Ослеплённые

Как жительница маленького городка Йоке Ван дер Люссе знает, чего делать нельзя, а именно: говорить то, что у тебя на уме в открытую, в том числе и политические убеждения, делиться своими секретами с соседями, даже если твой отец просто поранил ногу, и демонстрировать то, что тебе кто-то небезразличен. Все это становится достоянием общественности на следующий же день, и если в лицо тебе будут светло улыбаться, то твою спину всегда будет сопровождать перешептывание. Йоке, уже обжегшаяся об общественное мнение, старалась быть осторожной. У нее получалось это долгое время, своим упорным трудом она смогла заслужить уважение многих, кто раньше смотрел на нее косо. Но случилась Теодора. Идущая война ее не так волнует, как умные глаза этой американки. Конечно, скажут, журналистка — ей только подавай свежий материал для статей, и помогла она Йоке только по той причине, что хотела при случае взять у нее интервью. Йоке долго обсуждала эту ситуацию сама с собой в тот день, когда вернулась домой, но приватный разговор на следующее утро, когда Теодора с сочувствием выслушала некрасивую историю с доктором Госсенсом, отцом Бруно, наполнил ее сердце, и без того преисполненного благодарностью, бесконечным теплом. Быть обязанной Йоке не привыкла, и, хоть уставала после тяжелых пациентов, посланных кровопролитными боями, часто задумывалась над тем, как отблагодарить мисс Эйвери. Она всегда рада видеть Теодору у себя дома. Отец, сын, оба самых дорогих человека, воспринимают подругу их дорогой Йоке с восторгом. Ей этого достаточно для того, чтобы наслаждаться ее обществом. Теодора редко задает вопросы, больше слушает, разглядывая стройную Йоке с вниманием и дружеской улыбкой. Она заботливая подруга, какой у Йоке никогда не было, что даже вызывает у нее грусть. Йоке часто вспоминает, как Теодора прижала ее к себе как можно крепче в машине, победно следующей до Химворда. Чем больше вспоминает — тем больше смущается, чувствуя, что краснеет. Ей страшно надеяться на то, что это было продиктовано не только радостью. Как хорошо, что в такие моменты она находится наедине с собой. Когда ей так тяжело на смене и ноги надламываются от усталости, она вспоминает мисс Эйвери, и ей становится легче. Она не дура, понимает, куда ведет ее волнение. Все происходит практически как в тот раз, и Йоке ничуть не заботит, что объект ее светлых чувств — женщина. Но ей страшно второй раз обжечься и почувствовать себя абсолютно ненужной, обманутой. К тому же, мисс Эйвери в ее городе проездом, она надолго не задержится, да и отец не теряет надежды, что его дочь когда-нибудь найдет себе хорошего мужа. Уже не хочется хорошего мужа, хочется, чтобы мир был намного проще, чем он есть. Чтобы заботливый и хороший человек несмотря на его происхождение и пол оставался рядом. Столько всего. А сердце все чаще замирает в тревоге, как Теодора не может навестить семью Ван Дер Люссе. Провели не так много времени друг с другом, но в те же минуты достаточно, чтобы проникнуться. Огромный эмоциональный ком завязывается в груди Йоке. У обеих все же опасные профессии, требующие полной отдачи. Если призовут в окопы — придется идти. Все самое страшное, если следовать логике рассказов о таком событии как «война», только впереди… — Йоке? — Теодора зовет ее уже с минуту. Она, вздрогнув, виновато и растерянно смотрит на подругу, невысказанные слова в ту же минуту замирают на губах. Теодора отличается внимательностью, почти незримо садится рядом с Йоке и берет ее руку в свою. Йоке, как и на границе, сейчас не может скрыть дрожь, и самое страшное — не может смотреть журналистке в глаза, опасаясь выдать себя с головой. Теодоре не все равно, что такого могло случиться, она уже давно слилась с Ван Дер Люссами и их бедами; она осторожно дотрагивается до лба Йоке, убирая с него непослушную прядь. И понимающе молчит, ожидая, когда та захочет с ней поделиться своими тревогами. — Тео, я… — все пытается произнести Йоке, она поджимает губы, жмурится, чувствуя, что набегают слезы. Ей так много хочется сказать, но привести в порядок свои мысли сейчас она не в силах. Йоке несмотря ни на что мужественный человек. Еще какие-то минуты молчит, а потом, тряхнув головой и поднимая взгляд, чужим голосом спрашивает то, что у нее давно роится в голове: — Как мне тебя отблагодарить за твою помощь? Теодора внимательно рассматривает Йоке, она не оглушена ни словами, ни их тоном, она молча смотрит. Глаза ее как рентген, видят все и ничего не пропускают, Йоке понимает, что тонет в них. Йоке в очередной раз вздрагивает, понимая, что Теодора каким-то образом поняла все, что она хотела бы ей донести. И радость подхватывает ее. Сердце начинает сильно колотиться, когда Теодора, не тратясь на слова, ровно произносит: — Поцелуй. Йоке в очередной раз отбрасывает в сторону все взращенные предостережения, когда припадает к губам мисс Эйвери. Она забывает себя, забывает все вокруг. Теодора мягко, но настойчиво прижимает ее к себе как в тот раз, в машине. Волшебства не существует, но есть этот момент. Взгляд Теодоры окрашивается грустью, когда она отрывается от Йоке и печально шепчет: — Я ничего не могу обещать тебе, но я… — Мне этого достаточно, Тео… — обрывая ее, так же печально шепчет Йоке, проводя по ее щеке и желая, чтобы это единение продлилось еще несколько лишних минут. Многое не сказано, но оно только все испортит. Не существует в мире счастья. Это миф, который придумали для детей, чтобы они не боялись становиться взрослыми. Его как росу на утренних цветах может увидеть только безумный, чтобы в итоге стать ослепленным.