Исключение

— Путешественница, — в непривычно мягкой манере отзывается правительница. — Да? Это ведь сейчас ты, Эи? — спрашивает Люмин, заметив эту мелкую деталь, выдающую настоящую личность с потрохами. — Истинно так. Рядом с тобой я предпочитаю меньше использовать Сёгуна, — признаётся она, а во взгляде читается: «всё же мы с тобой не враги», — Признательна тебе за угощения. Люмин смотрит, как женщина напротив легонько кланяется в знак подтверждения своих слов. Сама же подмечает, какие же забавные эти низенькие инадзумские столики, на которых сейчас стоят пустые тарелки, и насколько же миленькие эти подушечки, на которых местные любят посидеть. Казалось бы, что делать столь очаровательной мебели в самой резиденции Тэнсюкаку? Блондинка не знает, но Эи даже улыбается, наблюдая за выражением гостьи. Ей всё понятно — простота придаёт уютности в огромных комнатах. Хоть и сама правительница редко обращает внимание на такие мирские мелочи. Эи отчасти всё равно, где Сёгун будет заниматься своими делами, а для настоящей личности куклы единственным комфортным местом всегда было созданное ею собственноручно царство Эвтюмии. Эта резиденция от вечности может похвастаться лишь своей привычностью девушке, контролирующей молнии. Хотя у путешественницы своя версия, почему, иногда, тёмными ночами возле запасов лучших сладостей страны, милостиво предоставленных лучшими (жаль, смертными) поварами и кондитерами, бродит не грозная и величественная Сёгун Райдэн, а истинная богиня. Просто её здесь кормят, в отличии от Эвтюмии. — Спасибо, Эи, — Люмин отвечает улыбкой, а у архонта молнии пролетают в глазах (да, кажется, и сердце они не прошли стороной), — Мне стоило больших усилий, чтобы не дать Паймон напасть на молоко с данго. — Они определённо сейчас играются взглядами, и Люмин пытается сказать через свой, что «стоило больших усилий» не значит, что правительница должна их как-либо возмещать на уровне государства. Милая беседа за чашкой чая, взятого у разбирающегося друга из Ли Юэ, вполне сгодится за награду за тяжкий труд споров с феечкой. Если бы её инадзумская подруга ещё могла рассказать про то, что так интересует путницу, блондинка и поспорила бы с Синьорой ещё разок. Но они все молчат, как партизаны из далёкой-далёкой когда-то посещённой вселенной. Не воды в рот набрали, а целое разнообразие Гидро слаймов. — Ты приходишь ко мне уже не в первый раз, просто чтобы поболтать, — замечает Электро Архонт, поднося к губам лишь слегка отдающий теплом чай, — Может, есть что-то конкретное, что ты бы хотела спросить или о чём поговорить? Люмин знала, что будет так, только после заметки о численности её посещений. Но приходя сюда из раза в раз, у неё и вправду не было цели. Был и есть исключительно путь. — Возможно, но это может показаться довольно личным. — Путь Люмин ведёт прямиком к брату. По крайней мере, должен был, но почему-то всегда сворачивает на кривую, бывает, скользкую дорожку. С момента отмены злосчастной Охоты на Глаза Бога, она порой сама направляет его на безобидные чаепития с той, кто был готов вонзить ей меч в сердце. — Хочу заметить: я не пускаю кого попало в Тэнсюкаку и уж тем более не провожу регулярных бесед. Если я сочту тему уместной, рядом с тобой не имеет значения, насколько это лично. — Райдэн снова твердит этим холодным, стойким голосом, но Люмин почему-то приходится спешно отворачиваться, заставляя девушку напротив задаться вполне логичным вопросом «Я что-то не так сказала?». Кажется, Люмин уже пропустила момент, когда могла вставить пару слов о том, как её подруга, искусный повар, из соседнего города научила её готовить экзотические, но отменные печенюшки с пыльцой попрыгуньи. — Тогда… — путешественница складывает руки на бёдрах, смотря в глаза собеседнице. Эи думает о том, на