Legs and Limbs and Lips, All Open With Your Fingertips.

      Игра в демонические прятки за четыре дня до Хэллоуина не была идеей Минки о развлечении.       Было много вещей, которых Минки боялся, и по Шкале террора Сон Минки™ — которая была по шкале от фильмов ужасов до сатаны — демоны приближались слишком близко к линии сатаны. В этот момент он был убеждён, что, во-первых, Сан был мудаком, который любил пользоваться тем фактом, что Минки был сумасшедшей блондинкой, который согласился бы на что угодно с обещанием мятного шоколада и объятий, и, во-вторых, всё это было частью его мести за то, что его заставили играть в Полуночную игру на предыдущий Хэллоуин.       Что, конечно, было невероятно травмирующим или что-то в этом роде, учитывая, что он отказался говорить о событиях, и да, Минки технически принял сторону Юнхо и Чонхо, но почему он должен был первым столкнуться с последствиями своих действий? Более того, казалось, что Сан выбрал единственную чёртову игру, которая была почти такой же опасной, как Полуночная игра; если он проиграет, и это была цитата Сана: «Он поступит с вами по-своему. На этом сайте написано, что это будет неприятно, так что вы, вероятно, умрёте, или у вас заберут душу, или что-то в этом роде. Пожалуйста, не делайте этого, потому что я действительно очень люблю вас, и ваша мама была бы очень зла на меня, если бы я сыграл «Вишенку» на ваших похоронах».       Был также шанс, что если бы он выжил в любом из обстоятельств (А: он победит и исполнит своё желание, и Б: его не убьют, и демон просто заберёт его душу — бу, если вы спросите его), то демон останется рядом. Он не хотел, чтобы демон наблюдал, как он жалобно фапает в три часа ночи на Кари Байрон, которая плачет, подвергаясь китайской пытке водой, большое вам спасибо. — Ты помнишь всё, что я тебе говорил?       Минки заскулил, когда он выдвинул кухонный ящик в поисках короба спичек, которым он буквально никогда не пользовался, потому что, привет, зажигалки существуют не просто так. — Да, я помню. Закройте всё, что может открыться, выключите весь свет.… Я понял. Я надеюсь, ты знаешь, что мы всё ещё друзья только потому, что я рассказал тебе о своих самых сокровенных сексуальных желаниях, и я был бы унижен, если бы ты сказал кому-нибудь, чтобы отомстить мне.       Сан усмехнулся: — Заткнись. В любом случае! А что, если ты услышишь что-нибудь странное? Ты же знаешь, что должен продолжать, верно? — Я знаю! Я понял, хорошо? Я не вижу… Неважно, я понял, — он вздохнул, встряхнул маленькую коробочку и затем открыл ее, — если ты действительно так волнуешься, может мне вообще не нужно этого делать?       Он чиркнул спичкой, а затем вытряхнул ее. Было 11:30 вечера, а это означало, что у него было плюс-минус тридцать минут, чтобы убедиться, что все готово.       Юнхо заехал тем утром (потому что они все остановились в отеле на ночь, чтобы Минки мог поиграть в эту глупую игру), не сказав Сану, чтобы он помог ему, так как, технически, это была частично его вина, что он попал в этот беспорядок. Это тоже было хорошо, так как он был коронован Богом игры в Прятки. Он прятался в стенах дома бабушки Сана в последний раз, когда они играли, и никто не мог найти его в течение нескольких часов. Конечно, они не были демонами, и демоны, вероятно, были лучше в поиске, чем люди, но все же, это заставило его почувствовать себя немного лучше, что его укрытие было проверено и одобрено Юнхо. — Хорошая попытка, — сказал Сан, — Но если мне пришлось страдать от рук демона, то тебе тоже. Ты уже знаешь, чего будешь желать? — Но разве ты не мог подождать до следующего года? И выбрать что-то менее опасное? Почему Чонги и Юю не могли пойти первыми? Это была их идея, чтобы ты играл в эту дурацкую игру!       Выходя из кухни, он выключил свет и закрыл дверь. Пальцы его ног уперлись в твердый пол, и он задрожал, по коже побежали мурашки. Частью правил было отключение всего, что могло издавать шум, а это означало, что ему пришлось выключить печь; эта глупая штука была особенно громкой в предрассветные часы. Он надел свой самый теплый свитер, но, похоже, без помощи штанов он мало что мог сделать. Однако Минки не желал отказываться от странного удобства носить только свитер и нижнее белье. По крайней мере, если бы он умер, то выглядел бы мило. — Не волнуйся, я запланировал для них кое-что особенное. Как ты думаешь, почему ты делаешь это перед Хэллоуином? Они — те, кто действительно будет страдать. Перестань быть такой сукой, детка, и прими ту малую толику милосердия, которую я тебе даровал.       Когда весь свет был выключен, его дом казался совсем другим. Даже чужим. Минки привык к тому, что его соседи по комнате были отшельниками, и из-за них было шумно в любое время дня и ночи.       Теперь это просто показалось странным.       Не было Сана и Чонхо, кричащих друг на друга, пока они играли в Mortal Kombat на диване, и Юнхо, оказывающего моральную поддержку с пола. Не было никакой Ланы Дель Рей, взрывающейся с телефона Чонхо с перерывами: «Хочешь отдохнуть от рекламы? Если вы нажмете сейчас, чтобы посмотреть короткое видео, вы получите 30 минут музыки без рекламы»., потому что он был слишком разорен, чтобы купить Spotify Premium (и поэтому всегда заставлял их просматривать указанные короткие видеоролики — кто знал, что распространяется эпидемия, которая, по словам ученых, может изменить ваш мозг!). — Санни? — Минки прошептал, входя в гостиную, — мне страшно.       В безмолвной темноте комнаты, лишь немного ослабевшей из-за низкого грохота и фар проезжающих мимо машин, все выглядело немного менее по-домашнему.       Игра еще не началась. И все же, казалось, что что-то уже было там. Что-то, чего не должно было быть. Смутно он припомнил, как Сан упоминал, что просто разговор об игре может привлечь его внимание. — Не стоит. Он не причинит тебе вреда, — он услышал улыбку в голосе Сана, и Минки свирепо уставился на картину девушки с жемчужной серьгой, потому что она была единственным человеческим существом в комнате. Какая-то часть его надеялась, что Сан почувствует его пристальный взгляд в фантоме. Она уставилась на него сверху вниз со стола, прислоненного к стене, большими глазами, которые заблестели, когда мимо проехала машина, и Сан хихикнул, — слишком скверно, в любом случае. Получай удовольствие!       Раздался гудок, и Минки надул губы.       Подавленный и замышляющий убийство Сана, он на ощупь направился в ванную дальше по коридору, проводя руками по потрескавшимся и облупившимся обоям.       Его телефон показывал полночь, инструкции Сана были просты.       Посмотри в зеркало. Если ты услышишь какие-нибудь звуки, это значит, что он здесь. Продолжай.       Что было… немного жутковато, если бы вы спросили его. Потому что смотрение в зеркало в темноте никогда ни для кого не заканчивалось хорошо; он не спал всю ночь после того, как однажды прочитал историю о зеркалах на r/nosleep с Юнхо, и Сану действительно не нравилось, что они прятались в его постели в течение следующей недели из-за этого.       Но Сон Минки не был ссыклом, поэтому он взял свои яйца в кулак и уставился на свое отражение. Было действительно слишком темно, чтобы разглядеть что-либо, кроме смутных очертаний его лица. Дом, оседающий вокруг него, было легко игнорировать; он всегда так делал, особенно ночью. Это был старый дом, и они действительно купили его только потому, что домовладелец отчаянно целовал задницу, и они, честно говоря, чувствовали себя ужасно из-за того, что он практически пресмыкался у их ног, умоляя их просто убрать этот кусок дерьма с его рук.       Подозрительные глухие удары и странные звуки, похожие на то, как будто по этажам волокли мертвые тела, не были редкостью. Что было необычным, так это почти оглушительный грохот наверху, в спальне Сана. Минки действительно был вполне готов просто позвонить Сану и сказать ему, что он уже пытался зажечь свою свечу и что спичка сразу же погасла. Он был хорошим лжецом, Сан не заметил бы разницы, и он мог запереться в своей спальне и хорошенько выспаться ночью, мучимый кошмарами о жутком ужасе, который пришел в спальню Сана на ночь. После очередного глухого звука и быстрой мысли: я уважаю ваш гнев, но я действительно большой ребенок, поэтому, пожалуйста, остановитесь, спасибо, потому что, как бы он ни ценил жуткие звуки, доносящиеся из комнаты Сана, Минки предпочел бы чувствовать, что его не собираются похитить и разрубить на куски. Он решил, что, может быть, ему стоит просто двигаться дальше, и тогда, может быть, оно остановятся.       