Московский Майор и шава с картошкой

      Их отношения похожи на ебаные американские горки; подъём вверх, резкий спуск вниз, от которого сердце каждый раз чуть ли из груди не выпрыгивает, а дальше всё по новой. Они друг без друга не могут уже чуть ли не физически.       Дина каждый раз от бессильной злости кулаки сжимает, хочет разбить наглое, самовлюбленное Петино лицо, да вот только рука, как бы иронично не звучало, не поднимается. Вместо разбитого лица, засосы на шее, синяки на бёдрах у Дубиной, да царапины на спине Хазина.       — Как же я хочу, чтобы ты исчез из моей жизни, — цедит Дина, гневно смотря на Петра снизу вверх. Иначе у неё просто не получится; разница в росте не позволяет.       Петя затягивается и ухмыляется. Этот разговор у них не в первый раз.       — Ну так, тебе никто не мешает. Переведись из моего отдела, да живи себе спокойно. Тебя же никто работать со мной не заставляет.       — Не заставляет, — соглашается Дубина. — Да только ты последние три дела без моей помощи бы не закрыл никогда. Не с твоими уж излюбленными методами.       — Мои методы, не твоего ума дело, дорогая, — выдыхает Хазин дым в лицо Дубиной, и она морщится.       — С нотациями о неправильных методах и подобном дерьме, топай к Грому. Он тебя с радостью выслушает, да ещё и кипятка заварит, — саркастично заявляет Пётр, а Дине о Громе меньше всего вспоминать хочется. Вспоминается год работы с ним, посиделки на Питерских крышах, шаверма с картошкой, которую он хоть и ненавидел, но всегда брал для Дины. Потом правда, Дубина в Москву перевелась, а Гром так в Петербурге и остался. С Хазиным Гром по долгу службы тоже знаком, и их неприязнь взаимная и долгая. Даже дольше, чем эти недоотношения Дины и Пети.       — Он в отличие от тебя не редкостный мудак, — хмыкает Дина, и это всё на что её хватает.       С Хазиным история начиналась не сказать, чтобы романтично, да вот только Дина всегда верила в лучшее, да и девушке казалось, что этот пафосный образ — напускное, и в жизни он совсем другой. Ну да, первые полгода так и было, а потом то ли Дина увидела его «настоящего», то ли Хазин устал притворяться.       — Однако же ты здесь, со мной, — утверждает Хазин без каких-либо эмоций.       — А он там, с Пчёлкиной, — добивает свою фразу мужчина всё также безэмоционально, да вот только Дине отнюдь не всё равно. Глубоко в душе девушка знает, кого хочет на самом деле. Однако, не всем желаниям свойственно сбываться, а быть на вторых ролях или же, ещё хуже, в роли любимой младшей сестрёнки, а не девушки.       — Уже нет, они расстались, — хмыкает Дина.       — Тогда почему же ты всё ещё здесь? — интересуется Хазин.       — Я не его собака, чтобы прибегать по первому зову.       — Иронично это слышать от человека, что не так давно утверждал обратное, — веселится мужчина.       — Да и будем честны, ты ему нахуй не нужна, — заканчивает Пётр, выбрасывая окурок куда-то в сторону.       — Как и тебе. Однако, ты всё ещё здесь, Хазин.       — Как и ты, Дубина, — устало выдыхает Пётр, а Дина не может не улыбнуться, но вовсе не радостно.       — У каждого ебанутого рядом есть ещё более ёбнутый, — хмыкает Хазин, внезапно оставляя лёгкой поцелуй на макушке девушки, и это напоминает о их хороших временах вместе.       Они вроде бы друг от друга устали, да и любви как таковой нет, лишь привязанность и привычка, да вот только никто из них отпустить и уйти не может. Или же не хочет?