vinyl tenderness

Горо не умеет танцевать. Он умелый стратег, хороший друг, неплохая поддержка, но никак не танцор. Он путается в своих ногах, не может запомнить пару однотипных движений, нервно чертыхаясь. А Казуха смеётся. Заливисто, искренне, вглядываясь в напыженное лицо паренька. У самого щёки красные, стекает пот с виска, исчезая в вороте лёгкой рубашки. Присаживается на нагретые камни, доставая из сумки две бутылки воды. — Эй, будешь? Или ты обиделся? — Я не обиделся, — берёт прохладную бутылку осторожно, делая несколько больших глотков. В висках стучит от резкой перемены температуры, но Горо всё равно. На Каэдхару обижаться сложно. Он похож на мальчика-свободу, о котором когда-то рассказывал Итер, такой же вечно спокойный, со своим огоньком в глазах, в котором иногда хотелось сгореть. Горо более чем уверен, что не обожжётся. Чуть в стороне ниже по склону слышен шум моря. Редкие крики чаек, недовольные разговоры рыбаков, лёгкий стук лодок о небольшой причал. В Инадзуме хорошо. Не так как в вечных плаваньях в неизвестность с Бей Доу, не так как в Ли Юэ, где царят законы и договорённости, не так как в Мондштадте, где ты волен делать то, что пожелаешь. В стране вечных молний по-другому: царят этикет, условности, устаревшие, но всё ещё придерживаемые, тихие перешептывания за спинами друг друга. Казуха любит свою родину. Трепетно, как мать новорождённого ребёнка, с лёгкой грустью, вспоминая прошлое. Великая Инадзума была жестока, беспощадна, как дикий зверь, загнав маленькую мышку в угол. Много было всякого, о чём скорбят сердца жителей. Что здесь на острове Рито, полный беженцев с других городов, что в Наруками, Ватацуми и других островах. Везде одно и то же. Гражданская война не обходит никого, она сметает всех, без разбору. Томо это прочувствовал на себе слишком хорошо. — Всё хорошо? — знакомые руки разминают поникшие плечи. — Ты побледнел, Казуха. — Да, всё чудесно, не переживай, просто задумался. Из Каэдхары такой же лжец, как из Горо танцор. Ложь скользит меж зубов, царапает язык, вылетает спешно, необдуманно. И все всё понимают, но молчат. Горо не любит делать нотации о том, что видит парня насквозь. Не любит и чувствовать горечь обмана, лизнувшую затылок в осознании. Ещё больше он не любит только нервно поджимать губы, чувствуя себя ненужным. Когда-то Кокоми, старая подруга с острова Ватацуми, сказала, что он похож на верного пса. Того самого, что если привяжется к человеку, уже не сможет без него жить. И как же она была чертовски права. Даже слишком. Казуха приплыл в Инадзуму, когда гремела гражданская война, люди отстаивали свои права из последних сил. Они почти не виделись, лишь пару раз промелькнули удивлённые взгляды. А потом как-то всё само устаканилось в лучшую пользу, но ни Горо, ни Каэдхара так и не пересеклись. Уже после, где-то спустя полгода, когда всё начало приходить в норму, они встретились в чайном доме на Наруками. Разговаривали долго, обходя острые темы осторожно, боясь задеть ещё свежие раны. Горо думает, что тогда что-то уже было не так. Улавливалось в манере общения, усталых глазах, мельком дрожащих руках. А после узнаёт уже от хозяина домика, Томы, простую истину — кто-то пострадал во время гражданской войны. Без имён, просто странная, но такая очевидная догадка. Не просто так Казуха вернулся в Инадзуму, рискуя быть пойманным сёгуном Райден. Но упорно молчал, да и Горо не спрашивал. Не до того было. Их общение шло медленно, как ручей, который пытались перекрыть камнями. Но оно всё же было, хоть и каждый разговор был словно на острие ножа. В какой-то момент парень понял одну простую истину: он начал привязываться. К их непонятным разговорам, редким стихам, манере общения. Стал нуждаться в общении, словно оно заменило ему кислород в лёгких. Горо не любит привязываться, зная, что потом может быть очень больно. Но Казуха казался тем, кто не бросит. И Каэдхара не бросал. Они общаются долго, иногда гуляют, отправляются на другие острова, какое-то время бродят по Ватацуми, Каннадзуке и Тарасуне. Но время идёт, а в глазах Казухи немая скорбь. Она не уходит, не тает на глазах, лишь сильнее обрастает, въедается в тело, как ржавчина на мечах. Горо хочет помочь, старается, но понимает лишь одно — от его помощи толку столько же, сколько от советов паренька, как всё же переставлять ноги во время танца. Они похожи на глухих, пытающихся докричаться друг до друга. — Если вглядеться в море, можно увидеть смену течений, — у Каэдхары голос тихий, едва улавливается из-за ветра. — Идёт холодный циклон, рыба пропадёт. — Вот оно как. Надо будет Томе сообщить, а то он хотел порыбачить на этих выходных. — Ага. Всё та же отрешенность, лёгкие слегка нервные постукивания по пустой бутылке. И всё та же липнувшая к спине рубашка, пропахшая потом и морем. А Горо смотрит, пытается уловить знакомый огонёк в глазах, но в них ничего. Кромешная тьма. — Казуха., — осторожно присаживается на корточки, утыкается носом в дрожащие ладони, тяжело вздыхает. — Я… вижу, что тебя что-то беспокоит. Я всегда готов тебя выслушать, если ты захочешь поделиться. Каэдхара пытается улыбнуться, что-то из себя выдавить, успокоить, снова соврать, что с ним всё чудесно и не стоит даже беспокоиться. Как-нибудь сам потом справится со своими тараканами из прошлого. — Не надо убегать от помощи, когда уже сам не справляешься, Казуха, — голос Бей Доу всплывает в воспоминаниях, когда они переправляли Итера в Инадзуму в пугающий шторм. — Ты сделаешь лишь хуже себе и близким, которые за тебя волнуются. Казуха пытается много раз. Он тянется едва заметно к поддержке близких, цепляется за неё кончиками пальцев, проваливаясь в очередную пучину кошмаров. Из раза в раз, всё однотипно. И руки уже опускаются, добровольно утопая. И даже уже не страшно умирать. Не страшно затаптывать собственные угли когда-то прекрасного огня жизни. Но щёлкает спичка, кто-то усердно пытается возродить то, что мертво. Горо смотрит всё также обеспокоенно, доверчиво и предано, гладит его прохладные руки, что-то шепчет, просит. Не слышно. Лишь шум моря, гроза вдалеке, завывающий ветер. Он переживает день смерти самого близкого друга каждый день, сам того не замечая. Помнит всё до мельчащих деталей, добрую улыбку, отброшенное тело, истекающее кровью. Бежать, бежать куда угодно, спастись, уберечь амулет. Бросить друга на неминуемую смерть. — Казуха! Казуха! — всё те же руки, с маленькими шрамами на пальцах. Тормошат, вытирают незваные слёзы. Глухой смех. Горо не понимает. Он не узнаёт в Каэдхаре близкого друга, самого дорогого человека на свете. Его словно подменили, вставили в проигрыватель испорченную пластинку. — Эй, что с тобой, ответь