Подумай о чем-то, чего ты хочешь больше всего на свете. Ты не можешь желать мне смерти, так что даже не пытайся, сопляк. Убедись, что это что-то реалистичное и не слишком большое; он может решить, что одна игра не стоит того, что ты хочешь, и ты будешь в долгу перед ним, что на самом деле не сексуально. — Хорошо, — вздохнул Минки, — чего я хочу? — он наклонил голову, надув губы, глядя на себя в зеркало. Возможно, он был «исключительно благословлен», как сказала бы мать Сана, потому что он не мог думать ни о чем, чего хотел. У него были невероятно сексуальные лучшие друзья, которых он очень любил, мятный шоколад в морозилке, ожидающий его, и все остальные хорошие вещи, необходимые людям для жизни. Не было ничего, чего бы он когда-либо по-настоящему хотел, на самом деле. Но, может быть, где-то глубоко в глубине души он действительно чего-то хотел. Так вот чего он желал: чего бы он действительно, действительно хотел.       Зажги свечу и не задувай спичку. Когда пройдет 15 секунд, ты можешь продолжить.       Минки чиркнул спичкой и зажег свечу Девы Марии, которую Сан держал в их ванной, пытаясь убедить свою мать, что он «все еще симпатичен Небесному папочке». Учитывая тот факт, что он жил с тремя другими мужчинами, и его мать однажды застала его по яйца в Юнхо, он не думал, что она очень сильно в это поверила. Спичка горела медленно, и он считал секунды, пока она наконец не погасла. Ровно девятнадцать секунд.       Ляг на землю и произнеси эти точные слова: «Я осознаю ваше присутствие. Я приветствую вас в своем доме. Входи сейчас.» Не перефразируй, ленивая шлюшка.       Минки опустился на пол, холод от плитки просачивался сквозь его свитер и замораживал голые ноги: — Я осознаю ваше присутствие. Я приветствую вас в своем доме. Входи сейчас, — ему было немного неловко из-за того, что он был таким требовательным, поэтому он пискнул, — пожалуйста, и спасибо.       Иди в гостиную и жди. Когда он будет готов играть, ты услышишь стонущий звук. Как только ты это услышишь, беги и прячься. Ты можешь переместиться в другое укрытие, но будь очень тихим и двигайся медленно, иначе он найдет тебя. В 3:00 утра, если он тебя не нашел, вернись в гостиную и скажи: «Спасибо за игру, но сейчас вы должны уйти. Вам больше не рады». Ты услышишь стон, вроде того, как когда Чонхо проиграет Лотерию в пятый раз подряд, потому что я абсолютный бог, и он уйдет. И когда… если ты решишь, что хочешь играть снова… тогда ты знаешь, что делать.       Это было легко. И в доме снова воцарилась тишина. Чувствуя себя немного менее напряженным, Минки перекатился на четвереньки и потянулся к раковине в ванной за свечой и коробком спичек. Он тихо вышел из ванной и направился в гостиную, прикрыв ладонью пламя.       Знать, что что-то, кто-то был в твоем доме, было ужасным чувством. Как будто холодные пальцы пробегают по твоему позвоночнику или впиваются в твое сердце. И это делало все намного более ужасающим. Было легко увидеть то, чего, как ты знал, на самом деле не было. За плечами Минки был двадцать один год террора, и он знал, что на самом деле за занавесками в гостиной не прятался мужчина, и что Чонхо, вероятно, просто оставил там пару своих ботинок, что бесформенный шарик, похожий на монстра, скорее всего, был грязным бельем, которое Сан не потрудился отнести в подвал, а угрожающая ухмылка мужчины была просто складками утяжеленного одеяла Юнхо, брошенного на диван. Но это знание не сильно помогло унять страх, который он испытывал. Это было что-то вроде капель воды, падающих тебе на лоб в одном и том же месте снова и снова. Это не должно быть страшно, и это не должно быть так ужасно, как кажется, но это так.       Минки надеялся, что у демона хватит вежливости прибыть вовремя, так что это не должно было длиться дольше, чем необходимо. Он сел перед кофейным столиком и поднес свечу поближе к носу, наблюдая, как пламя танцует в холодном воздухе.       Тепло разлилось по его шее, посылая мурашки по спине. Горячее дуновение воздуха, как будто кто-то дышит. Он замер, затаив дыхание, чтобы не задуть свое пламя. Что-то, кто-то, прижался к его спине, и он бы не возражал, если бы это не был гребаный демон, которого он не знал. Может ли кто-то вообще знать демона и сохранить свою жизнь? Изнуряющий жар волнами исходил от демона, просачиваясь сквозь свитер и проникая в кости. Это было приятно, но и нет потому, что: демон.       Он запаниковал. — Ха-ха-ха, йоооооу чувак, — выпалил он высоким и писклявым голосом, а шепелявость была слишком заметной, на его вкус, — ты тоже здесь, чтобы поиграть? — глупый, глупый, глупый.       Губы коснулись его шеи, длинный теплый язык высунулся и лизнул полоску на задней части уха. Он съежился, втянув шею, чтобы прикрыть ухо, и услышал смешок. Круто. Было кое-что, что можно было вычеркнуть из списка дел, которых у него не было: рассмешить демона. — Беги и прячься, малыш, — сказал голос, низкий и жуткий, как дерьмо, и Минки был благодарен, что у богов, создавших его, хватило ума добавить весь флакон с надписью «Послушание», потому что ему не нужно было повторять дважды.       Он вздрогнул и, не оглядываясь, вскочил на ноги и побежал по коридору. Он был в панике, напуган и глуп, но не настолько. Если бы он побежал на кухню, чтобы спуститься в подвал, было бы чертовски очевидно, где он прятался. Ему пришлось успокоиться (большой шанс!) и пойти длинным обходным путем, через прихожую.       Демон шел за ним, его шаги были тяжелыми и громкими, чем когда-либо, в безмолвном доме. Он ненавидел это. Он собирался убить Чхве Сана и сказать его матери, что Бог решил покарать его за то, что он обидел малыша, который верил в него (Минки, конечно, был малышом). Она бы поверила в это, и тогда Минки мог бы сыграть что-нибудь неуважительное, например «WAP», на его похоронах, и все было бы хорошо и шикарно.       Он толкнул дверь в спальню Юнхо, а затем захлопнул ее, прежде чем завернуть за угол и тихо ворваться в прихожую. Демон заглотил наживку, потому что дверь спальни Юнхо снова распахнулась, и его шаги затихли вдали.       Минки быстро прошел через прихожую и толкнул кухонную дверь, позаботившись о том, чтобы тихо ее закрыть: — Это чудесная ночь. Абсолютно потрясающая, — пробормотал он себе под нос, спотыкаясь, спускаясь по лестнице в подвал, перепрыгивая через три ступеньки за раз, — почти так же здорово, как в ту ночь, когда Чонхо чуть не потерял свой член из-за диких собак.       Подвал был настолько же велик, насколько и жуток. Он всегда следил за тем, чтобы никогда не спускаться вниз в одиночку, и теперь он был здесь, один одинешенек. Однако пауки и другие жуткие твари беспокоили его меньше всего, и он подавил вскрик, когда пробежал сквозь липкую паутину, свисающую низко с потолка. Было темно, как смоль, и очень холодно. Его пальцы дрожали, когда он на четвереньках нащупывал фонарик, который Юнхо держал у подножия лестницы. Он не собирался использовать свечу в качестве единственного источника света в течение следующих трех часов.       Тяжелые шаги прогрохотали над головой, и он сдержал крик, сжал в кулаке ручку фонарика и включил его. Его сердце болело так, словно в него со всех сторон вонзились десятки игл, и что-то просто сжимало и сжимало, загоняя их все глубже и глубже.       Он прижал фонарик к груди. Это было место, где все должно было умереть. Все вещи, которые мать Юнхо и бабушка Сана не хотели или не могли разместить в своих собственных домах, но были слишком нерешительны, чтобы отказаться, попали сюда. Вдоль стен тянулись полки, битком набитые пыльными старыми книгами, к которым никто из них даже не потрудился прикоснуться с тех пор, как они приехали. Старый диван с цветочным принтом, едкий и полный дыр, сквозь которые проталкивались его пожелтевшие внутренности, стоял всего в нескольких футах от лестницы, окруженный заляпанными водой столами и потрескавшимися позолоченными стульями.       Минки шмыгнул носом и придвинулся ближе к одному из стульев, нерешительно обхватив рукой его спинку, почему-то опасаясь, что существо, притаившееся наверху, просто почувствует его движение. Там было много мест, где можно спрятаться, укромных уголков между мешками с потрепанной одеждой, которую никто не носил с начала 40-х годов, и закоулков среди коробок с разбитой посудой, игрушками и фотоальбомами, фотографии которых давно выцвели. Множество мест, где можно спрятаться, которые, надеюсь, привлекут внимание демона, если он спустится. Минки надеялся, что он этого не сделал.       Он больше не слышал шагов. По крайней мере, не громко. Демон наверняка был на другой стороне дома. Он нашел бы немногим больше, чем очевидные свидетельства того, что четверо молодых взрослых мужчин живут вместе.       С колотящимся сердцем он попятился к маленькой комнатке, где стояли стиральная машина и сушилка. Слева, прямо перед тем, как вы вошли, за толстыми слоями одежды был шкаф, который вы могли бы найти, только если бы знали, где искать. Юнхо был единственным, кто знал, где это было, и теперь Минки тоже знал. Однако единственными людьми, которые действительно могли бы удобно разместиться внутри, были бы Сан и Чонхо. Но у него не было особого выбора; комфорт не имел большого значения, когда он стоял лицом к лицу со смертью.       Минки нырнул под одежду и повозился с маленькой защелкой на двери. Но что, если он все-таки спустится сюда? Тяжело сглотнув, он отогнал эту мысль. Затем он выругался. Он забыл свой телефон в ванной. — Черт. Черт, — он выключил фонарик и положил его на холодный каменный пол. Ему хотелось блевать или плакать, или и то, и другое одновременно.       