какой бы вопрос она не стала отвечать, — Как ты справлялась после потери Баал? Сердце Архонта током прошибает, заставляя аккуратную косу задыбиться, вырывая нервный вздох. Люмин смотрит чуть виновато, зная, что попадает по живому. Но как Эи сказать ей, что она не справлялась? — То время проходило для меня, словно в самом непроглядном тумане, — Архонт не говорит о своих пришедших мыслях прямо, но искренне верит, что блондинка поймёт сама. — Моё имя означает «тень», но тогда… мне необходимо было встать под солнце, чтобы взять на себя обязанности правления Инадзумой, дабы никто не прознал про смену Архонта, и город оставался неизменным. Это та вечность, которую моя сестра не смогла достичь, и которую буду преследовать вместо неё я. Вельзевул прекрасно понимала, что вопрос путешественницы крайне важен для неё самой. Это чем-то роднит их, и поэтому она не имеет права игнорировать его, несмотря на собственный потухший блеск в очах, — Конечно, это ничто по сравнению с настоящей утерей. — Тебе было страшно? — Люмин откровенно больно видеть, как Эи, сама того уже не ведая, клонится скрыть свою печаль. Но почему-то до последнего не делает этого. Она, как никто другой, способна понять девушку. Только одна деталь, что может помешать тому: её брат цел, хоть она и имеет слабое понятие, насколько здоров, и какие тараканы бродят по его черепушке в Бездне. Хотя Венти тоже мог бы сойти на эту роль, но сейчас его наимилейшей среди богов натуры рядом нет. И путешественнице буквально разрывало сердце при мысли, что она ничем не вольна была бы помочь раненой и истерзанной душе. Трагедии не то единственное, что должно сближать людей. — Вероятно, я уже не смогу вспомнить наверняка, — отвечает Эи, аккуратно поставив чашку на стол. Как долго она столько не говорила? — С тех пор, как ты заявилась сюда, я окончательно поняла, что нельзя бояться чего-либо столетиями. — Ты теперь так легко соглашаешься с некоторыми… — Люмин уже становится по-правде неудобно от того, каким тщательным и одновременно туманным взглядом на неё смотрит правительница, — вещами, которые прямо противоречат понятию вечности. — Нет. — Архонт зрит неизменно, опровергая значение слов. Путница легонько клонит голову на бок, задавая немой вопрос, — Вечность — высший идеал, единственное, что может приблизить к Небесному Порядку. Многие смертные не ведают истинного смысла вечности, приписывая к нему те мелочи, которые встречаются на их коротком пути. Голос её твёрд и несколько холоден, и путешественнице становится от него также неуютно. Так всегда, когда тема касается её неисчерпаемого стремления. Люмин, осторожно слаживая руки на столе, прекрасно понимает, что смысл вечности Вельзевул — та же свобода Барбатоса. Полная свобода — анархия, неизменная абсолютная вечность — не то, к чему нужно стремиться. Да и подразумевает она под себя какое-либо стремление? В глазах Райдэн не видно никакой подобной постоянности — молнии то и дело вспыхивают при виде янтарных радужек. — Да. — щурится мечница, — теперь я понимаю. Эи молчит, но определённо ей хочется сказать что-нибудь ещё. Она чувствует, что может быть спокойна возле путешественницы, и у неё никогда не возникает желание прервать эти моменты. Хотя бы потому что гостья помогает ей привести в порядок озадаченное сердце. — И, кстати, это же до сих пор ты, Эи? — блондинка даже прослеживает за тем, как правительница чутка вздрагивает, осознавая, что… её слова и вправду прозвучали довольно холодно. «Такое поведение обычно присуще Сёгуну». — Тем не менее, Архонту всё же льстит то нежное тепло при мысли, что путешественнице важно видеть именно настоящую личность за маской куклы. — Люмин, — светловолосая девушка даже не замечает, как собеседница уже давно поднялась на ноги, — предлагаю выйти на прогулку.

