типа

их каникулы проходят отлично. хотя бы потому что они абсолютно уставшие от учебы, и еще потому что учеба — ебанный отстой. лето хорошее. все из себя такое гвоздично-абрикосовое и теплое. с обшарпанными скамейками, раскаленным на солнце асфальтом, а солнце почти не уходит за горизонт и щипет за волосы и щеки, будто мороз. «ну смотри, когда ты включаешь в душе кипяток, то сначала не понимаешь, горячо тебе или холодно. вот так это и работает, чувак», — запинаясь и задыхаясь после пробежки за убежавшим от них скейтбордом, объясняет рэки. лето хорошее. маково-легкомысленное. такое, что хочется обнять. и рэки тоже обнять хочется. ланга от него типа в восторге. и вообще от лета вместе с рэки он в восторге. лето хорошее, просто в кайф и щепки. их каникулы проходят отлично. от шипящих по дороге колес скейтборда до посиделок в гараже за просмотром «детства шелдона». да, дни примерно так и идут: рано утром они встречаются у холмов и спускаются по ним обратно в город, потому что они отбитые на голову дети, ну и делать им нечего; потом они катаются по всей окинаве, а ланга устраивает бесплатное представление под названием «снегопад в середине лета», и они едут воровать фруктовую жвачку в ближайший супермаркет. ко дню они накачиваются газировкой и заезжают к рэки в гараж, чтобы полистать спортивные журналы, стопкой лежащие в углу и, честно говоря, зачитанные уже до дыр, и поглумиться над пустыми жестянками: лепят на них пластмассовые глаза — смешные, трясучие, — так что к концу лета на подоконнике образовывается целая команда пучеглазых банок от вишневой пепси-колы. а вечером происходят чудеса, потому что рэки - что-то вроде кладезя этих самых чудес. они болтают, по многу и обо всем. все еще катаются, а потом рэки просто чудом подхватывает кашель и начинает шариться по карманам в поисках таблетки от горла. ментоловой и жгучей. ланга от него без ума. особенно, когда рэки ее (ну таблетку) все-таки находит, ловко пихает под язык и улыбается во все тридцать два, выкрикивая: — вот отстой! но ты же меня не бросишь, правда, ланга? и ланга мотает головой. беспечно: — ни за что. тогда они едут домой к рэки и уже накачиваются энергетиками, дешевыми, с плесневелым послевкусием. они не уснут примерно до четырех утра, потому что будут до посинения смотреть «детство шелдона», но сначала слушать cavetown без наушников, пока не придет почтенная мама рэки и не устроит им трепку, как и полагается чернично-творожным детям без мозгов в двенадцать ночи на каникулах. а на следущий день они проснутся очень поздно и будут благодарить господа за то, что S для них закрыт по крайней мере до конца лета (они в гребанном отпуске, и не смейте трогать их). ланга — растрепанный, сонный, а рэки смеется над ним, потому что тот похож на собак, у которых шерсть вьется даже на ушах. и ланга вдруг задумается о том, почему рэки кашляет солнцем, шепчет бабочками и смеется, как ветхозаветный ангел. звонко-сахарно. щеки ланги плавятся и краснеют. то ли от жары, то ли от рэки. потому что рэки в попыхах заглатывает еще одну таблетку, подхватывает скейт под мышку и пинает разомлевшего лангу в бок. — пойдем. приключения ждать не будут, — он лыбится, почти что смеется, чуть-чуть хихикает. гвоздично-абрикосово. словно само лето въелось ему под ребра. и ланга думает, что ему ответить. то, что он хочет посчитать его ребра собственными пальцами или то, что он хотел бы рассмешить его до одури, чтобы рэки закашлялся солнцем, а потом упал к ланге в руки, как флаер о музыкальном фестивале на ветру. в конце-концов ланга устает думать. просто улыбается ему в ответ, подскакивая и хватая доску. они тусуются, как и все нормальные дети на каникулах, жуют ежевичный мармелад, обсуждают «фури-кури» и бесятся, совершенно случайно пихаясь прямо на проезжей части и сваливаясь в ближайшие кусты. рэки лежит под лангой. ланга нависает над ним сверху. это настолько кринжово, что даже мило. и рэки смотрит на него. на