мне, пожалуйста!.. Пустые глаза смотрят в ярко-бирюзовые слегка испуганно и с сожалением. Выдавливается слабая улыбка. — Прости, что мучаю тебя, — едва слышимая фраза. Гремит вдалеке гром, рыбаки перекрикивают друг друга, собирают свои вещи и спешно уходят в город. — Что?.. — Я ужасный друг, ведь, правда? Бесполезный, ничего не умеющий… — Это не так, Казуха, — осторожно проводит рукой по прохладному лбу парня, вглядываясь в бледное лицо. — Ты замечательный, талантливый, заботливый, интересный. С чего ты взял, что ты ужасный? — Я не спас своего друга два года назад, Горо. Он погиб из-за моей слабости и беспомощности, — в янтарных глазах сверкают недобрые молнии. — Ты всё ещё считаешь меня хорошим? — Да. И всегда буду так считать, — парень нервно отводит взгляд, тяжело вздыхает. — Не только ты не смог кого-то спасти тогда. Тишина прерывается воем ветра, волны с грохотом бьют по причалу, чайки изредка вскрикивают, улетают. Пустая бутылка, выпавшая из рук, едва слышимо утопает в остывающем песке. Каэдхара несколько раз моргает, смотрит на отошедшего в сторону парня, нервно сглатывает. Они никогда не обсуждали гражданскую войну. Своеобразное табу. Прекрасно понимали, что тема острая, раны, физические и моральные, до конца так и не зажили. Остались блеклыми шрамами на телах, как мерзкое напоминание о прошлом. О котором так хотелось забыть, отпустить собственные ошибки и жить свободно. Горо никогда не говорил, что был чуть ли не в первых рядах вместе с Кокоми, которая одна из первых встала на сторону Сопротивления, сумела скоординировать их действия и собрать союзников. Не говорил и о том, что у него на руках умирали такие же молодые пареньки, желавшие лучшего для любимой страны. Он так часто видел падения и взлёты, радость и горе, что они перемешались в неразборчивое месиво. Как и количество жертв, которых они не всегда могли похоронить с достоинством. Стыд бьёт в солнечное сплетение метко и больно. Казуха не знает о Горо ничего: ни о семье, ни о друзьях, ни о близких. Только пару общих знакомых, да и только. Близкие люди — то, что оберегают люди больше всего. То, ради чего пойдут на всё, рискнут жизнью и поставят на кон всё. Горо может пересчитать близких людей на пальцах. Кокоми, Казуха, Итер. Три человека, ради которых пойдёт в самое пекло ада, если потребуется. Три человека, без которых мир утратит все краски. Три человека, которые держат его на плаву, не дают впасть в отчаяние. Он боится. Боится снова проснутся с руками, по локти перепачканные в крови, снова услышать крики раненных солдат, снова относить предсмертные записки или последние слова погибших перепуганным матерям, не верящим до последнего. Единственное, что Горо хочет — спокойствие. Но оно привычно выскальзывает из дрожащих рук, махнув на прощание хвостом, как хитрая лисица. Он искал утешение, зыбкое спокойствие в рассказах Каэдхары: о великих горах, сотворённых неким божеством, о различных морских чудовищах, о которых поют уже много веков моряки, пугая новичков. В этих сказках, старых легендах всё ещё пряталась меж строк истина событий, произошедших много веков назад. В истории таится угроза вперемешку с лёгкой беззаботностью будущих поколений. Всё, что не делается — к лучшему. Горо очень хочет в это верить. — Ты слишком хорошего обо мне мнения, Горо, — у Казухи голос тихий, усталый. Он всматривается в парня, остановившегося на краю холма. — Я далеко не такой хороший, как ты думаешь… — Ты не сделал ничего такого, чтобы моё мнение о тебе изменилось. — Ты так в этом уверен? — Более чем. Вряд ли что-то сможет изменить моё отношение к тебе, Казуха. Каэдхара думает, что всё же Горо порой наивен. Он видит в людях лучшее, цепляется за это и не верит в худшее до последнего. Казуха был преступником. Его считали врагом, осмелевшим пойти против сёгун Райден, дезертиром, когда он в спешке покинул родные острова вместе с Бей Доу. И хоть сейчас все обвинения были сняты, а он мог спокойно находиться на территории Инадзумы, за ним всё ещё следили. Незаметно, краем глаза, но чувство слежки не подводило. Он любит родину всё также сильно, как и раньше. Но скользкое чувство отчуждённости неприятно лижет затылок. От него незаметно отказались, продолжая делать вид, что он всё также дорог и важен. Отказались многие, но не все. Всё ещё есть люди, которым Казуха был дорог. Один из них смотрит на него всё тем же обеспокоенным взглядом, чуть щурясь от ветра. Накрапывает дождь, холодные капли скатываются за шиворот, пуская мурашки. Горо красивый. С россыпью веснушек на загорелой коже, с яркими бирюзовыми глазами и непослушными волосами. В распахнутой рубашке, летних шортах и сланцах, с пугающим узором шрамов на руках и животе, неприкрытых одеждой. Свободный, как ветер, но пугающий как глубина моря. Подойдёшь ближе — утонешь, не выберешься. Казуха не сопротивлялся. Каэдхаре кажется, что судьба свела их неслучайно. Между ними были непонимания, тайны, недомолвки, о которых рано или поздно придётся поговорить. Они никогда не ругались всерьёз, понимали без слов, кто и где перегнул палку в очередном споре о событиях гражданской войны. Они были знакомы не так давно, чтобы назвать друг друга лучшими друзьями и товарищами на всю жизнь. Но доверие между ними улавливалось чётко. Не предадут ни за что на свете — знали оба. Казуха читал меж строк, видел и чувствовал всё то, что пытался скрывать Горо. Но никогда не лез дальше условной границы, боясь сделать хуже. Так и Горо знал, когда ему врали и утаивали снова и снова тот важный кусочек паззла, из-за которого картинка не сходилась воедино. До чайного домика добираются в тишине, мокнув под дождём. Тонут в разъезжающей под ногами глине вперемешку с песком, скользит подошва по камням. — С возвращением, — Тома приветствует друзей лёгким поклоном, выглядывая из комнаты. — Всё хорошо? — Да, не волнуйся, — у Горо улыбка фальшивая, извиняющаяся. Хозяин дома смотрит долго, но не лезет с вопросами. Исчезает в одной из комнат, присоединяясь к разговору гостей. У Казухи правая рука всегда перебинтована до середины предплечья. Мокрые бинты съезжают, мешают движению, пальцы едва сгибаются. Каэдхара хмурится, переодевшись, осторожно касается руки, морщится. Прошло больше двух лет, а обугленная кожа от ожога всё ещё болела как тогда. Ноющее, простреливающей болью по всей руке. Чёртова сёгун Райден, чёртова гражданская война, чёртова Инадзума. — Я могу помочь в перевязке, если хочешь, — Горо смотрит хмуро, пытаясь скрыть собственное любопытство беспокойством. — Был бы благодарен. У Горо руки слегка грубые, вечно сухие. Костяшки то содраны до крови, то также перебинтованы на скорую руку. Парень осторожно снимает слой за слоем, поглядывая