С начала игры могло пройти не более двадцати минут. И ему пришлось продержаться до трех часов ночи. Без телефона, его чувство времени было нулевым. Однажды он просидел шесть часов, уставившись в пространство, пока ел конча, и подумал, что прошло всего пять минут. То, что казалось четырьмя часами, могло быть всего лишь десятью минутами; демон мог продолжать свою игру столько, сколько хотел. И в конце концов он найдет его.       В этом доме было так много мест, где можно было спрятаться, и не так много терпения в теле демона. Он становился безрассудным, громким, чем дольше не мог найти свою добычу. Может быть, он подумал бы поискать во всех местах, где обычно прячется человек, убедив себя, что искатель знает, что это очевидное место, и поэтому не проверяет; под кроватями, в шкафах, за занавесками для душа, под столами и в корзинах для белья, которые не были опорожнены за несколько дней. Потом, когда он не мог его найти, он злился. В своем гневе он заглядывал в такие места, куда в противном случае и не подумал бы заглянуть. Такие места, как подвал, прямо перед прачечной и за покрытой плесенью одеждой, которая висела низко и скрывала маленькую дверцу шкафа.       Почувствовав соль на губах, Минки захныкал и зажал рот рукой, чтобы заглушить рыдания. Его ноздри раздулись, и он яростно потер глаза. Ты не можешь сейчас плакать, Минки. Ты должен подумать. Что бы сделал Юнхо? Если бы у него был телефон, он мог бы просто написать и спросить его. Но Сан, вероятно, заставил его и Чонхо пообещать не отвечать ему, если он это сделает.       Включив фонарик, Минки заполз обратно под одежду и сел там, щурясь от тусклого света, который она давала. Что бы сделал Юнхо? Повторил он про себя, оглядывая подвал в поисках чего-то. Чего-нибудь. — Юнхо бы… Он бы, эм… — он заметил антикварное зеркало, которое отец Юнхо больше не хотел видеть в своем доме. Сквозь тонкий слой пыли и отпечатков пальцев он мог видеть одно из лучших укрытий Юнхо, прямо над ржавой металлической ванной, заполненной детскими игрушками Чонхо: воздуховоды.       За исключением того, что Юнхо на самом деле никогда там не прятался. — Он заставил бы вас думать, что он прятался там, где его не было, — прошептал Минки. Дом заскрипел, и он заскулил, сказав себе, что все просто налаживается и что это не демон наверху топает вокруг, как Четвертый Всадник Апокалипсиса. Сверху донеслось девятнадцать тяжелых глухих ударов. Он звучал так, как будто был в его комнате. Что, черт возьми, он делал?       Минки положил фонарик на кривой боковой столик, покрытый самой отвратительной скатертью в цветочек, и забрался в океан, который был игрушками Чонхо. Ублюдок. Лего были спрятаны на дне. Снять крышку воздуховода было достаточно легко, а затем он обнаружил, что его свеча все еще горит у подножия лестницы, и неловко засунул ее внутрь. Он оставил крышку свисать ровно настолько, чтобы это выглядело так, как будто кто-то не закрыл ее прямо за собой.       В прачечной стоял старый шкаф бабушки Сана. Они использовали его для хранения своих чистящих средств, но он был достаточно велик, чтобы он мог спрятаться в нем. Когда они вчетвером напивались настолько, что играли в прятки, как маленькие дети, Минки прятался там, потому что был достаточно глуп, чтобы думать, что это не очевидно. Страх был подобен алкоголю. Это заставляло тебя совершать глупые поступки. Демон заглянул бы туда, потому что он знал, что ему страшно, и если бы он оставил одну из дверей приоткрытой совсем немного.       Юнхо действительно гордился бы нехарактерной изобретательностью и интеллектом, которые он проявил сегодня вечером под давлением.       Другая комната в другом конце подвала была заполнена еще большим количеством одежды, еще большим количеством книг, еще большим количеством мебели и манекеном в полный рост, которого они ласково назвали «Джим-Джем» не по какой-либо другой причине, кроме накуренных сыслей Сана. Он был запихнут в безбожную мешанину одежды, которая явно была делом рук Чонхо. — Джим-Джем, у меня есть для тебя работа. Это очень важно, потому что я могу умереть. Ты же этого не хочешь, верно?       Джим-Джем был очень отзывчивым манекеном и не жаловался, когда обнаружил, что его засунули под отвратительно большой обеденный стол и завернули в одеяла, как младенца.       Как только он был удовлетворен, он вернулся к шкафу и постарался не расквасить лицо, когда чуть не споткнулся о коробки с консервами, разбросанные по небольшому пространству. — Боже, я ненавижу окру, — он сморщил нос и втиснулся за стопку коробок с проклятым овощем. Там было тесно, и острый угол коробки впивался ему в задницу, как будто это никого не касалось, но это было лучше, чем ничего.       Наверху демон все еще что-то искал. Он был шумным, и после жизни в доме, полном шумных мужчин, было нетрудно определить, где он был в любой конкретный момент. Ванная, спальня Чонхо, спальня Сана, комната, которая не имела особого назначения и теперь была чем-то вроде танцевальной студии. Минки почувствовал себя немного лучше, зная, где он находится. Он также не стал бы снова играть в эту дерьмовую игру, и его очень разозлило, что Сан даже предположил, что он этого захочет.       Время тянулось медленно, и мало что можно было сделать, чтобы скоротать его.       Минки направил свой фонарик на потолок и сделал руками теневых марионеток.       Он попытался воспроизвести сценарий фильма о Барби, который недавно смотрел с Юнхо: — Ничего особенного. Я просто сказал охраннику: «Ты, подойди ближе! У меня есть кое-что для тебя!». Он подошел, и… — он помахал фонариком вокруг и издал звук распыления.       И когда ему это наскучило, он запел. — Если бы мои губы сказали: «Адиос, ты мне не нравишься, я думаю, что ты отвратителен!», это было бы слишком плохо, я мог бы разозлиться, — пел он глупым голосом, потому что был слишком неуверен в себе, чтобы использовать свой настоящий голос. Демон переместился на второй этаж. Его шаги были более приглушенными, отдаленными, но не совсем бесшумными.       Минки попытался освободить себе больше места, чтобы удобно сидеть, но в основном все закончилось тем, что он перекинул ноги через стопку коробок, а голову положил на руку.       Он мысленно задавал себе вопросы о задачах на умножение. Девятнадцать раз по девятнадцать — это, блядь, уххх… Триста шестьдесят один. Да. Является ли это интеллектом?       Когда сверху донесся особенно громкий звук, он уставился в потолок, как будто это могло остановить его. Он даже открыл банку венских сосисок и притворился гигантом, поедающим маленьких людей, в комплекте с тихими мольбами: «Нет, не ешь меня!» и тихими криками: «Ааааа!»       Шаги раздались прямо над его головой, когда он пил бутылку воды, которую вытащил из одной коробки. Они остановились на кухне, но затем дверь в подвал открылась. — Я знаю, что ты здесь, Минки, — пропел демон, тяжелые ботинки загрохотали по старой скрипучей лестнице, когда он спускался вниз.       Он медленно закрыл бутылку с водой крышкой и потянулся за фонариком. Он выключил его, а затем опустил голову, прислонив ее к коробке консервированных персиков. 4-7-8, подумал он, крепко зажмурив глаза. Вдох четыре секунды, задержка семь, выдох восемь секунд. Пока он снова не запаникует, с ним все будет в порядке. Паника приводила к глупым решениям; он знал это из первых и вторых рук, став свидетелем того, как Юнхо был избит, играя в Пушистую Утку, а затем был втянут в игру сам, когда Феликс и Хансе поставили его на место. Он закончил тем, что уткнулся головой в унитаз, в то время как Хванун откинул его волосы назад и назвал его «чертовски тупым» очень нежным голосом. Отличная ночь. Десять из десяти сделали бы это снова.       Загремел металл, и он услышал, как демон усмехнулся. — Ты думаешь, что ты умный, а? — и, откровенно говоря, да, он так думал, потому что этот демон был ужасен в прятках, он провел так долго, болтаясь наверху, а затем попался на самый дерьмовый трюк в прятки. Может быть, с ним все будет в порядке.       Раздался скребущий звук, и демон снова рассмеялся, резко, с придыханием выдохнув через нос.       Несмотря на попытки убедить себя, что с ним все будет в порядке, Минки чувствовал себя лягушкой на бревне или обезьяной, раскачивающейся на дереве и дразнящей аллигатора, не подозревая, что аллигатор может схватить его в любой момент. Его сердце начало романтически трепетать в груди, и ему стало трудно дышать, что при других обстоятельствах, не связанных со смертью, он мог бы счесть возбуждающим.       Крик сорвался с его губ, когда дверь распахнулась и врезалась в соседнюю стену. Его сердце набрало обороты, колотясь, как электрическая дрель, в ребра, а демон стоял там, маяча в дверном проеме, с широкой ухмылкой на лице, тяжело дыша. — Нашел тебя!       