то, как в ланге разлагается зима, далекая (и слава богу, что таковая), нежная, хрупкая и прянная во всех местах. внезапно лангу хочется поцеловать. но рэки решает отложить этот около героический поступок и, хохоча во весь голос, пихает лангу в живот, заставляя зиму в сердце того перевернуться, а самого лангу отпрянуть назад. лето хорошее, когда они возращаются вечером домой и на полной громкости слушают my chemical romance (и сестры рэки за стенкой медленно входят в эмо-фазу), пока им не настучат по башке, чтобы они ложились спать. ну и они ложатся. на удивление рано, глуповато размещаясь не на полу, а на одной кровати. и пока рэки видит десятый сон про бешенную гонку с мией, ланга, уставившись в полоток думает и приходит к мысли, что ему нравится рэки. утром ему становится дурно, потому что рэки зевая и потягиваясь пахнет ментоловыми таблетками от горла и чем-то свежим. а днем они снова отправляются гулять и кататься. тусоваться и отрываться, кидаться по всевозможным киоскам и выходить оттуда с полными карманами всякой чепухи. потом они затариваются вишневой пепси-колой и курят на заднем дворе школы, до которой они доезжают только для того, чтобы важно-чинно показать ей фак. всякая чепуха, к слову, — это резиночки да заколки, несколько журналов «сплетников», две пачки ежевичного мармелада и несколько блокнотов с перекошенными котами. лето хорошее. рэки пялится на лангу, глядя, как тот делает затяжку. отстойно; цветочные мальчики, вроде него, не должны курить, воровать мятные леденцы и кататься на скейтборде, где попало. а ланга потом пялится на рэки, пока тот увлеченно, зажимая зубами сигарету, подкручивает цепкими пальцами расшатанные колеса на скейте. а потом они оба обматываются вот этой всякой чепухой, и что получается: у рэки кислотные заколки в рыжих волосах и таблетка от горла под языком, а ланга — ежевичная мармеладка-осьминожка. терпкая и неуклюжая. ночуют они уже у ланги. за окном дождь, августовский, звенящий. и ланга, читающий вслух рассказы акутагавы рюноске. это похоже скорее не на отрыв в каникулы, а на свидание. свидание с ужасно интелектуальным человеком, из слов которого ты понимаешь только, что он типа красивый. рэки краснеет. на утро ланга устает думать, а рэки устает мучаться, потому что каникулы кажутся бесконечными, а ланга кажется очаровательным. глупости. они валяются на траве недалеко от трассы, дергают друг друга за волосы и вроде как отдыхают. это такой сеанс релаксации и детоксикации, как в «рике и морти». рэки кашляет солнцем, смеется, как ветхозаветный ангел, обнажая клыки, на что ланга замечает: — ну у тебя и зубы. ты прям, как оборотень, чувак. — ага-ага, а ты такой солнцеустойчивый, что похож на вампира, — кивает рэки, рассматривая его бледные щеки. солнцеустойчивый, думает ланга, громко сказано. солнце внутри рэки все же ломает его. поэтому он любезно интересуется, поднимая вверх бровь: — это плохо? рэки становится похожим на жестянку с пластмассовыми глазами. — не-а, мне типа нравятся вампиры. бледно-ежевичные щеки ланги приобретают цвет красной смородины. — раз я вампир, то бойся, я могу укусить тебя, — глупо ухмыляется он и двигается чуть ближе к рэки. — я буду не против. — что? — что? рэки краснеет примерно в унисон с лангой. рэки начинает кусать губы от волнения, а глупый ланга хватает его за плечи и выдыхает что-то типа: — рэки, я хочу целоваться. ланга — ежевичная мармеладка-осьминожка. терпкая и неклюжая. его длинные пальцы задевают кислотные заколки в пушистой копне волос рэки, а губы дрожат, когда касаются чужих, после того как тот отвечает ему: «я могу тебе помочь». вечером они заваливаются домой к рэки, слушают на полной громкости the frights, а потом, когда мама рэки приходит дать им леща, затыкаются и уже до трех ночи смотрят «детство шелдона», и целуются каждый раз, когда молодой шелдон купер говорит что-то умное. «это типа любовь», — объясняет ланге рэки и скалится тому в губы. лето хорошее.