на лицо Казухи — боится сделать больно лишний раз, задеть чувствительную покрасневшую кожу. — Это не исправить?.. — вопрос скорее риторический, удивлённый, но Каэдхара лишь хмыкает, отвечая: — За свои ошибки рано или поздно нужно платить. Я поплатился, как видишь. — Мне жаль, — Горо хочет что-то ещё сказать, но морщится, отгоняя собственные мысли. Пробегает кончиками пальцев по ожогу, пуская мурашки. — Больно? — Нет, — говорит, но всё же дёргается то ли от боли, то ли от осторожного поцелуя в раскрытую ладонь. — Горо?.. — Я вряд ли узнаю, что случилось тогда, да и настаивать никогда не буду, чтобы ты рассказал… Но не надо врать о своём самочувствии, пожалуйста, — шуршит упаковка бинта, сверкают в свете ламп уставшие глаза, знакомые пальцы перебинтовывают руку, едва касаясь обожжённой кожи. Иногда Казуха думает, что не заслуживает такого отношения к себе. Не заслуживает этого беспокойства, вечной заботы, безмерной немой поддержки. Горо ничего не спрашивает, читает его по глазам, о чём-то лишь бесконечно думает, хмурится, нервно кусает губы, цокает. Но Каэдхара знает: вопросов много, даже слишком, которые останутся не озвученными то ли из-за боязни узнать правду, то ли из-за боязни лезть в болезненное прошлое. Будь Казуха чуть более честным, то рассказал бы всё до последнего слова, выпустил собственных демонов на волю, но что-то всё же сдерживает. Не даёт открыться полностью. Страх сделать больно, оттолкнуть прошлым тяжело дышит в затылок, глухо смеясь в изрезанную шрамами спину. — Спасибо, — осторожно сжимает и разжимает руку, слабо улыбаясь. — Без тебя бы я не справился сам, скорее всего. — Пустяки, — Горо разливает принесённый с кухни чай по чашкам, хмыкая. — На моём месте ты бы поступил также. Молчание затягивается, как и переглядывание взглядами. Повисают в воздухе не озвученные вопросы, стучит фарфор по котацу. Горо крутит одинокую жемчужину на шее, подбирая слова. — Казуха, кто я для тебя? Раскат грома за занавешенными окнами, поскрипывание стен, едва слышимый смех в соседней комнате. Завывает в коридоре Таромару, пёс Томы, нервно скребётся к хозяину, поджав уши. — Близкий человек, — размытый ответ сквозь нервно сжатые губы. Горит ладонь под бинтами, фантомное тепло губ жжёт до самой кости. Горо замечает всё, неуверенно кивает, отводит взгляд, зацепившись за картину на стене с изображением храма Наруками в центре острова. Внутри как-то непривычно пусто, гулко стучит сердце по рёбрам, отзываясь глухой болью. Он не знает, чего ожидал услышать, если честно. Ни один из предложенных вариантов не устраивал, не поддавался логике, противостоял чему-то непонятному, пугающему. Горо всё же был верным псом, как бы это не отрицал, что слепо любил того, кто его приручил. Осознание неприятно отдавалось в судороге рук. — Я бы сказал, что ты единственный на данный момент, кому я хочу довериться, — у Казухи голос едва слышимый за постукиванием дождя по плиткам за окном, шуршанием деревьев. — Во всём. Но я не могу это сделать. — Почему? Из-за прошлого? Из-за Томо? — у Горо в глазах неприкрытая боль, от простого осознания. — Вы ведь были в отношениях, я прав? — В свободных, — Каэдхара несколько раз моргает, сжимает до боли правую руку, пытаясь успокоиться. Бирюзовые глаза прожигают в нём дыру, топят в пучине страха. Слишком опасно, но Казуха расслабляется, позволяя утянуть себя на дно. Кислорода не хватает. — Поэтому ты себя винишь в его смерти, ведь не уберёг. Но твоей вины в этом нет, Казуха. — Откуда ты можешь… — Потому что я знаю, что произошло в тот день. Я видел собственными глазами, как сёгун Райден расправлялась с теми, кто бросал ей вызов. Это… было добровольно. Никто никого не принуждал, и все знали, на что идут. В том, что Томо решил сразиться с ней — нет твоей вины. Думаю, он хотел бы, чтобы ты отпустил его смерть как данное. Каэдхара молчит, всматривается в лицо напротив, пытается что-то ответить, воспротивиться правде, озвученной вслух. Но в голове лишь лёгкий шум, сводит от боли руку. — Я хотел бы, чтобы между нами не было непониманий, Казуха. Но за эту войну у меня на руках умерло слишком много наших ровесников. Их никто не принуждал в борьбе против правительства, никто не заставлял бороться за лучшее будущее поколений, как бы это банально не звучало. Борьба за справедливость — добровольная до самого конца. И все знали, какую цену за неё придётся заплатить в случае неудачи… Я не знал Томо… И уже никогда не узнаю, но думаю, он тоже прекрасно понимал свои шансы на победу в дуэли. Он, как и мы, сражался за лучшее, зная, что может погибнуть в этой битве. И мне искренне жаль, что Томо погиб. Я хочу надеяться, что сейчас ему хорошо, где бы он не был. — Я тоже хочу на это надеяться, — отводит нервно взгляд, — Ты был на Наруками в начале войны?.. — Совсем недолго, первые две недели, когда сёгун начала вводить новые законы. Довелось увидеть одну дуэль, к сожалению. Потом я почти сразу уплыл на Ватацуми, пока была ещё возможность. — Ясно, — Каэдхара прикусывает губу, чуть щурится, посматривает на парня, хмурится. — Горо, а кто тогда я для тебя? Самый дорогой человек на свете, ради которого я готов умереть хоть сейчас, — кричит внутренний голос. Горо краснеет, цыкает, ерошит влажные волосы, нервно подбирая слова. Он и сам не знал, кто для него Казуха. Понимал точно: более дорогим человеком могла быть лишь мать, но Горо её не помнит, как и отца. Каэдхара стоит на две ступени выше Итэра и совсем немного выше Кокоми. Наверно, это можно было назвать влюблённостью, по крайней мере, так это чувство описывала подруга из Ватацуми. «Горо, то, что ты чувствуешь к своему другу… Возможно, это влюблённость? Я не могу быть уверена в этом полностью, так как не могу залезть к тебе в душу и найти ответ. Его можешь найти только ты. Я верю, ты осознаешь, что же за чувства у тебя к Казухе. Наберись терпения». И Горо терпел, как натренированный пёс, работал головой, долго анализировал, но каждый раз путался всё больше, хмурясь. Странный паззл в тысячу деталей собирался долго, смешивались схожие детали, с грохотом падали и снова собирались по новой. — Это… сложно объяснить? — Горо краснеет лишь сильнее под заинтересованным взглядом Каэдхары, сбивается, нервно дёргает жемчужину. — Самый близкий человек на свете? У меня ближе никого не было никогда. — Ты мило смущаешься, — Казуха улыбается нежно, допивая остывший чай. — Мне приятно слышать, что я тебе настолько дорог. Это взаимно. И только. И у Каэдхары, и у Горо в мыслях много слов, дополнений к своим ответам, от которых непривычно дрожат руки, краснеют щёки. Но они лишь продолжают смотреть друг на друга, медленно переводя тему на более нейтральную. Как и всегда.