Минки швырнул фонарик ему в голову и не стал дожидаться, пока он отшатнется назад; он прополз под его ногами и наполовину споткнулся, наполовину побежал к лестнице в подвал. На полпути вверх чья-то рука обхватила его лодыжку и дернула назад. Его лицо врезалось в дерево, и боль расцвела в носу. Он почувствовал легкое головокружение, и что-то влажное скользнуло по его губам.       Щепки от дерева царапнули его живот, и демон запустил руку в волосы и дернул его голову назад. Другой заломил ему руку за спину, и он взвизгнул, ударившись коленями и голенями о ступеньки, пока боролся. Его голова снова ударилась о ступеньки, и он почувствовал, как кровь брызнула ему на лицо из носа. — П-пожалуйста— блядь, ой! — он заскулил и забил ногами, закинув другую руку за спину. Демон прижался ближе, и он замер, дыхание сбилось, когда что-то твердое прижалось прямо под изгибом его задницы, — отвали от меня, блядь! — он взвизгнул, каким-то образом найдя в себе силы оторваться и вскарабкаться по лестнице.       Но демон не испугался и лениво потопал за ним, как будто знал, что ему не уйти. Минки заполз на кухню, кровь капала ему на руки. — Минки, детка, — протянул демон, хлопая дверью подвала, когда уходил, — ты упрямишься. Уёни просто хочет поиграть с тобой. — Оставь меня в покое! — Минки жалобно пискнул, поднимаясь на ноги и прислоняясь спиной к кухонной раковине. Он был выше его, крупнее его, и все же он чувствовал себя меньше, чем когда-либо. Бессильный. Уён потянулся за чем-то на прилавке. Он помахал им перед лицом, предмет блеснул в лунном свете, льющемся из окна.       Нож.       Он подошел ближе, надувшись: — А теперь, как насчет того, чтобы перестать пытаться убежать? Я нашел тебя. Я выиграл. А ты просто ведешь себя грубо.       Уён поднял руку, и Минки отпрянул назад, захныкав, когда плоская сторона ножа скользнула по его щеке.  — Пожалуйста, н-не надо, — бездумно он пополз в сторону, колени угрожали подогнуться. Уён последовал за ним, — мне жаль. — Я ценю твои извинения. Я знаю, что ты это серьезно, — Минки шмыгнул носом, облегчение поселилось в его груди, когда демон положил нож на плиту. Он был быстро потушен, — но я все равно собираюсь получить свою награду.       В следующее мгновение он обнаружил, что его перекидывают через плечо демона. Он размахивал руками и кричал, а Уёну, казалось, было все равно, он нес его через гостиную, как будто его колени не были разбиты. — Отпусти меня, у-ублюдок! — Хорошие мальчики не употребляют таких слов. Мне придется наказать тебя за это. — Пошел ты! — Минки плюнул, ударив кулаками в спину Уёна, — пошел ты, ты, моча, пьющего клюквенный сок идиота! Отпусти меня!       Весь воздух, который был у него в легких, был выбит в тот момент, когда он упал на пол, и он захрипел, кашляя и корчась от боли. Что-то пнуло его в задницу, сапог демона: — Вставай.       Всхлипывая, он оперся о стену и оттолкнулся от земли. Его сердце не было создано для такого рода нагрузок. Больше всего упражнений он получал от дыхания и танцев. Его зрение немного закружилось, и он, дрожа, прислонился к стене. — Пожалуйста, остановись, — взмолился он, — я не могу… Я… я сделаю все, что угодно…       Уён фыркнул: -Тебе повезло, что ты милый, когда плачешь, — он прижал Минки грудью к стене, и у Минки едва хватило сил оттолкнуть его руки, когда он задрал свитер. Он просто рыдал, его мольбы звучали искаженно и бессвязно, — милое нижнее белье. Мне нравятся медведи.       Пальцы обвились вокруг его талии, и он вскрикнул от разочарования, борясь с желанием вырваться, когда демон прижался к нему, одетая выпуклость настойчиво вдавливалась в его задницу. — Веди себя прилично, Минки. Ты знал, во что ввязываешься. И я думаю, что ты хотел этого. Разгуливаешь в одном свитере и нижнем белье, издеваешься надо мной. Как непослушно с твоей стороны, — прорычал Уён ему в шею. Минки покачал головой, сдерживая очередной всхлип.       Его нижнее белье было спущено до колен. — П-прекрати это, — взвизгнул он, врезавшись, бедрами в стену, что угодно, лишь бы убраться подальше от прикосновения демона, — пожалуйста… п-пожалуйста, сэр, Уёни… — Попрошайничество ничего не даст, только сделает меня тверже, — Уён нащупал его задницу, и Минки зарыдал от унижения, сжав бедра вместе, и ударился головой о стену в знак поражения.       Он чувствовал себя больным, изнасилованным, его желудок скрутило от отвращения к себе и демону, когда грубая текстура стены царапнула его член. Он был тверд, даже когда Уён раздвинул половинки и плюнул в щелку его задницы. — Такой симпатичный мальчик. Такой отзывчивый, — промурлыкал Уён, — не могу дождаться, когда порву твою хорошенькую пизду.       Минки ахнул и сжал кулаки, зажмурив глаза, когда демон прижал когтистый палец к его дырке, угрожая просто протолкнуться внутрь. — Пожалуйста, не надо, — всхлипнул он, чувствуя себя скорее заезженной пластинкой, чем человеком, — пожалуйста.       Демон хихикнул, но позволил свитеру Минки упасть обратно на бедра, вместо этого решив схватить его за лицо и откинуть голову назад, впившись большим пальцем в щеку. — Открой свой рот.       Он проклинал богов, которые создали его. Нерешительно он открыл рот, и демон плюнул ему на язык. Минки поперхнулся, и Уён рассмеялся над ним. — Проглоти это, — сказал он. Минки закричал и ударил рукой по стене, заставляя себя сглотнуть, — хороший мальчик.       Никогда в жизни он не чувствовал себя более униженным, чем сейчас. Сан был жестоким ублюдком, всегда давил на него при каждом удобном случае, но он никогда так с ним не обращался. Те несколько раз, когда они дурачились, он был нежен. Он даже никогда не поднимал на него руку, не говоря уже о том, чтобы обращаться с ним как с куском мяса. Животное. Что-то, что можно использовать.       Его дыхание вырывалось резкими рывками, а звук стучащих зубов звучал так громко в ушах. Рука демона вцепилась в его бедра, а ногти — когти — впились в кожу, с легкостью разрывая плоть. Кровь просочилась сквозь его пальцы, сочась, как теплое молоко, по голому бедру. Он сдержал крик и всхлипнул, когда Уён наклонился вперед, губы скользнули по основанию его шеи. — О-остановись, пожалуйста, — взмолился Минки, царапая ногтями стену и отдирая обои.       Уён проворковал, почти сочувственно. — Не бойся, — прошептал он, прижимая когти и впиваясь глубже, — я знаю, что ты на самом деле не хочешь, чтобы я останавливался. Я знаю, что творится в твоей хорошенькой головке. Я знаю все, чего ты хочешь, в чем тебе стыдно признаться.       Он чувствовал в себе когти демона, обжигающие, словно толстые иглы, вонзающиеся в кожу, и всхлипывал, прижимаясь щекой к стене. — Ты не знаешь! — его голос дрожал сильнее, чем ему хотелось. Тем не менее, независимо от того, во что он хотел верить, на чем он так отчаянно настаивал, какая-то часть его знала, что Уён говорит правду. По какой причине демон должен лгать о чем-то подобном? Он знал. Щеки Минки горели более ярким румянцем, чем его кровь.       Затем Уён прижался ближе, и его колени подогнулись. Демон схватил его за талию и удержал на месте, подвешивая над землей, и посмеялся над ним. Пронзительный и жестокий звук. — О, принцесса, — вздохнул Уён, как будто их разговор, если его можно так назвать, был ему скучен, — я точно знаю, чего ты хочешь. Хочешь, я тебе расскажу? Или ты позволишь мне услышать, как ты это скажешь? — Пошел ты, — он моргнул сквозь слезы, сосредоточившись на кусочках бумаги, застрявших у него под ногтями, на теплой струе крови, стекающей по ноге, на угрозе когтей Уёна, царапающих его живот, где он держал его, выпуклость демона, вдавливающаяся в его задницу через свитер; пытаясь найти где-нибудь в своем уме, где ему не придется сталкиваться с вещами, которые он старательно запирал. То, чего он всегда стыдился признаться, что хотел.       Уён зарычал, издав низкий гортанный звук, и его хватка усилилась. Минки изо всех сил старался не закричать и сжал бедра вместе, свесив колени и ударившись о деревянный пол. Он чувствовал себя глупым и ничтожным в этом положении, и, возможно, это было то, чего хотел демон. — Ты так старался отказать себе в своих желаниях, не так ли? Ты притворяешься, что у тебя в голове нет всех этих грязных мыслей, но они всегда там. Ты никогда не перестанешь хотеть, жадная маленькая штучка, — Минки взвизгнул, когда Уён бросил его на пол и подтянул раненую ногу к груди. Кровь пропитала его свитер, — ты проиграл мою игру. Это значит, что я могу делать с тобой все, что захочу. Но я хороший человек, принцесса. Ты знаешь, почему я хороший человек?       Подбородок Минки задрожал. - П-почему?       Он наклонился, положив руки на колени, и улыбнулся Минки сверху вниз, как улыбнулся бы новому домашнему животному, разрывающему оберточную бумагу из коробки, из которой они вышли. — Я так рад, что ты спросил! Потому что я не собираюсь убивать тебя или забирать твою душу. Видишь ли, ты мне очень нравишься. В жизни ты красивее. И… хм, мне нравится, как ты сейчас смотришь на меня своими большими, красивыми глазами. Ты такой невинный и в то же время такой порочный. Ты должен считать себя счастливчиком. Мои игрушки никогда не длятся долго… Мои друзья всегда говорят, что я слишком груб, — Рука обхватила бицепс Минки и перевернула его на спину, — Но я знаю, что ты можешь взять все, что я могу дать, потому что ты хороший мальчик, и ты хочешь всем угодить, не так ли? — Я не х-хочу умирать.       