В Лиюэ обычный день. Дома в Лиюэ тоже обычные: высокие многоэтажки, последние этажи которых скрыты за облаками смога, которые с обратной стороны выглядят не так уж и плохо. Чжунли интересно, можно ли почувствовать этот противный химически запах, если прыгнуть крыши и пролететь сквозь эти пары. В конце концов он и так уже сидит ногами под пропастью, почему бы и не проверить теорию. Не то чтобы у него получился рассказать результаты этой проверки, но это последнее, что его сейчас волнует.
— Ебать. — Голос раздаётся со спины, Чжунли немного вздрагивает, но не достаточно, чтобы сорваться. — Мужик, давай не в мою смену, пожалуйста.
Чжунли усмехается, кося глаза на того, кто прислонился к перилам рядом:
— А что, за каждого суицидника у вас вычитают из зарплаты?
А ответ парень фыркает и поджигает сигарету. Делает пару затяжек и лишь потом отвечает, когда Чжунли уже и не особо надеется на ответ:
— Не хочу по ночам просыпаться от того, что мой мозг решил ёбнуть меня выбросом кортизола из-за того, что я не попытался спасти человека.
Чжунли достаточно уставший, чтобы подумать о смехе, но не засмеяться. Парень цокает с недовольством и неожиданно вцепляется в воротник пальто мужчины. Небольшое отверстие в конструкции, сделанное в угоду дизайна, помогает ему крепко сжать ткань и дёрнуть Чжунли немного назад так, чтобы он упёрся спиной в ограждение.
— Вылезай оттуда, живо.
— А если не вылезу? — усмехаясь, Чжунли думает, сколько времени у него получится забалтывать парня и хватит ли этого времени, чтобы расстегнуть пуговицы пальто и упасть вниз.
— Тогда я вырублю тебя и вытащу сам, даже если для этого мне придётся порвать воротник твоего пижонского пальто. Потому что ты явно не хочешь умирать. Хотел бы — я бы не успел даже увидеть, как ты сигаешь с этой крыши.
Чжунли смотрит на парня пристально, получая такой же пристальный взгляд в ответ. Они играют в гляделки с минуту, прежде чем Чжунли хватается рукой за ограждение и протягивает вторую руку незнакомцу.
— Помоги.
Ладонь в перчатке крепко обхватывает его запястье и тащит на себя, помогая перелезть обратно. Туда, где риск свернуться минимален. Ладонь не задерживается ни на секунду больше необходимого, но вот рука Чжунли судорожно сжимает чужую рубашку. Сердце стучит слишком быстро, слишком оглушительно — просто слишком слишком. Дыхание перехватывает настолько, что перед глазами всё темнеет на несколько тонов. Константой остаётся сжатое запястье.
— Дыши. Слушай меня. Повторяй за мной. — Незнакомец тянет его руку к своей груди и склоняется ближе. Так, что Чжунли чувствует его спокойный темп дыхания и невольно подстраивается под него. — Молодец. Хотя ты всё ещё позер.
Чжунли предпочитает продолжать спокойно дышать, вместо того чтобы огрызаться. Сохранять такую скорость вдохов и выдохов оказывается сложнее, чем мужчина предполагал, но медленно и верно ему становится легче это делать.
— Ну вот ты и справился со своим страхом смерти. Молодец. Умница. — Парень вроде бы и насмехается над ним, но от этой насмешки становится действительно легче. Его сердце, по ощущениям, бьётся будто замедленно. — У вас есть психотерапевт, господин?..
— Чжунли. Нет. — Мужчина отвечает на автомате, оттого излишне кратко. Поняв это, дополняет сам себя. — Нет, у меня нет психотерапевта. А вам зачем, мистер?
— Зовите меня Чайлдом, безо всяких мистеров. И считайте, что психотерапевт у вас теперь есть. — Парень — Чайлд — отходит с усмешкой и отворачивается к двери. — И наш первый сеанс начинается прямо сейчас. Пойдёмте, господин Чжунли. Нам надо побывать в куче мест!
Чжунли ошеломлённо смотрит вслед Чайлду, не совсем успевая обрабатывать поступающую информацию. Уже успевший дойти до двери парень, видимо, это понимает, но решает, что нянькой он точно не нанимался, а потому нажимает на дверную ручку.
— У меня есть лицензия и диплом. А ещё я не вырос из СДВГ.
Дверь хлопает, закрываясь, и это выводит мужчину из ступора. Взгляд янтарных глаз вновь падает за ограду, и Чжунли думает, что может всё-таки стоит…
— Не. В. Мою. Смену. — Слова выдыхаются ему в шею, холодные пальцы жмут на позвоночные артерии, ребро ладони давит кадык, пока другая рука лежит поперёк живота. — Тебе так сложно просто уйти с этой крыши?
Чжунли отчего-то боится сказать хоть слово и лишь послушно идёт за парнем. Сквозь ступор возникает вопрос:
— Как ты так быстро схватил меня, если вышел за дверь?
Чайлд смотрит с легким недоумением и насмешкой.
— Я никуда не выходил. Просто отпустил дверь, чтобы создать шум. Странно, что ты меня не заметил. Дверь-то синяя.
Ждет несколько секунд, пока они идут по служебному коридору, и добавляет:
— А я рыжий.
Чжунли моргает и щурится, когда они выходят в ярко оформленный зал. И эхом повторяет:
— А ты рыжий.