***

На Ватацуми привычно свежо, немного туманно, пахнет солью и водорослями. Солнце выглядывает из-за перистых облаков, ветер приятно обдувает со всех сторон. Горо любит родной остров за природу, тишину и людей. Тихих, добрых и честных, далёких от вечных условностей Инадзумы. Все знают друг друга в лицо, рассказывают новости, сидят у друг друга в гостях, делятся урожаем. Единство жителей Ватацуми поражает. — Рада, что ты приехал, — Кокоми как и всегда в привычном летнем платье и кардигане. Улыбается счастливо, обнимая друга. — Как ты? — Неплохо, но, наверно, могло быть лучше, — парень пожимает плечами, следуя за девушкой по знакомым тропинкам в деревню. — У вас тут как? — Всё более менее, правда ребята всё ещё пытаются тренироваться, как и раньше, но желающих всё же меньше, чем раньше, — Сангономия хмурится. — Но их желание сражаться в мирное время меня пугает. — Зажечь легко, потушить сложнее, но рано или поздно последний огонёк потухнет. Они успокоятся, дай им ещё немного времени. Довольно сложно возвращаться в повседневность, где ты не ждёшь нападения от врага и днём, и ночью. Ты это прекрасно и сама знаешь. — Да, ты прав… А как у тебя с твоим другом, Казухой? Горо видит, как в тёмно-голубых глазах загорается неподдельный интерес. — Ну… — Только не говори, что всё на том же месте, — девушка смотрит устало, срывая с дерева два созревших фрукта. Кидает второй другу, качая головой. — Горо, так ведь вечно может продолжаться. — Ты преувеличиваешь… — Да-да… Но, если серьёзно, когда ты поговоришь с ним? — Когда-нибудь, правда. Но сейчас неподходящий момент. — У тебя всегда неподходящий момент… — Ну, увы, ни я, ни Казуха не похожи на Кудзё Сару, которая пригласила тебя на свидание после двухмесячной переписки. И это без учёта того, что раньше вы были по разные стороны баррикад… Сангономия краснеет, в шутку толкает, фыркая. У неё всегда проще, как кажется Горо. Она и солдат могла успокоить на войне, направить войска и предвидеть действия сёгуната на пару шагов вперёд, и в то же время оставаться в здравом уме, не делая поспешных решений. Кокоми удивительная девушка, сумевшая повести людей в столь юном возрасте. Она чуть старше Горо, буквально на пару лет, но её уважали как старых вояк, поднявших оружие ради свободы. К ней тянулись, просили совета, желали только лучшего. Свет Ватацуми в образе хрупкой девушки. Горо особо не удивился, когда увидел у подруги на столе вскрытое письмо от Кудзё Сары, одной из приближённых сёгуна. Он слышал о подписании перемирия, о разговорах Кокоми и суровой воительницы, но лишь краем уха — лежал в то время в госпитале с небольшим переломом. Парень догадывался, что редкие поездки на Наруками раз в несколько недель были не ради приношений в храм, а чего-то большего. Не прогадал. — Он тебе нравится? — Сангономия не успокаивается, заходя в своё скрытое убежище от лишних глаз, прибирая рабочий стол. — Ты уже спрашивала, мой ответ не меняется — да, нравится. С того разговора в чайном домике прошло пару месяцев. А картина всё та же — долгие беседы, прогулки, переглядывания, разговоры вокруг да около. Единственное изменение во всём этом — Казуха стал меньше уходить в себя, понемногу открываясь. Как бутон, распускается постепенно, рассказывая о своём прошлом. А Горо готов слушать Каэдхару вечно, уложив голову на его колени и довольно прикрыв глаза. И руки, осторожно перебирающие волосы, успокаивали колотящееся сердце и вызывали нелепую улыбку до ушей. — Тебе так нравится, когда я массирую тебе голову? — Казуха смотрит на него с удивление, осторожно проводя подушечками пальцев за ушами. — Очень, — Горо в шутку мурчит, вызывая искренний смех. — Ты как котёнок… — Приютишь? — осторожно приоткрывает глаз, морщится от солнца, улыбаясь. — Обязательно, — а в глазах неприкрытая забота, что-то тёплое и уютное, неподдающееся описанию. Горо похож на без ума влюблённого мальчишку, витающего в облаках. Это замечает Итер и его подруга, Паймон, когда они пересекаются на Сэйрае из-за надвигающегося шторма. Прячутся в какой-то пещере, приготовив несколько мелких оризий, пойманных на побережье, под очередной рассказ неугомонной девочки об их приключениях. Итер снова кому-то помог, что не особо удивляло. Блондин всегда оказывался в нужном месте и в нужное время, чтобы протянуть руку помощи нуждающимся. — Горо, ты какой-то странный, — Паймон хмурится, поправляя чёлку. Итер кивает, прожёвывая рыбу. — Что-то случилось? — Да нет, всё чудесно! — парень краснеет, разглядывая немного подгоревшую рыбку с глупой улыбкой. — Нет, ну ведь что-то же случилось! — девчонка бьёт себя по коленкам, дуясь. — Ты будто бы сам не свой! — Я не… — Отстань от него, Паймон, — путешественник хмурится. — Не наседай. Горо лишь благодарно улыбается другу, так и не притронувшись к еде. Задумчиво крутит в руке жемчужину, краем уха слушая возмущения девочки о погоде, сёгун Райден и о том, что её совершенно не кормят и она хочет обратно в Ли Юэ к Сян Лин. В Ли Юэ хорошо, как рассказывал Казуха. Там много различных вершин, на которые редко, кто взбирается без особой нужды, пещер, в которых можно найти различные руды, например известный кор ляпис — драгоценный камень янтарного цвета, имеющий уникальные способности. Его довольно часто использовали и в Ли Юэ, и в других регионах в самых разных сферах. Горы манили. Хотелось достать свой набор для альпинизма, оставленный в чайном домике у Томы, собраться и пересечь бушующее море. Пройтись по гавани города контрактов, попробовать традиционную кухню, узнать, чем живут жители Ли Юэ. А потом отправится покорять горы, встречать рассветы и закаты на вершинах, и не спеша спускаться обратно. Казуха вроде даже обещал когда-нибудь провести экскурсию, показать несколько тайных мест, о которых он сам узнал случайно. Горо ждал и трепетно мечтал, чтобы этот день, наконец, настал. — Ты опять не слушаешь, — у Кокоми улыбка мягкая, чутка недовольная, когда она захлопывает книгу и облокачивается на спинку стула. — Думаешь всё о том же? — Извини, пожалуйста, Кокоми… Я и правда себя странно веду? Когда я плыл сюда, то пересёкся с Итером и Паймон, они сказали, что это так. — Смотря с чем сравнивать, — девушка пожимает плечами, постукивает по корешку книжки, задумавшись. — Если сравнивать с тем, как ты вёл себя во время войны, то да. А если в повседневности… Тоже да, но это заметят только твои знакомые. — Всё плохо? — Почему? Влюблённость — это неплохо, Горо. И это совершенно нормально, вести себя немного не так, как обычно, если ты действительно кого-то любишь. — Ну, когда ты начала встречаться с Сарой, то внешне это никак не показывала… — Тебе так только кажется, — Сангономия лишь странно улыбается, смеясь. — Просто, кто-то уже в то время летал в облаках, поэтому и не заметил. — Наверное, ты права. — Горо, — девушка ободряюще касается ладони, заставляя посмотреть на себя. — Всё будет хорошо. И очень маловероятно, что всё будет так ужасно, как ты себе