Ухмылка демона, казалось, стала еще шире, и его острые зубы заблестели в лунном свете, льющемся через окно. — О, дорогой, — брови Уёна приподнялись в чем-то похожем на беспокойство, — не говори глупостей, ты слишком хорошенький для этого, — медленно его рука опустилась вниз, и Минки напрягся, вскарабкался, прижался спиной к стене и пискнул, сжимая внутреннюю поверхность бедра. Его коготь слегка царапнул кожу, оставив шрамы, которые можно было стереть слюной. Это было не больно, но Минки все равно захныкал. У него было представление о том, к чему это приведет; он прокручивал этот момент — не то, что происходило сейчас, в частности, хотя, конечно, — миллион раз в своей голове, прежде чем лечь спать, и каждый раз, когда у него была минутка наедине, чтобы мастурбировать.       Слезы навернулись у него на глаза. — Я не хочу этого, — он поджал губы и прижал руку к бедру, — пожалуйста, У-Уёни. Не надо.       Большой палец Уёна коснулся его щеки. — Бедный малыш, — наклонившись вперед, он откинул голову Минки назад и поцеловал его, впитывая все его тихое сопение и влажные всхлипы. Он слышал, как сильно бьется сердце Минки в его груди, беспорядочные обрывки мыслей, которые он был слишком уязвим, чтобы оградить Уёна от восприятия; он был в ужасе, сильно дрожал и не мог остановиться, как ни старался. Пожалуйста, пожалуйста, нет.       Минки пнул его по ногам, одна рука поднялась и обхватила запястье демона. Пожалуйста. Уён отстранился, поднял другую руку и опустил ее на щеку Минки. Тихий писк сорвался с его губ, и кожа расцвела красивым темно-красным цветом в форме его руки; Минки удивленно моргнул, глядя на него, и глаза его заблестели от непролитых слез, рот безмолвно открылся. Он не пропусти дрожь во всем теле или то, как он расслабился, стал немного более податливым. — Я точно знаю, чего ты хочешь, — повторил он, обхватив лицо Минки рукой и сжимая его щеки до тех пор, пока его губы не сморщились, слегка распухли и покраснели от крови. Уён слизнул кровь, размазанную у него под носом. Жалкое маленькое существо захныкало, и слезы покатились по его щекам, впитываясь в кожу Уёна. Он вонзил когти в покрасневшую кожу и поцеловал его в лоб, — ты хочешь, чтобы кто-то причинил тебе боль. Ты хочешь знать, что кто-то тоже хочет причинить тебе боль. Что твоя боль возбуждает их. Что они довольны твоими страданиями. Ты хочешь, чтобы тебе сказали, что ты издаешь самые милые звуки, когда тебя бьют. Что ты такой хорошенький, когда боишься.       Минки покачал головой, но наклонился навстречу прикосновению демона, так явно не осознавая, что он сжимал бедра вместе, немного подпрыгивая и извиваясь, потому что его тело знало лучше. — Ты можешь отрицать это сколько угодно. Но ты не можешь изменить то, как реагирует твое тело, когда ты сталкиваешься с тем, чего хочешь. Ты хватаешь ртом воздух, как гребаная дворняжка, — прорычал Уён, ставя ногу между ног, просто угрожая наступить. Рука Минки сомкнулась на его ботинке, обвиваясь вокруг подошвы. Нет, нет, нет. И все же он покачал бедрами, пытаясь добиться хоть какого-то трения. — Я вижу все твои скрытые побуждения. Потребности, которые ты не можешь объяснить. Ты чувствуешь это сейчас, не так ли, малыш? Это пугает тебя, но и возбуждает тоже, не так ли? Беспомощность. Тот факт, что ты слишком слаб, чтобы сопротивляться. Ты говоришь себе, что ненавидишь это, и ты плачешь, и ты дерешься, — он опустил ногу, ухмыляясь, когда Минки зажмурился и зарыдал, сжав руки в кулаки на бедрах. Его брови поползли вверх, разрываясь между болью и удовольствием, и он издал сдавленный стон. Уён наклонил голову и отпустил его лицо только для того, чтобы снова ударить его по другой щеке. — Ой, — воскликнул Минки, его нижняя губа задрожала. Это было драгоценно. И если бы Уён не мог видеть его насквозь, он, возможно, вообще не хотел причинять ему боль. Демон наклонился и снова поцеловал его, жадно облизывая его рот, кусая и посасывая его язык, пока он не начал кровоточить и пускать слюни по подбородку, слишком глупый, чтобы помнить о глотании.       Тяжело дыша, он прижал еще один поцелуй к губам и держал рот Минки открытым, прижимая большой палец к его языку. Слюна скопилась у него во рту и потекла по подбородку. Уён ухмыльнулся. — Но твое тело знает, чего оно хочет. Так что ты можешь драться, плакать и кричать сколько хочешь, принцесса, но ничто из того, что ты сделаешь, не остановит меня от того, чтобы разорвать тебя на части. — Н-нет, — всхлипнул он, отчаянно мотая головой. Уён запустил руку в его волосы и грубо потянул его вверх. Минки взвизгнул и лягнулся, обхватив обеими руками запястье демона, — не надо… Я не хочу… — Заткнись. Я чертовски ненавижу лжецов.       Уён запустил руку ему в волосы и потащил по коридору в его спальню, не обращая внимания на крики Минки и боль от того, что ногти впивались и царапали запястья и руки. Он знал, что это было притворство. Это было то, чего желал Минки. Он давал ему только то, что он хотел.       Он отпустил Минки и позволил ему свернуться калачиком на полу своей спальни, дрожа и плача. — Я… я буду хорошим, — рыдал Минки, извиваясь, — пожалуйста. Я буду вести себя хорошо. Не делай мне больно. — Шшш, иди сюда. Все в порядке, принцесса. Со мной ты в безопасности, — Уён встал перед ним и похлопал его по бедру, поощряя Минки подползти вперед и сесть перед ним на колени. Минки моргнул, глядя на него умоляющими глазами. Каждая частичка его кричала, сбитая с толку, потому что он был так тверд, что это причиняло боль, но его разум продолжал настаивать на том, что он не хотел этого. Но если он этого не хотел, почему его тело реагировало на это так, как он? — Будь хорошим мальчиком, и мне не придется причинять тебе боль. Сними с меня ремень…       Яростно моргая сквозь слезы, Минки уставился на него, дрожащие руки не предпринимали никаких попыток сдвинуться с того места, где они безвольно лежали на его бедрах. — Ты что, слишком тупой, чтобы сделать это самостоятельно? — спросил Уён сладким и ядовитым голосом одновременно. Его брови были нахмурены в сочувствии, но в глазах было все, кроме этого.       К черту его. Минки шмыгнул носом, кивая, сам того не осознавая. — Д-да, — захныкал он в ответ, — извини.       Демон зарычал на него и закатил глаза, но, казалось, не слишком возражал, когда расстегнул ремень и расстегнул молнию. — Ты такой чертовски глупый, — выплюнул он, вытаскивая свой член, лениво обхватывая его рукой и поглаживая, — глупый, взбалмошный маленький ребенок.       Его щеки горели под отпечатками ладоней Уёна, и он влажно шмыгнул носом, чуть не упав лицом вниз, когда попытался ползти вперед и быстро забыл, что у него есть руки. — Я-я знаю. П-прости.       Уён потерся головкой своего члена о пухлые красные губы Минки, размазывая по ним преякулят. Минки сморщил нос, поджал губы, как будто ненавидел это. — Открой, — сказал демон, продвигаясь вперед. Минки попятился назад, издав низкий горловой стон, лицо упрямо сморщилось от отвращения. Он хлопнул его по щеке, но Минки крепко держал рот на замке, только пискнул от жжения, — открывай, блядь, тупая шавка. Если мне придется заставить тебя, я буду трахать тебя в глотку, пока ты не истечешь кровью.       При этой угрозе губы Минки приоткрылись, и он высунул язык. — Укусишь меня, и я выбью тебе зубы, — предупредил Уён, подтолкнув головку своего члена к губам, — соси.       Минки слегка всхлипнул и обхватил головку его члена, а демон скользнул рукой по задней части его шеи, твердой и грубой. Он изо всех сил старался следить за своими зубами и просто посасывал кончик, прежде чем опуститься на следующие несколько дюймов, прижимая язык к нижней стороне члена. Случайный взгляд на Уёна сквозь ресницы только заставил его почувствовать себя крошечным и незначительным.       Он выглядел невозмутимым, и это приводило его в бешенство. Он пришел в его дом — игнорируя тот факт, что технически его пригласили, — заморочил голову, использовал против него все, что когда-либо хотел, а потом просто сидел там, как будто это даже не было приятно?       Его коготь слегка почесал висок, и Минки почувствовал себя таким расстроенным, что еще больше слез навернулось у него на глазах и потекло по щекам. Как бы унизительно это ни было, Минки хотел, чтобы ему было хорошо. Он хотел, чтобы Уён сказал ему, что он делает хорошую работу, что он хороший мальчик. Втянув воздух через нос, он заставил себя проглотить оставшуюся часть его длины, пока его нос не уткнулся в темные лобковые волосы Уёна.       