Эта фраза кажется отчего-то забавной.
***
Чайлд странный. Это самый цензурный эпитет, который может подобрать Чжунли. Чайлд морщится, когда Чжунли озвучивает свои мысли.
— Я не странный. Я ёбнутый. — На поднятую в немом вопросе бровь Чайлд пожимает плечами. — Мне Кайя так сказал. А он обычно в таком не ошибается. Так что я не обижаюсь, когда кто-то пытается меня назвать ёбнутым.
Теперь очередь Чжунли пожимать плечами, потому что эпитет от этого Кайи не совсем подходит его «психотерапевту». Потому что Чайлд… странный.
— В любом случае, меня радует, что тебе становится лучше. Ну, знаешь, ты теперь думаешь о моих странностях, вместо того, чтобы смотреть вниз с обрыва и прикидывать в уме, как лучше скинуться. — Чайлд усмехается и откидывается на склон. — Потому что я соврал. У меня нет ни диплома, ни лицензии. Зато СДВГ реально есть.
Чжунли молчит. У него всё ещё сохраняется апатия, поэтому никаких разговоров он не начинает и не продолжает, но Чайлду обычно и не требуется его вербальное согласие. Он говорит за них двоих, и это действительно помогает Чжунли отвлечься.
***
Чжунли смотрит в зеркало и замечает, что уголки его губ приподняты. В груди всё ещё есть значительная пустота из-за отсутствия сил на чувства, но она стала меньше.
Чжунли проживает этот день и устаёт считать разы, когда его губы инстинктивно изгибаются в этой небольшой улыбке.
Вечером Чайлд приходит к нему домой и болтает три часа, прежде чем заснуть у него на диване. В груди Чжунли поднимается что-то тёплое, а рука нагревается и скрипит, когда Чжунли сгибает её, чтобы схватить плед. Он не отпускал свой контроль с тех пор, как умерла Гуйчжун. Хотя по сути он просто не ощущал своего зверя после этой травмы.
С тех пор прошло порядка двух месяцев, и Чжунли наконец-то позволяет себе верить, что он сможет жить после такой потери.
***
Чайлд постепенно смолкает, позволяя Чжунли говорить всё больше, пока они не меняются ролями.
Они снова сидят на склоне возле обрыва, когда Чайлд признаётся:
— У меня нет СДВГ. Я опять соврал, чтобы у тебя не возникло вопросов про мои таблетки.
— Ясно. — Чжунли принимает ответ лёгким кивком. Он не чувствует в таблетках ничего слишком опасного, так что не видит повода для волнения.
— А ещё мне осталось жить где-то две недели, дракоша. — Чайлд сообщает эту новость как-то слишком равнодушно. — Истощение жизненной сущности, как говорит Кайя.
Мир Чжунли не рушится, но немного кренится.
Гуйчжун умерла из-за этой же болезни.
***
Теперь, зная, куда смотреть, Чжунли отчётливо видит все симптомы заключительной стадии истощения и бесится, потому что не сможет помочь. Кайя смотрит сочувствующе каждый раз, когда они встречаются в квартире Чайлда, и немного зло. Чжунли полностью понимает причину злости: Чайлд слишком напрягся, заставляя себя ощущать эмоции, чтобы вытащить Чжунли из апатии. И из-за этого Чайлд теперь умирает, потому что его жертвой магии были его чёртовы эмоции.
— Идите оба нахуй. — Чайлд кричит это из своей комнаты, даже не видя их, но ощущая совместное осуждение. — В этой квартире всё осуждение запрещено, придурки.
Чжунли подавляет вздох, но послушно
старается не осуждать. Кайя просто покидает квартиру.
— Насколько по шкале от нуля до тысячи ты ко мне привязан? — вопрос застаёт Чжунли врасплох, но не настолько, чтобы потерять самообладание.
— Шестьсот восемнадцать. Мне будет больно, но я не полезу на крышу. — Чайлд щурится, потому что ему нравится щуриться и потому что у него практически пропала возможность видеть дальше десяти сантиметров.
— Моё настоящее имя Аякс, у меня было три маленькие искры, которых загрыз оборотень, а в моих таблетках слоновья доза транквилизаторов, чтобы я не начал всех убивать.
— Семьсот шесть. Я пролью над тобой несколько слёз и, возможно, предпочту пару дней поспать в пещере. Но всё ещё никакой крыши.
Чайлд закрывает глаза и одобрительно гудит.
— А какой счёт у Гуйчжун?
Чжунли не нужно задумываться, чтобы ответить на этот вопрос:
— Полторы тысячи. Она была цельной, но забрала с собой половину меня.
Чайлд снова гудит, но уже без интонаций. Просто показывает, что услышал.
Чжунли подходит ближе и кладёт Чайлду руку на щёку. Чайлд жмётся к ней в слабой ласке и мимолётно облизывает треснувшие губы. Его существование медленно исчезает из мира, и Чжунли больно это ощущать.
— Поцелуй меня.
Это последняя просьба умирающего существа, поэтому Чжунли не станет её игнорировать.
Это целомудренно, невинно. У Аякса сухие губы, но у Чжунли они чешуйчатые. Не то чтобы их это смущает.
— Спасибо, Моракс. — Аякс шепчет, когда они отстраняются друг от друга.
— Прощай, Аякс.
Аякс закрывает глаза в последний раз и рассыпается пылью на драконьих когтях.