напридумывал. Горо хочет верить. И в слова поддержки, и в то, что всё действительно будет хорошо. Но страх быть отвергнутым, потерять то, без чего жизнь, кажется, остановится, накрывает с головой. Будь он чуточку смелее, то рассказал бы всё давным-давно. Но он лишь проводит большую часть своего времени с Казухой, старается изо всех перебороть себя. Единственное, на что он способен — мурлыкать в руках смеющегося паренька, отдаваясь моменту. — Когда вы в следующий раз пересечётесь? — Когда я вернусь в столицу, — Горо скользит за девушкой к водоёму, осторожно придерживаясь за скользкие камни. — Казуха обычно никуда не уезжает, помогает Томе по работе и тренируется в лесу время от времени. — Чудесно! Ты просто должен рассказать ему о своих чувствах! — Что? — парень чуть не падает, глядя в спину подруги. — Почему? — Потому что больше нельзя ждать, Горо! После того разговора прошло чуть больше двух месяцев, когда Казуха дал тебе ясно понять — ты ему тоже дорог. А почему он не делает первый шаг — ты выяснил. — Из-за смерти Томо. — Да, именно из-за неё. Также ты мне писал, что после, опять же, того разговора он стал понемногу раскрываться, делиться личным, что раньше не делал. — Да, но это не значит, что нужно ошарашивать его нелепым признанием, Кокоми. — Я уверена, что он-то не удивится, — девушка спрыгивает с валуна в песок, зарываясь кончиками пальцев в мокрый песок. — Вы слишком долго ходите вокруг да около, чтобы не понять чувств друг к другу. — Мне бы твою уверенность, — Горо грустно смеётся, снимая сланцы и заходя в воду по щиколотки. Маленькие рыбки испуганно уплывают дальше по течению, крабы недовольно щёлкают клешнями на берегу, отходя в сторону. — Просто доверься мне, — Кокоми греется на солнце, завязывая кардиган на поясе. Довольно улыбается другу, подмигивая. — И у тебя обязательно всё получится. И он неуверенно соглашается, выслушивает какие-то советы, которые не остаются в голове, кивает, что-то уточняет. Вспоминается Казуха, задремавший на плече. Солнце приятно греет, немного слепит в глаза. Болят мышцы после очередного спарринга по рукопашному бою, на голени расцветает небольшой синяк после неудачного падения в реку, затекает шея. Горо терпит, поглядывает на расслабленного паренька, на неуверенно переплетённые пальцы. Кажется, ещё немного и снова проснётся, ему всё это кажется. Нереально. Но Каэдхара негромко сопит, прижимается ближе, тяжело вздыхая во сне. От него пахнет осенью, неуклонно приближающейся к Инадзуме. В стране молний всегда тепло, даже зимой, снег почти не выпадает. Осень мало чем отличается от лета, не считая спешно краснеющих листьев и пожухлой травы. Ветер становится холоднее, забирается под одежду, пуская мурашки. Горо любит последние летние деньки, улавливается атмосфера чего-то в спешке уходящего: в горячих лучах солнца, долгих днях и ярких закатах с редкими раскатами грома вдали. В переспелых фиолетовых дынях, растущих только в Инадзуме, и лёгких перекусах во дворике чайного домика. В счастливых лицах прохожих и довольных купцов, приехавших из-за моря. Инадзума возрождалась после войны, расцветала как сакура в храме Наруками. Горо гуляет с подругой по Ватацуми ещё пару дней, проведывает старых знакомых, узнаёт последние новости у стариков, помогая им собирать урожай до самого ужина. Здесь ничего не меняется — все живут спокойно, ощущение опасности, исходящей от других островов сходит на нет. В деревне мелькают несколько людей из Сумеру, изучающих почву и «аномалии» острова под чутким контролем солдат. — Уже уезжаешь? — в голосе подруги едва уловимая грусть, пока она очищает жемчужины от слизи и убирает в небольшой бархатный мешок. — Завтра на рассвете, — присаживается рядом, помогая. — Ещё обязательно приеду в этом месяце, не переживай. — Это чудесно, — Кокоми улыбается, ополаскивая руки. — Ты надумал на счёт?.. — Буду действовать по ситуации, Коми, — девушка шутливо морщится, соглашаясь. — Но я признаюсь, в этом ты можешь быть спокойна. Горо думал о всей ситуации долго, ещё до поездки на родной остров. Разговор с подругой лишь привёл всё к единому результату — стоило поговорить. Он не знал, как начнёт, с какой стороны подведёт всё к признанию — об этом и думать не хотелось. Знал лишь только одно — он расскажет. Рискнёт всем: их общением, долгими вечерами на веранде чайного домика, неумелыми попытками научиться танцевать, обещание съездить в Ли Юэ. Страх быть отвергнутым никуда не делся, просто ушёл на второй план, уступив место чему-то большему. Наверно, это было похоже на любовь к самым близким людям, от которой становилось легче. С которой не хотелось расставаться, наоборот — было лишь желание стать близкими друзьями и никуда не отпускать. Чувство лёгкого счастья вскружило голову, успокаивая. Горо не знает, что такое любовь и как распознать её, отличить от близкой дружбы, но пробует и рискует, играя новую партию в шоги. Верит, что сможет выиграть и не остаться в проигрыше.

***

Утром на острове Рито тихо. Старики только направляются к берегу, забежав в несколько лавок за едой и наживкой, несколько лодок едва слышимо стучат по дереву, качаясь на маленьких волнах. Горо благодарит капитана корабля, оставляя на чаевые, не спеша идёт по только просыпающемуся городу, переходя по мелководью в Наруками. Знакомые кицунэ провожают взглядом, поднимают головы, щурятся и вновь прячутся за маленькими святилищами и кустами. В деревне у города во всю лают собаки, радостно виляют хвостами. Дети бегут с водой к старикам, помогают и просят не надрываться под недовольные возмущения старших. Горо заносит нескольким семьям спелые дыни, спрашивает о самочувствии и обещает зайти в ближайшие дни и помочь залатать протекающую крышу в сарае. Инадзума просыпается ближе к полудню, знакомые лица проходят по магазинам, завтракают в ресторанчике «Симура», слушая новые истории старенького повара. Кто-то закупается продовольствием или спешит забрать заказ из магазина тканей. Горо скользит по улочкам, кивает Ёимии, отдающей маленькие фейеверки детишкам. Чайный домик всё так же тих, как и перед его отъездом. Таромару лежит на веранде в тени, вылизывая лапы, гость из Снежной неодобрительно поглядывает на парня, фыркает и возвращается к прочтению книги. Тому получается найти не сразу. Он удачно спрятался в кладовой, разбирая запасы. — С возвращением, Горо! — улыбается, пожимая руку. — Как дела на Ватацуми? — Чудесно, — поднимает упавший пакет с миндалём, отдавая хозяину домика. — У вас тут как дела? — Потихонечку, понемножку… Вот, навожу порядок, чтобы потом сходить за продуктами с Таромару. — Не буду мешать тогда, — Горо почти уходит, но брошенная вслед фраза удивляет: — Он тосковал, пока тебя не было, — Тома смотрит с прежней улыбкой, убирая фиалковые дыни в ящик. Хочется узнать поподробнее, но парень лишь неопределённо кивает и уходит, пожав плечами. Горо замечает Казуху не сразу, осторожно оставив вещи в углу комнаты у шкафов. Оглядывает комнату, вдыхает