Хватка Уёна усилилась на его шее, когти были опасно близки к тому, чтобы вонзиться в кожу, и он толкнул его голову вперед, крепко удерживая ее там, где она была. У него перехватило горло, а глаза затрепетали, когда он попытался втянуть воздух. Теплая кровь стекала между его пальцами по мере того, как он сильнее впивался ногтями в ладони, и хотя он боролся, демон не отпускал его. Он не станет этого делать, пока не будет удовлетворен. — В чем дело? Ты не можешь дышать? — сладко сказал Уён, ухмыляясь, когда глаза Минки начали затуманиваться, — хорошо. Шлюхам вроде тебя не нужно дышать. Ты все равно глуп, тебе не нужны те немногие мозговые клетки, которые у тебя есть.       Когда этого было слишком много, и он едва мог видеть Уёна сквозь темные пятна, затуманивающие его зрение, демон жестоко откинул его голову назад. Он громко ахнул и безвольно упал на бедро демона, дрожа и царапая кожу. Все казалось мягким и пушистым, и тепло разлилось внизу живота. В носу у него пульсировало, и он захныкал, зрение затуманилось. — Ты со мной, красотка? Хм? Давай, открой глаза и скажи мне пять вещей, которые ты можешь видеть.       Минки заплакал и покачал головой, недовольный тем, что ему поручили что-то, что казалось таким трудным, прежде чем он сел и моргнул, глядя на него. Уён терпеливо смотрел на него сверху вниз. В лихорадке Минки подумал, что он симпатичный. — Р-р-родинка у тебя на губе. Эм… эта… кровь на моих руках. И моих бедрах тоже, — он судорожно вздохнул, быстро моргая, пытаясь сосредоточиться, — ты… у тебя на животе есть имена. Сонхва, Хонджун и Ёсан. Они розовые и блестящие, — он шмыгнул носом, подняв руку, чтобы ткнуть большим пальцем в букву «в». — Хорошо. Четыре вещи, которые ты можешь почувствовать.       Он заскулил и заерзал на месте. Его бедро пульсировало там, где Уён разорвал его кожу, пустив кровь. Его горло ощущалось так, словно его ударили изнутри. Его щеки горели от пощечин. И ладони его рук болели от того, что он впивался в них ногтями. — У меня б-бедро болит, я чувствую к-кровь. И-и мое горло тоже болит. Я… эм… мои щеки горят. Мои ладони тоже болят.       Демон погладил его по голове, и Минки почувствовал себя глупо, смущенно. Даже расстроенно. Он вытер глаза и наклонился навстречу прикосновению Уёна. — Почти готово, детка. Можешь ли ты сказать мне три вещи, которые ты можешь услышать? — Твой голос, — пробормотал Минки, облизывая губы, — Мое дыхание. И… и-и-и звонит мой телефон. Это Чонги, потому что его рингтон, эм… — думать становилось все труднее, разум становился пустым и затуманенным, и он вздрогнул, прикусив губу, — эм… это… кое-что. — Хорошая работа. Две вещи, которые ты можешь понюхать, и одну вещь, которую ты можешь попробовать на вкус. — Я не знаю! — он жалобно завыл, уткнувшись в бедро Уёна, — я чувствую твой запах! Т-т-ты пахнешь всякой дрянью, и я чувствую твой вкус у себя во рту! — Минки плакал в бедро демона, расстроенный, потому что он больше не хотел думать, он устал, и он хотел спать, или отключиться, или просто вернуться к тому, что он чувствовал, когда давился членом Уёна. Мгновение он просто лежал, прижавшись к бедру Уёна, дрожа и тяжело дыша, заставляя себя больше не думать.       Резкий шлепок по щеке привел его в чувство, и он вздрогнул, слегка закатив глаза. — Давай, дорогой, подними голову. Будь хорошим мальчиком, или мне придется избавиться от тебя. Ты хочешь, чтобы я оставил тебя, не так ли, принцесса?       Всхлипывая, он откинулся назад, опустив руки на пол, чтобы собраться с силами. Его зубы стучали, легкая боль уже начала поселяться в челюсти. Он открыл рот так широко, как только мог, внимание сузилось до такой степени, что все, на чем он мог сосредоточиться, было Уён, Уён, Уён, и все, о чем он мог думать, это быть хорошим. — О, хороший мальчик, — похвалил демон, запихивая обратно в рот, — может быть, ты не такой тупой, как я думал, — он мог видеть Уёна сквозь полуприкрытые глаза, чувствовать его крепкую хватку за голову и тяжесть его члена во рту, слышать его тяжелое дыхание и сдавленные стоны, чувствовать запах пота и крови и вкус чего-то соленого на языке.       Демон нежно обхватил его щеки, большими пальцами успокаивая оголенную кожу, и подался бедрами вперед. Минки делал все возможное, чтобы оставаться неподвижным и держать горло расслабленным, потому что он был хорошим мальчиком. И когда ему стало трудно дышать, когда он сглотнул вокруг его члена, и его слюна загустела, громко хлюпая, а затем потекла из уголков его губ и скатилась по подбородку и шее, он остался очень неподвижен.       Уён хвалил его снова и снова между стонами, его голос был таким хриплым и красивым, что у него закружилась голова. Он знал, что выглядит испорченным, лицо красное от сильных пощечин, глаза опухшие от слез, и слюна по щекам и подбородку, когда демон вытащил и размазал ее там, но Уён улыбнулся ему сверху вниз, глаза почти ласковые, и погладил его по щеке. — Ты выглядишь как принцесса.       Минки не мог удержаться от улыбки вокруг его члена.       Он закрыл глаза, и его локти подогнулись, но Уён поддержал его своими мягкими, красивыми руками, и ему это понравилось. Было приятно, когда его обнимали, использовали и не думали ни о чем конкретном, его мысли проплывали мимо, оставаясь осознанными, но неосознанными. Если бы демон был мягче, он мог бы просто заснуть, позволив использовать свой рот. Однако каждый раз, когда он достигал этой точки, голос Уёна возвращал его, хваля и воркуя над ним, как будто он был чем-то особенным, чем нужно дорожить, а затем унижал его сразу после этого, заставляя его хотеть растаять и исчезнуть.       Все противоречило друг другу. Он не знал, что и думать, так что было проще не думать. Он не знал, что чувствовать эмоционально, поэтому сосредоточился на физическом. Ничто не имело смысла. Он хотел этого и не хотел. Уён был жесток и он не был.       Уён хрюкнул над ним и снова наклонил голову вперед, член подергивался в его горле, пока он не кончил, теплый и толстый. Минки слабо застонал, слишком не в себе, чтобы проглотить, и погнался за его членом, когда он вытащил его, наполовину закрыв рот. — Открой и плюнь, принцесса, — Уён легонько постучал его по подбородку, а другую руку поднес к губам. Его рот легко открылся, и он повиновался, больше пуская слюни, чем плюясь, кончая и густея слюной в ладонь ожидающей руки демона, — ты такой хороший мальчик. Ты так хорошо слушаешься! Я так горжусь тобой, милый.       Он опустился на кровать Минки и постучал по кровати. Минки пополз вперед на трясущихся руках и после небольшой борьбы вскарабкался наверх, перекинув свое большое тело через колени Уёна. -Хороший мальчик, — Уён перекинул ногу через обе ноги Минки, потому что знал, что Минки снова начнет драться, как только начнет думать, — собираюсь растянуть тебя, — тихо сказал он, наклонив голову, — ты собираешься оставаться неподвижным, как хороший мальчик? — М-ммхм… — Минки шмыгнул носом, совершенно обмякший, даже когда Уён протолкнул два пальца в сперме и слюне в него. Было больно так сильно растягиваться, когда в нем так долго ничего не было, но он только заскулил и уткнулся лицом в бедро демона. Он задал жестокий темп, загоняя пальцы глубоко внутрь, и Минки рыдал и стонал, упираясь пальцами ног в пол, потому что это было больно, но в то же время так чудесно.       Его мысли вернулись к нему, когда Уён вставлял третий палец, и он громко завыл, впиваясь пальцами в покрытый ковром пол. Его член терся о грубую ткань штанов Уёна. Было больно, и сперма размазалась по черной ткани, испачкав ее. — Ты обещал, что будешь сидеть смирно, — ругал Уён, когда он боролся с его хваткой, извиваясь и плача, — мне придется наказать тебя, сопляк. — Отпусти…отпусти меня, — прохрипел он. — Отпустить тебя? Но тебе это так нравится, — это было подчеркнуто особенно жестоким поворотом его запястья, вонзившим пальцы глубже, чем это было возможно. Глаза Минки закатились, и он застонал, немного пошатываясь, пытаясь приподняться.       Его нос врезался в ногу Уёна, когда он рухнул, и он сердито потер мокрые глаза. Не задумываясь, он впился зубами в бедро демона.       Уён втянул воздух сквозь зубы. — Ты кончил мне прямо на штаны, — пробормотал он, как будто это даже не было больно, — я должен заставить тебя вылизать это, как грязную дворняжку, которой ты и являешься.       Он вынул пальцы и вытер их о тыльную сторону бедра Минки. Он с рычанием ударил его по затылку, и Минки отпустил свой укус, чтобы взвизгнуть. — Ложись на кровать. Не пытайся бежать. Я не буду хорошим, если мне придется гоняться за тобой.       Плача, Минки вскарабкался на кровать, чувствуя, что конечности превратились в желе, и рухнул на живот посреди матраса. — Пожалуйста, — невнятно пробормотал он, не уверенный в том, о чем он вообще просил.       Кровать прогнулась, и Уён устроился на нем, голые ноги терлись о его собственные. Он закричал, вцепившись пальцами в подушку, когда раскаленная боль расцвела в его заднице. — О-оу! Ой… — он снова закричал, дыхание перехватило у него в горле.       Уён снова опустил ремень, и Минки закричал и зарыдал, дрыгая ногами. — Н-не надо! Больно — Это больно! — он потянулся назад дрожащими руками, пытаясь защититься, и Уён не потрудился прижать его руки вниз. Он снова опустил ремень. Он научится.       