***

Звёздное небо выглядит поистине красиво, завораживая взгляд тысячелетних существ. Райдэн тоже не молода, но ей как-то больше нравится смотреть мимо светлой ночи, замечая только одну янтарную звезду. И вечно колотящееся сердце богини спокойно, даже когда они просто идут рядом, но их уста молчат. Приковывает внимание её лёгкая улыбка, а Эи всё думает. Думает, с каких пор она стала недолюбливать слова, означающие конец чего-либо. С каких пор она их использует, и как давно девушке хотелось непременно отвечать на яркие улыбки одной необычной путешественницы. Всегда так было — кажется правительнице. — Первый раз, когда мы встретились с тобой, — негромко окликает Вельзевул свою спутницу. Она же не медлит и скоро отвлекается от многозначащих узоров на тёмном небосводе, — Тогда я назвала тебя исключением этого мира. И всё же призналась, что назвала исключением сама Эи, а не Сёгун, на которого постоянно перекидывают добрую часть дел. Хотя у куклы тоже есть свой разум, так что это вполне справедливо. Они обе садятся под цветущей сакурой вдали от города. Так, что в темноте ночи видеть их смогут только снующие дикие кицунэ. Пусть их хитрые мордочки передадут жителям Инадзумы странные сказания о таинственной путнице, что удостоилась чести беззаботно говорить с самой Электро Архонтом. Пускай именно беззаботно, потому что в голове у обоих бегут вместе с розоватыми лепестками схожие мысли. Звёзды никогда не забывают напоминать одной храброй девушке о ком-то, кто сейчас далеко-далеко. — Но этот мир не твой, никогда не был, а значит и не будет, — такой нежный голос, но отчего-то колит и режет душу Люмин, словно удар тока, — Так что же… будешь исключением в моём сердце? Светловолосая девушка старается сдержать смех. — Хороший подкат, Эи! — она пытается перевести всё в шутку, стараясь безнадёжно скрыть от всевидящих глаз краснеющие щеки. И безумное, безумное, но от того столь нежно-сладкое тепло где-то в груди. — Хороший… подкат? Но я ведь не делала никаких трюков, — Архонт смотрит расстеряно, а после прикрывает глаза с осознанием снова чего-то упущенного, — Я просто хотела сказать, — тёплая женская рука совершенного тела накрывает чужую, но такую родную, — что царство Эвтюмии всегда готово принять тебя. Все иллюзии должны быть разбиты, а огни города — гореть вечно. Циклы должны повторятся, а вечность быть неизменной. Эи кажется, что смех Люмин тоже обязан не иметь конца — всего лишь какие-то жалкие интервалы, между которыми постоянное счастье. И болезненные искорки в янтарных радужках, что делают их так похожими на пурпурные молнии Райдэн. Трагедии не то единственное, что должно сближать людей. Близнецы не те, кто должны разлучаться, — неважно, боги они или смертные. Но путница явно не обычная смертная. Такие, как она, способны приблизиться к высшему идеалу. Они изначально сели достаточно близко друг к другу, но сейчас Люмин жмётся ещё ближе, положив голову на плечо девушки. На её лицо мягко приземляется красивый лепесток сакуры, призывая взглянуть на горящие огни Инадзумы, до сих пор застрявшей в прогрессе. До приятного спокойно, что Люмин понимает не только разумом, но и душой стремление к вечному. Они обе хотят узнать пару деталей друг о друге. И, играясь взглядами, знают, что уже давно получили на это разрешение. Малышка Паймон не удостаивается никаким вниманием, когда, спустя долгих поисков своей путешественницы (а она удалилась даже без записки, между прочим!), обнаруживает едва ли не воющих лис, ведающих о звёздах и молниях. Не удостаивается никаким вниманием ограбленная на свою путешественницу феечка, ведь Эи искренне презирает конец вечно нежного поцелуя.