поглубже, улавливая запах чая и чего-то сладкого. Каэдхара дремлет с книгой в руках, прислонившись головой к кровати Горо. Чуть хмурится во сне, что-то бессвязно бормочет, пальцы стучат по обложке книги, пытаясь ухватиться. Парень осторожно присаживается рядом, какое-то время разглядывает, убирает мешающуюся прядь за ухо и медленно забирает книгу из рук, откладывая в сторону. «Он тосковал» Горо думает о том, что хотел бы каждое утро просыпаться и подолгу рассматривать лицо напротив, замечать все детали и запоминать их как мантру. Выучить наизусть все родинки, обвести подушечками пальцев все шрамы и рубцы, зарываться носом в волосы, задыхаясь в любимом аромате. Казуха просыпается лишь через пару часов, ощущая, как затекли шея и спина. Пахнет выпечкой и дрожжами, на котацу остывают две порции мисо-супа. Парень тянется, хрустят едва слышимо суставы, взгляд скользит по комнате. Брошенная сумка в углу бросается в глаза. Моргает несколько раз, ища взглядом Горо. Знакомые едва слышимые шаги из коридора, парень заходит в комнату с тарелкой онигири, улыбаясь удивлённому Каэдхаре. — Доброе утро, соня, — Горо кладёт тарелку на столик, опускаясь на одну из подушек. — Как спалось? — Неплохо, — неуверенно присаживается напротив, оглядывая друга быстрым взглядом. — Как поездка? — Отлично. Успел проведать всех, кого хотел, собрал немного жемчужин для тебя. Ты вроде хотел с ними что-то сделать. Казуха краснеет то ли от горячего супа, неприятно обжёгшего язык, то ли от неожиданного подарка. Он упоминал о жемчужинах лишь единожды, пару месяцев назад, рассматривая медальон Горо в один из вечеров в порту, когда они вместе с Томой пошли порыбачить. Горо подмечает буквально всё, пока Каэдхара не особо придаёт значения своим желаниям, кроме одного. От которого дрожат руки, горят от удивления и счастья глаза и сияет искренняя улыбка на губах. Казуха негромко благодарит, слушая рассказы друга, разглядывая Горо. Он успел за пару дней немного загореть, на руках появилось несколько мелких царапин, выглядывающих из-за рубашки, на ноге всё ещё виднелась гематома, полученная на одном из их спаррингов. — Синяк всё ещё не прошёл, — хмурится, откусывая от онигири. Горо удивлённо моргает, переводя взгляд на собственную ногу. — Ну, я этим местом неудачно ударился, когда спускался к водоёму на Ватацуми… Не очень хорошо рассчитал свои силы. — Поосторожнее будь, — Казуха поджимает губы, прожёвывая. — Хорошо? — Хорошо, — Горо смотрит на парня с мягкой улыбкой, кивая. — Есть какие-нибудь планы на сегодня? — Нет, разве только книгу дочитать, я обещал вернуть Аяке до выходных. — Тогда предлагаю посидеть на нашем любимом месте, ты как раз сможешь там дочитать, если не против. — С удовольствием. До знакомого деревца на холме они добираются не спеша, обсуждая предстоящий фестиваль в городе, над которым во всю работа Ёимия и комиссия Ясиро. — Надо обязательно будет купить фейеверк, — Горо чуть щурится от солнца, улыбаясь. — Хочу в этом году запустить свой. — Уверен, Ёимия постарается сделать самый лучший, — Казуха прячет сумку в тень, присаживаясь рядом с пареньком. Неуверенно соприкасаются руки, Горо пересекается взглядом с другом, задумавшись. — Что-то случилось, Горо? — Нет, я просто рад, что вернулся домой, — парень осторожно переплетает пальцы с удивлённым Каэдхарой. — Не против, если немного подремлю на коленях? А то разморило, похоже, после обеда и ранней поездки. Казуха качает головой, помогает улечься, руку не убирает. Осторожно массирует костяшки, открывая книгу на закладке. Вчитывается в текст несколько раз, пытаясь сосредоточиться, но не выходит. Он всегда думал, что дом — это условно, где ты родился или где живёшь. У путешественника дома не было — он странствовал по Тейвату, ночевал у друзей или в палатке на открытом воздухе. Каэдхара считал домом корабль Бей Доу и может совсем немного Инадзуму, чайный домик и Ватацуми. Горо вернулся домой, хоть Наруками никогда не был им, скорее даже наоборот. Ватацуми всегда был отделён от других островов, отличался культурой и обычаями, не зацикливался на условностях и обычаях страны. Но парень всё ещё считает домом столицу, их небольшую комнатку в чайном домике. Казуха чувствует, что под словом «дом» Горо говорил о чём-то большем. Что-то, от чего хотелось глупо улыбаться, прислушиваясь к равномерному дыханию у живота, бережно сжимать руку в ответ. Каэдхара ловит себя на мысли, что впервые со смерти Томо счастлив. Его не мучают кошмары, вечное чувство вины за смерть возлюбленного медленно сходило на нет. Он всё так же, как и раньше посещал могилу раз в пару месяцев, делился новостями и спрашивал о том, каково по ту сторону. Но могила молчала, лишь кот, охраняющий это место, непонимающе смотрел на Казуху, удивлённо мяукая. Хотелось ненадолго, хотя бы на денёк, довериться сердцу. Не думать о возможных последствиях, как и о хороших, так и о плохих; прожить один день по зову сердца, идя на опрометчивые порой поступки. Где-то на подкорке сознания зарождалось то, что Казуха давным-давно похоронил ещё в начале гражданской войны, бросив в бушующее море. Не верил, что когда-то полюбит. Не верил, что найдётся хоть кто-то, кто сможет разжечь потухший огонь. Но кто-то упорно разжигал угли, нервно дуя на огонь, раздувая. Каэдхара позволяет, наблюдая за попытками человека, хмурясь. Но шли месяца, взгляд понемногу теплел, надежда снова почувствовать себя счастливым незатейливо мелькнула в удивлённых глазах. Горо просыпается, когда солнце медленно клонится за горизонт, протянув свои горячие ладони под их дерево, слепя. Он морщится, отворачивается, прижимается ближе, но затёкшие шея и руки не дают снова крепко заснуть. Тяжело вздыхает, лениво приоткрывает один глаз, поглядывая на Казуху, зевая. — Проснулся? — голос тихий, янтарные глаза пересекаются с бирюзовыми, улыбка скользит по губам. — Поспал бы ещё больше, если не солнце, — отвечает честно, хмыкая. — Дочитал книгу?.. — На удивление, нет, — Каэдхара отводит взгляд чуть в сторону, хмурится. Надеется, что за лучами солнца почти не видно румянец на щеках. — Как-то ушёл в свои мысли и не заметил, как пролетело время. — Думать тоже нужно, — Горо видит всё, но учтиво молчит. Выдают глаза, рваный вдох и немного резкое вставание. Звенит в ушах, парень тяжело вздыхает, качая головой. — Похоже, я отлежал себе всё, что только можно. И шею, и спину, и руки… — Могу я?.. Родные руки осторожно разминают плечи, вызывая мурашки и удивлённый вздох. Горо нервно сглатывает, на вопрос всё ли хорошо, кивает, едва слышимо просит продолжить. Придвигается чуть ближе, льнёт к ладоням, облегчённо вздыхает, когда пальцы надавливают на больное место, разгоняя кровь. За реакцией Горо можно наблюдать вечно. Казуха судорожно облизывает губы, скользит руками по затёкшим мышцам, разминает, осторожно надавливает, вслушиваясь в рваные выдохи, прикрытые ладонью. — Мне остановиться? — вопрос почти риторический, Каэдхара бережно растирает