Минки уткнулся лицом в подушку, чтобы заглушить свои крики. Он не мог дышать, и это было так больно. Он не мог не корчиться и не рыдать от бесполезных просьб, когда кожа зацепила изгиб его задницы, где было больнее всего, и отдергивал руки и сжимал их в крепкие кулаки каждый раз, когда он тянулся назад, и демон тоже бил их. — Я и-извиняюсь! Уен— прости! Ой, п-пожалуйста!       Но Уён не останавливался. Задыхаясь, Минки обмяк и просто плакал, вскрикивая при каждом ударе.       Казалось, прошла целая вечность, когда его слезы наконец высохли и он мог только икать и кашлять, когда он наконец остановился. Рука пробежала по его заднице, успокаивая горящую плоть, и демон вздохнул над ним. — Теперь ты будешь вести себя хорошо? Или я должен продолжить?       Тяжело дыша, Минки покачал головой. -Б-буду хорошим… не надо больше, пожалуйста…       Уён вздохнул. — Хороший мальчик, — Минки вздрогнул, когда он отбрасил ремень в сторону, — это было не так уж трудно, не так ли? Ты так хорошо это воспринял.       У него не хватило духу сопротивляться, когда демон схватил его за запястья и прижал их к пояснице одной рукой, а другой раздвинул его и толкнулся внутрь. Он плакал, но слез не было. Уён погрузился в него, полностью заполняя его, толкаясь до тех пор, пока его бедра не оказались на одном уровне с его ноющей и покрытой синяками задницей. — Бедный малыш, — Уён хлопнул его по заднице, — тебе больно?       Минки кивнул, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Демон растянул его пальцами, но он был большим, толстым и таким слишком. Не помогло и то, что он основательно надрал его задницу.       Уён рассмеялся и начал трахать его, задав быстрый, жестокий темп. Минки почувствовал себя так, словно его раскололи надвое, и свежие слезы навернулись ему на глаза, пролились и собрались под тем местом, где его щека была прижата к подушке. — Такая хорошая маленькая принцесса, — похвалил демон сквозь рыдания Минки, — так хороша для меня.       Минки бессвязно бормотал в промежутках между рваными стонами, извиваясь под демоном. Его мозг изо всех сил пытался все рационализировать, справиться с болью и удовольствием. Он слишком много думал, и в висках у него стучало.       Я знаю, чего ты хочешь. Минки хныкал и стонал, бедра дрожали, когда Уён входил в него быстрее, глубже. Затуманенным зрением он заметил часы на прикроватной тумбочке. 5:57 утра. Он несколько раз моргнул и скорчился, сжимая и разжимая кулаки. — Т-ты солгал, — пробормотал он сквозь слезы, — черт…       Он согнул пальцы, слабо надавливая на живот Уёна, когда тот толкнулся вперед, глубоко зарываясь и затихая, тихо и грубо постанывая. Минки сжался вокруг него и пнул его по ногам, всхлипывая, когда демон полностью заполнил его; оно был теплым и липким, вытекало из него, когда он выходил.       Пальцы запихнули все это обратно внутрь, и Минки влажно икнул, уткнувшись в простыни. — Ты мне солгал, — снова сказал он, — сейчас… почти шесть…       Уён издал неопределенный звук. — Это было бы не весело, если бы я сказал тебе правду. Ты победил, — ответил он, потирая пальцами воспаленную, опухшую дырочку Минки. — Не хотел этого, — захныкал он, прикусив губу от боли. — Ты желал того, чего действительно, действительно хотел, — Минки шмыгнул носом и кивнул. — Я знаю, — прохрипел он, шмыгая носом, — н-не ожидал этого. — Ш-ш, теперь все в порядке. Я еще не закончил исполнять твое желание, — сладко сказал Уён, высвобождая его руки. Минки протянул руку, чтобы вытереть слезы, и издал вопросительный звук, — позволь мне позаботиться о тебе, Минки.       Когда Минки думал об этом, это всегда заканчивалось тем, что он чувствовал себя в безопасности. В большинстве случаев он был с Саном, иногда с Чонхо, и все было хорошо. Он знал, что даже после того, как они так жестоко обошлись с ним, им все еще было не все равно. Конечно, он никогда не набирался смелости спросить их об этом. Неужели он действительно так сильно этого хотел?       Шмыгая носом и слишком уставший, чтобы двигаться дальше, он кивнул. — Х-хорошо. — Хороший мальчик, — похвалил Уён, снова толкаясь в него. На этот раз это было медленно, нежно, и он заскулил, поджав пальцы ног. — Ооооо… — слабо простонал Минки, на его лице появилась дрожащая улыбка, пальцы сжались и зарылись в простыни.       Уён засмеялся: — Да? Разве это не приятно, принцесса? Наконец сдаться? Ты так много боролся, милый, держу пари, ты устал, — он провел руками по изгибу задницы Минки, разминая ушибленную плоть, чтобы заставить его хныкать и извиваться. Разум Минки затуманился, и он только застонал в ответ, приоткрыв рот на подушке, — ты так красиво выглядишь сейчас… Мне нравится, как ты выглядишь весь в метках. Ты так мило плакал, детка., — демон хмыкнул, качнув бедрами вперед один раз.       Все тело Минки было горячим, приятное и теплое сияние полностью охватывало его. Его жалило и болело повсюду; каждый порез, синяк и укус, пульсировавшие на его коже, ощущались как крепкие объятия. Это было так хорошо. Уён снова заговорил, но он не уловил ни единого слова. Он немного булькнул в ответ, вытягивая пальцы, шевеля ими, потому что он их не чувствовал, и это было глупо.       Он почувствовал, как демон склонился над ним, используя весь свой вес, чтобы прижать его к кровати и удержать там. Одна из его рук, поцарапанная во время борьбы, скользнула вокруг шеи и притянула его к голове. — Уёни — пробормотал он невнятно, прижимаясь щекой к руке демона. — Хм? — Уён уткнулся носом в волосы Минки, не в силах сдержать стон, сорвавшийся с его губ, когда он медленно вошел в него. Он чуть крепче сжал горло Минки, — вернись ко мне, принцесса. Дай мне услышать твой милый голос.       Ему нравилось, когда Минки сопротивлялся, когда он брыкался и кричал, но он тоже нравился ему таким: таким мягким и податливым, и в его теле не осталось ни грамма борьбы. Когда его разум опустел, и все, что ему нужно было делать, это лежать и чувствовать.       Уён действительно не ожидал, что его ночь пройдет так. Он ожидал легкой игры; он выиграет и получит душу, или он проиграет и исполнит желание глупого ребенка о ванночке мятного шоколада. Сан не упомянул, каким удивительным может быть Минки. — Нннх… черт, б-б-блядь, чувствую себя хорошо, — бормотал Минки, прижимаясь к коже Уёна, закатывая глаза каждый раз, когда его член прижимался к простате. Демон зарычал ему в ухо и хлопнул по бедру, когти оставили еще несколько порезов на плоти. — Мне нравится отмечать тебя, — простонал Уён, прижимаясь открытыми, небрежными поцелуями к влажной, потной коже плеча Минки. Его когти снова впились в бедро, и Минки застонал, вжимаясь в кровать, двигая бедрами крошечными кругами, — показывая, что ты весь мой. И когда ты проснешься позже, ты увидишь каждый синяк, каждый порез, каждый след от укуса, который я оставил, и ты будешь думать обо мне, не так ли?       Чувствуя головокружение и помутнение в голове, Минки кивнул. — Д-думать о т-т-тебе, — повторил он, открыв рот в беззвучном стоне. Уён толкался так глубоко, слишком глубоко, бедра лениво двигались вперед, как будто у него было все время в мире, чтобы разорвать его на еще более мелкие кусочки. Он захныкал, — ч-черт. О, черт…       Хватка на его шее усилилась, заставляя его запрокинуть голову, а спину выгнуться ниже, позволяя Уёну проникнуть в него намного глубже. — Ты так хорошо чувствуешься… такой тугой вокруг меня, щенок. Так хорошо. Не могу поверить, что я могу прикоснуться к тебе… видеть тебя таким; таким уязвимым и нуждающимся, — Уён застонал, легкая дрожь в его голосе была единственным доказательством того, что он тоже разваливался на части, и поцеловал Минки в волосы, — ты моё. Весь мой. Понял? — Черт! Гххх — Да, да, да! — вопли и рыдания, ноги дрыгаются между тем местом, где Уён зажал их между своими собственными. Этого было слишком много и одновременно недостаточно. Его голова раскалывалась, а горло саднило от всех этих криков, слез и траханья, но ему нужно было больше. Хотел большего. «Ты никогда не перестаешь хотеть, жадная маленькая штучка», -хочу… хочу увидеть тебя—Хочу, чтобы ты т-т-кончил внутрь снова. Пожалуйста, — взмолился он, протягивая руку, чтобы схватить Уёна за предплечье и сжать.       Уён выругался, а затем зарычал, выходя, и Минки завыл, как ребенок, от пустоты, чувствуя, как сперма Уёна стекает по его яйцам. — Черт. Иди сюда, принцесса, — демон перевернул его на спину, и Минки зашел слишком далеко, чтобы быть униженным, захныкал, раздвинув ноги и безвольно опустив руки рядом с головой. Он склонил голову набок и моргнул, глядя на него снизу вверх, зрение затуманилось от слез.       Мгновение демон ничего не делал, только смотрел на него сверху вниз прищуренными глазами, почти черными и широко раскрытыми от чистой похоти. Такой хорошенький.       