где-то там, в этой звездной бесконечности. Вдруг одна из звезд мигнула, потом еще и еще – словно кто-то подавал ему сигнал. Он вскакивает с пола и бросается к окну – так и есть, не показалось! - СУЗИ, ты это видела?! – восклицает он, обращаясь к ИИ «Нормандии». - Если вы имеете в виду повторяющийся световой сигнал по левому борту, то да, я это видела, – отвечает она голосом из интеркома. - Что это? Что на твоих датчиках? - Один корабль-Жнец класса «Властелин», движется параллельным курсом, враждебных действий не предпринимает. Он… передает весьма интересные данные, – добавляет ИИ, – возможно, вы захотите взглянуть на них, офицер Вакариан. Он бегом бросается наверх, в рубку управления, где в этот поздний час дежурит вечно бодрствующая СУЗИ. Быстрым движением руки она разворачивает перед ним голографический экран, и он наклоняется вперед, изучая послание. - Значит, это правда. Это действительно она, – произносит он через несколько секунд. – Разбуди всех, СУЗИ. Скажи им, что Шепард вернулась.