шею, касаясь загривка. Горо не отвечает, жмурится от удовольствия, что-то неразборчиво шепчет одними губами. Щёки горят, руки не слушаются, каждое касание чувствуется как лёгкий удар током, вызывая мурашки. Казуха едва ощутимо целует в шею, утыкаясь носом в ворот рубашки и нежно обнимая со спины. Вслушивается, как громко стучит собственное сердце в груди, как парень что-то неверяще бормочет. Горо глупо улыбается, пряча руки Каэдхаре в своих. Выводит подушечками пальцев незамысловатые узоры, чувствуя как горит место поцелуя, как с каждым выдохом на шее пробегают мурашки. Кажется, что всё происходящее сейчас — часть очередного сна, который в самый неожиданный момент оборвётся, принеся с собой разочарование. Но это всё происходит наяву. И на душе удивительно спокойно. Горо ведёт тихое течение реки событий, которое он боится потревожить, испортить момент. Он неуверенно расслабляется, отдаётся волнам, прикрыв глаза. Понимает, что впереди не ждёт коварный обрыв или острые подземные камни, желающие распороть спину. Он уверен, что в этот раз всё идёт к тихой гавани, в которой он наконец-то сможет стать по-настоящему счастливым. Казуха понимает, что-то поменялось. Разговоры стали откровеннее, касания более уверенные, но по-прежнему осторожные, бережные, объятья ночью успокаивали, как и тихий шёпот на ушко, что всё будет хорошо. Он ловит себя на мысли, что без Горо стало сложнее, тяжелее на сердце, тоскливее. Это и раньше было, но не так остро, не простреливающей болью в сердце и тупой тоской в висках. Волнение захлёстывает с головой каждую поездку на Ватацуми. Каэдхара не особо верит в богов, но иногда, сам того не осознавая, всё же просит присмотреть их за парнем. Когда Горо уезжает на родной остров, Казуха идёт помогать Томе, пока они не переделают все дела в первые два дня. На третий день он приходит к могиле Томо, рассказывает о своей жизни, которая медленно, но налаживалась и приобретала краски. Остаток недели проводит в усердных тренировках и медитации, и всё же берёт новую книгу у Аяки, чтобы скоротать время. У причала в Рито на рассвете безлюдно. Закрыты ещё все лавочки, недовольно мяукают бродячие кошки, волны вылизывают побережье. Одинокий мужчина сидит и готовится к рыбалке, поглядывая на задумавшегося паренька, чуть хмурясь. — Кого-то поджидаете? — голос у старика с хрипотцой, он кашляет. Скрипит леска, шуршит пакет с наживкой. — Да, — Казуха улыбается, поправляя накинутую ветровку. — Должны скоро приплыть. — Я бы не стал ожидать раньше обеда, молодой человек. Ночью был небольшой шторм, могло отнести в сторону из-за волн. — Я не тороплюсь, — Каэдхара присаживается на край причала, крутит в руке парный амулет с Горо, вглядываясь вдаль. Старик недовольно цокает, закидывает удочку. Корабль мелькает на горизонте через пару часов, приближаясь к берегу. Казуха всматривается в судно, замечает мельчайшие детали, суетящихся людей на палубе, невозмутимого капитана у штурвала, развивающиеся паруса голубого оттенка. Чем ближе корабль, тем больше людей идут к причалу. Бегут к морю дети, маша руками людям с корабля, бурчат недовольно рыбаки, когда рыба снова ускользает с крючка, испугавшись шума. Казуха отходит от края, уходит в тень, уступая места счастливым девушкам и детям, встречающих близких после путешествия. Радостные крики, восторги сливаются в единый шум, как и множество незнакомых лиц в единое пятно. Глаза выискивают знакомую макушку, нервно обводят толпу. Не видно. Объятья сзади пугают, заставляют дёрнуться и замахнуться локтём, вовремя пойманным перед самым лицом. Горо улыбается во все тридцать два, тихо смеётся, заключает парня в объятья под недовольный бубнёж и лёгкие удары по плечам. — А говорил, что не придёшь, не сможешь… — Я сказал, что постараюсь, но не обещаю, — Казуха хмурится, прижимаясь в ответ. — Как всё прошло? — Как и всегда отлично, — Горо целует в висок, трётся щекой, рассказывая. — Кокоми замучила вопросами, как и всегда, всё хочет познакомиться с тобой поближе, я пообещал, что как-нибудь и ты со мной приедешь к ней. Если ты, конечно, не против. — Я давно не был на Ватацуми, так что с радостью. На языке вертится множество фраз, от которых теплеет на груди, но Каэдхара молчит, переплетает пальцы со счастливым Горо, делящимся с последними новостями и забавными историями с нового маленького путешествия. Они идут по знакомым тропинкам, спускаются к реке, спугивая спустившихся на водопой кицунэ, убежавших в лес вблизи горы. Собирают упавшие с деревьев дыни и заходят в город, сворачивая во дворы к чайному домику. Ни Томы, ни Таромару нет. Дом непривычно тих, негромко поют птицы за окном. Горо исчезает в душевой, пока Казуха не спеша относит в стирку грязные вещи и отправляется на небольшую кухню за онигири и недавно приготовленными креветочными печеньями сакуры. О них Каэдхара узнал случайно, слушая рассказы в одном из местных ресторанчиков, возвращаясь с тренировок в лесу. Неуверенно садится на край кровати, нервно облизывая губы. Губы шепчут что-то неразборчиво, пока Казуха пытается заставить себя сказать заветные слова вслух. Но что-то внутри ломается, противится, напоминая о прошлом. — Я всё и так прекрасно знаю, Казуха, — у Томо улыбка добрая, искренняя. Привычно треплет по голове, целуя в лоб. — И я тебя люблю. А после дуэль с Райден и побег из Инадзумы. Он так и не сказал вслух всё то, что чувствовал. — Казуха? Всё хорошо? — Горо смотрит обеспокоенно как тогда перед бурей, вытирая волосы. — Да, всё отлично, — Каэдхара натягивает улыбку, приглашает поесть, но у самого кусок в горло не лезет. Отшучивается, что наелся по дороге переспелой дыней, пока Горо неопределённо кивает, прожёвывая онигири. Казуха знает, что лжец из него никудышный, а парень всё давно понял. Но он продолжает играть эту роль, убирая на край стола грязные тарелки, вглядываясь в царапины на поверхности котацу. Горо встаёт из-за стола, разбирает до конца сумку, чуть нахмурившись. Капли с сырых волос неприятно скатываются за шиворот футболки, вызывая мурашки. — У тебя футболка вся мокрая, Горо. Заболеешь, сейчас не так жарко, как летом. — Предлагаешь снять вовсе? — парень удивлённо смотрит на покрасневшего Казуху, смеясь. — Я шучу, не волнуйся… Хотя тебя ведь что-то беспокоит всё равно, я прав? Румянец медленно сходит на нет, Каэдхара вглядывается в лицо Горо, присевшего напротив. Ему нравится в нём всё, от маленьких ямочек на щеках, до россыпи веснушек, подобных звёздному небу. Казуха любит, он в этом уверен. Но язык не поворачивается сказать заветные слова. — Мы можем обсудить это потом, если хочешь, я не буду… — Нет, думаю, это нужно обсудить сейчас, потом будет сложнее, — тяжело вздыхает, проводит ладонью по влажной чёлке паренька, слабо улыбаясь. Горо за недолгий срок стал самым дорогим человеком. От него веяло уютом, безмерным теплом, молчаливой поддержкой и осторожной заботой. Он всегда был рядом, помогал и старался сделать всё возможное, чтобы увидеть на