Темно-красные синяки от ударов Минки покрывали его грудь и живот. Минки это понравилось. Теперь у него тоже были отметины. Он заскулил, увидев имена, вырезанные у него на животе. — Хочу твое имя… — В другой раз, принцесса, — Уён провел руками по груди Минки, царапая когтями синяки и порезы. Минки шипел и извивался, вытягиваясь, как котенок, так жаждущий его прикосновений, — посмотри на себя…       Когтистые пальцы сомкнулись вокруг его шеи, сдавливая. Ошеломленно Минки улыбнулся, закрыв глаза. Уён обхватил себя другой рукой и с легкостью вошел обратно в человека. Прерывистое, детское хныканье сорвалось с губ Минки, и Уён замурлыкал, прижимая его к кровати за шею и сжимая крепче.       Минки поперхнулся, его милая улыбка не исчезла, даже когда хватка Уёна усилилась, большой палец крепко прижался к его сонной артерии. — Ты хочешь, чтобы я наполнил тебя, милый? Хм? — Минки увидел звезды и медленно моргнул, подергивая пальцами. Уён взял одну из его рук и сжал ее, переплетя их пальцы вместе. Его бедра грубо ударили Минки по заднице, достаточно сильно, чтобы оставить еще несколько синяков и помочь затемнить те, что уже были, — хочешь, чтобы я трахнул тебя грубо, пока ты без сознания, лежишь там весь такой вялый и красивый для меня? Тебе бы это понравилось, детка?       Конечно, Минки не ответил; он уперся ногами в матрас, пытаясь откинуть голову, бедра дергались, а член влажно хлопал по животу. — Ты такой хороший мальчик для меня. Просто расслабься, принцесса.       В тот момент, когда рука Минки обмякла в его руке, Уён отпустил его горло. В таком виде он выглядел таким милым, теперь даже более податливым — почти чудесным, учитывая все обстоятельства, — и его губы красиво приоткрылись, глаза закрылись, а темные густые ресницы веером легли на скулы. — Ты выглядишь так идеально, — простонал он, хотя Минки не мог его слышать, и дернул бедрами вперед.       Его член дернулся, и он застонал в шею Минки, впиваясь зубами в влажную от пота и упругую плоть. Он приподнял бедра, чтобы проникнуть глубже, прикусил шею достаточно сильно, чтобы потекла кровь, и застонал, когда из него вырвался еще один оргазм.       Дрожа, когда он вытащил, он протянул руку и ударил Минки по щеке; достаточно сильно, чтобы ужалить и оставить след. Минки вернулся к нему сонный и медленный, слова звучали невнятно. — Уён… ч-что? — Шшш, — Уён наклонился над ним, уткнувшись носом в его щеку. Он засунул пальцы в расшатанную дырочку Минки, запихивая свою сперму обратно внутрь, — ты в порядке, принцесса. Я так сильно наполнил тебя. Ты чувствуешь это, детка?       Слабо застонав, Минки кивнул головой. Его член дернулся и сочился преякулятом, и он шмыгнул носом, извиваясь на месте, пальцы подергивались, как будто он хотел прикоснуться к себе. — М… Могу я кончить, пожалуйста? Нужно к-к-кон… — Уён промычал, скручивая и прижимая пальцы к его простате.       Сдавленный, пронзительный стон сорвался с его губ, и Уён позволил ему приподняться с кровати. Минки заскулил, пронзительно и дрожаще, ноги впились в матрас, пальцы вцепились в его волосы и крепко сжали. — Уен, Уен, Уен…так хорошо, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — закричал он; Уён хихикал над ним, засовывал пальцы, продолжал издеваться над его простатой, пока его бедра не дернулись, и сперма брызнула из его члена и капала, собираясь в пупке. — Вот так… Ты в порядке, красотка.       Минки рухнул на кровать, грудь его вздымалась с каждым вдохом. Затем он захныкал и заплакал, сжимая и разжимая трясущиеся руки. Демон шикнул на него и провел большим пальцем по складке между бровями.       Было ясно, что в ближайшее время он никуда не двинется. Но он был липким от пота и покрыт кровью и спермой на разных стадиях высыхания. Жалобный всхлип сорвался с дрожащих губ, когда Уён соскользнул с кровати. Он не хотел, чтобы его оставляли одного. — Я сейчас вернусь, — сказал Уён. — наберись терпения. Хорошие мальчики терпеливы.       Минки возненавидел это и сморщил нос, но не заскулил, когда демон ушел. Его разум все еще казался затуманенным и слегка пустым; трудно было думать о чем-либо, кроме того, каким бескостным и приятным он себя чувствовал. Его конечности все еще покалывало, они гудели от последствий оргазма, и его кровать внезапно стала очень, очень теплой.       Отстраненно он задавался вопросом, что делают Юнхо, Сан и Чонхо. И сколько сейчас времени. Пытались ли они дозвониться до него? Но ему также было все равно, и он был доволен тем, что отогнал эти мысли, чтобы просто лежать там, опустошенный. Это было приятное чувство — когда твой разум пустеет. Беспокоиться было не о чем. Нечего бояться или беспокоиться.       Что-то холодное пробежало по его животу, и он моргнул, зрение затуманилось, когда он попытался поднять голову. — Больно… — он пробормотал хриплым и низким голосом, — все причиняет боль, это хорошо.       Уён посмеялся над ним, теперь уже менее жестоко, чем раньше, и вытер кровь с его бедер. Агрессия исчезла, и его сильные удары сменились нежными прикосновениями, успокаивающими и теплыми на его коже. Минки практически мяукал, двигаясь и вытягивая ноги в хватке Уёна, когда он поднял их, чтобы добраться до крови, которая запятнала заднюю часть его бедер. — Грязный малыш, — сказал демон глупым голосом, который звучал смешнее только потому, что Минки чувствовал себя не в своей тарелке, и заставил его громко хихикнуть, сморщив нос. — Грязный ребёнок, — тихо повторил он, — грязный, грязный… — Уён потянул его за руки, поднимая и сажая к себе на колени. Минки уткнулся носом ему в шею, навалившись всем своим весом на демона, потому что он слишком устал, чтобы беспокоиться о том, что он может быть слишком тяжелым, слишком большим. Он задремал, пока Уён мыл его, просыпаясь всего несколько раз и однажды обнаружив себя на холодном полу ванной, когда его порезы перевязывали и целовали мягкие, теплые губы.       В следующий раз, когда он открыл глаза, он был в футболке и ничего, кроме, и его укладывали в постель. Он попытался заговорить, но все, что вышло, было сонным бульканьем, прежде чем слова вернулись к нему. — Останься… пожалуйста, — Уён издал тихий звук подтверждения и поднял одну из его рук, чтобы засунуть туда плюшевую черепаху. Минки заскулил, потирая бедра друг о друга, и прижал игрушку к груди, прижимаясь щекой к мягкой ткани, — останься.       Уён включил лампу рядом с кроватью, а затем моргнул, глядя на него сверху вниз, наклонив голову. Минки подумал, что он похож на ангела. Уён слегка рассмеялся и покачал головой, наклоняясь, чтобы поцеловать его в лоб. Это было мягко, нежно и так, так приятно. Это заставило кожу Минки по-хорошему покалывать. — Я не могу. Мне пора идти, — Уён гладит его по голове, как котенка, проводя пальцами по слегка влажным прядям. — Неееет, — Минки потянулся, чтобы потянуть за одну из рук демона, — нуждаюсь в тебе. Останься. Ты нужен мне здесь, — он что-то бормотал, обхватывая пальцами два пальца Уёна и дергая, пока его рука не оказалась достаточно близко, чтобы он мог обхватить губами большой палец. — А теперь замолчи, — слегка упрекнул он, совсем как Сан, когда Юнхо заскулил на него, — я не могу остаться. У меня есть дела, которые мне нужно сделать. — подушечка его большого пальца прижалась к языку Минки, поглаживая, и Минки извивался и хныкал, посасывая его палец, как ребенок. Его глаза опустились, и он шмыгнул носом, бормоча что-то о том, что Уён остается вокруг его большого пальца, — иди спать, принцесса. Санни и другие твои друзья будут здесь, когда ты проснешься, и они позаботятся о тебе. Я скоро вернусь, чтобы увидеться с тобой, но ты должен быть терпеливым. Хорошие мальчики терпеливы. Ты меня понимаешь?       Слюна скатилась по его щеке на мех черепахи. Минки кивнул, слишком глупый и сонный, чтобы думать как следует. — Останься… пока я не засну?       Кровать промялась у его изголовья, когда Уён сел, его другая рука поднялась, чтобы отдохнуть в волосах Минки, когти слегка царапали его кожу головы. — Только до тех пор, пока ты не заснешь, малыш, — Минки расслабился и успокоился, наконец закрыв глаза теперь, когда ему дали слово демона, — ты такой хорошенький… тоже такой хороший мальчик, — нос Минки дернулся, и он застонал вокруг большого пальца, наклонив голову вперед, ближе к нему. Уёну нравилось, как выглядели его губы, пухлые и розовые, вот так обернутые вокруг большого пальца, — я собираюсь оставить тебя, принцесса. Тебе бы это понравилось?       Минки не ответил, но Уён и не ожидал от него этого, так как его дыхание выровнялось. Он был так измучен, как никогда в жизни. И Уён уже знал, каким будет его ответ.       Минки это понравилось бы — он полюбил бы это — и Уён знал это. Он хотел и нуждался в руководстве. Свобода от необходимости делать трудный выбор. Комфорт от того, что у тебя есть кто-то главный. Простота выполнения того, что сказано. Счастье доставлять удовольствие другому. Страсть быть одержимым и полностью, полностью охваченным чем-то большим, чем-то более могущественным, чем он.       Минки нужно было подчиниться.       Такова была его натура. — Спокойной ночи, принцесса. Скоро увидимся.