лице Казухи улыбку и услышать искренний смех. Горо всегда осторожно будил утром, немного дул на лицо, целуя в нос под недовольное бормотание. Горо стал всем, о чём можно было только мечтать. Казуха сам того не осознавая, нашёл счастье, которое когда-то, казалось, потерял на войне. Оно пришло незаметно, мягко окутав со спины. — Я долго думал обо всём, что происходит… между нами, — слова даются нелегко, Каэдхара избегает взгляда напрягшегося парня, убирая руку. Неуверенно крутит жемчужину, обдумывая слова. — Эти последние полгода были лучшими после войны и смерти Томо… Горо слушает настороженно, поджав губы. Неприятно стучит в висках, кадык нервно дёргается. — Я очень благодарен тебе за всё: за терпение, поддержку, заботу… любовь?.. — Казуха неловко улыбается. — Ты стал для меня самым дорогим человеком на свете… И ты научил меня снова любить. Горо замирает, неверяще смотрит, несколько раз моргает, глупо улыбаясь. Пытается что-то сказать, но ладонь, лёгшая осторожно на губы, останавливает. В глазах Каэдхары мелькает что-то, схожее на мольбу, сердце пропускает удар. Горо уверен, что за всем этим разговором скрывается что-то большее, но он учтиво молчит, едва заметно кивает, оставляя лёгкий поцелуй в ладонь, не перебивая. Казуха улыбается уголками губ, неуверенно продолжая: — Я не уверен, что смог бы выбраться из пучины прошлого без тебя. Как и не был уверен до последнего, что мои чувства настоящие к тебе. Боялся… что обманываю тебя, сделаю больно, — слова даются тяжело, царапают старые шрамы острыми фразами. — И это было то, что я больше всего не хотел по отношению к тебе… Но сейчас я уверен в своих чувствах. Я… И замолкает, морщится, отводит взгляд. Рука соскальзывает на плечо затихшего Горо, комкая рукав футболки. Хочется заткнуть голос тревоги, неприятно бьющий по вискам, успокоить нервно колотящееся сердце и не вспоминать прошлое. То, что уже не повторится, то, что уже не вернуть. Томо хотел, чтобы Казуха был счастлив. Его счастье смотрит на него молчаливо и обеспокоенно, оглаживая колени, успокаивая. Ничего не говорит, помогая собраться с мыслями. Признаваться нелегко, Горо знает это не понаслышке. Он пробормотал своё признание, корчась от боли в животе после неудачной игры в сябу-сябу с Томой и Итером пару месяцев назад. Казуха тогда весь вечер пытался его отвлечь от болезненных спазмов то историями о путешествиях с Бей Доу, то старыми песнями, от которых веяло уютом. — Всё скоро пройдёт, обещаю, — Каэдхара осторожно целует в живот, ободряюще улыбаясь. — Таблетки подействуют, тебе полегчает обязательно. Надо чуть-чуть подождать. — Верю тебе, Казуха, верю, — Горо морщится, вглядываясь в уставшее лицо Казухи. — И люблю. Он сказал это, не подумав, даже не сразу поняв удивление на лице напротив. А когда дошло, было уже поздно и оправдываться, и как-то глупо отшучиваться. Казуха ничего сказал, лишь покраснел и неуверенно кивнул, продолжая гладить живот. Словно ничего и не произошло. — Казуха, — Горо пересекается взглядом с парнем, — Ты знаешь, как на Ватацуми признаются в своих чувствах? Дарят какое-либо украшение с жемчужиной. В зависимости от оттенка определяется, какая любовь имелась ввиду. Например, эту, — он указывает на свой медальон с нежно-розовой жемчужинкой, — мне подарила Кокоми после окончания войны. Такой оттенок говорит о крепкой дружбе, доверии к человеку. — А эта о любви, угадал? — Каэдхара чуть хмурится, указывая на свою с голубым отливом. — Нет, — скользит по губам улыбка, пальцы неуверенно дотрагиваются до медальончика на шее парня. — Голубые жемчужины обычно дарят с целью подарить радость человеку, помочь найти гармонию с самим собой. Тоже своеобразная дружеская любовь, поддержка. — Какой же тогда оттенок… — Кремовые, с красноватым отливом, — Горо достаёт парные браслеты из кармана шорт, улыбаясь. — Пришлось поискать, но оно того стоило. Плетённые браслеты с небольшими ракушками и яркими жемчужинками по центру очаровывают. Казуха тяжело вздыхает, устало улыбаясь. — Ты это ведь только что придумал, да? — Поедешь со мной на Ватацуми и узнаешь. — Обязательно… — Казуха, мне не важно, скажешь ты мне, что любишь или нет вслух, — Горо осторожно завязывает браслет на руке парня, поправляя бинты. — Я лишь хочу, чтобы ты был счастлив. Хочется поспорить, объяснить, но Каэдхара молчит, проводит кончиками пальцев по предплечью парня, завязывая парное украшение. — Браслеты… очень красивые, — Казуха смотрит на Горо, не отпуская руку, массируя. — И ты красивый. До безумия. Можно я?.. — Тебе можно всё. Каэдхара неопределённо кивает, цепляясь взглядом за улыбку. — Закрой глаза, пожалуйста, Горо. Казуха никогда не был инициатором. Он был ведомым в руках парня, позволял делать всё, не решаясь на первый шаг сам. Он любил объятия, чувствовать Горо за спиной, массировать спину, вслушиваясь в довольные вздохи. Любил чувствовать себя защищённым, любимым, желанным. И безмерно хотел ответить тем же. Поцелуй получается неуверенным. Горо, боясь спугнуть, отвечает осторожно, рвано выдыхая в губы. Даёт попробовать, смакуя вкус печенья, оставшегося на губах крошками. Казуха тяжело вздыхает, утыкается носом в щёку, глупо улыбаясь. Облизывается, тихо смеётся, чувствуя, как горят щёки. Горо тянет на себя, обнимает, зарывается руками в волосы. — Всё хорошо? — тихо спрашивает. Ответом служит второй поцелуй, чуть более уверенный, трепетный. Горо мычит в губы, чувствуя руки под футболкой, оглаживающие нервно бока. — Я бы сказал… чудесно, — Каэдхара нехотя разрывает поцелуй, кивая. Щёки пылают, как и шея, взгляд размыто мажет по Горо. Бьёт по вискам стук собственного сердца, руки дрожат, проводя кончиками пальцев по знакомому узору шрамов, ощутимых на коже небрежными рубцами. Осознание простого счастья в ощущениях, счастливой улыбке напротив, сбитом дыхании приходит незаметно. Как и едва слышимое признание, выскользнувшее между поцелуями. Горо смотрит на Казуху с яркой улыбкой, когда тот замирает, понимая. Повторяет ещё раз, пытаясь привыкнуть. И ещё раз, уже без долгих раздумий, целуя в уголок губ, не находя себе места. Чувство выполненного долга, свободы после исчезнувших оков прошлого будоражит, кажется иллюзорным. Но Горо всё ещё здесь, повторяет за ним, целует трепетно в ответ, прижимая ближе. Не верит, как и Казуха, в собственное счастье, в искры, горящие в глазах напротив. Каэдхара словно переродился за мгновение, кажется более смелым, уверенным, но всё ещё осторожным. Утыкается носом в шею, оставляя поцелуй у любимой родинки. — Люблю, — шепчет, прижимаясь ближе. — Больше всего на свете… — И я тебя, Казуха, — Горо счастливо утыкается носом в макушку, прикрывая глаза. В чайный домик едва слышимо открывается дверь, тяжело дыша, заходит Тома, занося сумки. Прислушивается и тихо выскальзывает на улицу, позвав за собой Таромару и решив ещё пройтись по городу. Скоро фестиваль, нужно заказать кимоно господину Аято, о котором недавно упоминал вскользь. Торопится некуда.