Потерянная

Прошло несколько дней с нашего последнего разговора с капитаном. Поначалу я ждала с замиранием сердца, что вот он распахнет тяжелую дверь и все так же, слегка прихрамывая, зайдет в помещение. Нутро требовало новостей, сердце билось быстрее при мысли, что женскую особь удастся пленить. Однако миновали сутки, а звуков оживления в лазарете я не слышала. Вне зависимости от исхода операции в ее ходе должны были быть жертвы, в здешних стенах должно было произойти хоть что-то, некое волнение, пусть даже легкая рябь на поверхности происшествий. На вторые сутки я осмелилась начать задавать вопросы медсестрам, но молоденькие девочки лишь качали головами: «Ничего не знаем. Никого не поступало. Вестей нет». Хотелось рычать от бессилия, изоляции и нахождения в проклятом мед-корпусе. Хотя с последним потрепанное в ходе последней вылазки тело явно не было согласно. От малейшего движения рукой плечо начинало подпекать, при слишком резких вдохах тело пробивала крупная дрожь, а на глаза наворачивались слезы, для левого глаза мир представлял размытую и нечеткую картину, с едва различимыми очертаниями. В конце концов, медперсонал сжалился надо мной и заботливо предложил повязку, чтобы лишний раз не напоминать мозгу о столь серьезном увечье. На третьи сутки я сновала по комнатушке, как дикий зверь: выглядывала в окно, старалась игнорировать собственное отражение в зеркале, разминала ноги. Ко всему прочему приходилось игнорировать сдавливающую тисками головную боль. На вопросы о прогнозах о выздоровлении мне категорически не отвечали ни врачи, ни обслуживающий персонал. Я вновь и вновь перебирала в голове два возможных сценария: остаться здесь, покоряясь обстоятельствам, или попытаться выпросить у врачей разрешение вернуться в штаб. Но ведь капитан сказал, что вернется! На четвертый день я окончательно наплевала на собственное плачевное физическое состояние и попросила у медсестры сменную одежду. Она подозрительно прищурилась. - Неужто ли собралась сбежать от нас, милочка? Уже чувствуешь себя достаточно бодрой? - Я солгу, если скажу, что чувствую себя нормально: даже просто стоять подолгу крайне трудно, да и дыхание приходится тщательно контролировать. Только вот больше не могу находиться в неведении. Мне нужно в штаб Разведкорпуса! - Честная, - хмыкнула девушка, которая по виду была всего года на два старше меня, - Что же поделаешь, когда зовет чувство долга, противостоять ему трудно… Отговаривать бесполезно? - Бесполезно! – я мысленно отругала себя за резкое движение рукой. Лицо перекосилось от болезненной гримасы. - Тогда хотя бы пообещай, что не будешь участвовать в каких-либо операциях следующий месяц, тогда восстановишься быстрее. - Полагаю, что меня и не допустят до миссий, если я буду в столь же непригодном состоянии. - Хотелось бы верить,- медсестра прикусила губу. Она явно не была согласна с моим утверждением, - Никогда не знаешь, что в голове у начальства. Она окинула меня еще одним сочувственным взглядом, прежде чем огласить окончательный вердикт. - Когда стемнеет, и смена подойдет к концу, я помогу тебе переодеться и провожу до штаба. Самой тебе пока не преодолеть расстояние в несколько кварталов, а с учетом шума улиц, лестниц и других факторов… - Спасибо вам! – я улыбнулась девушке, которая вошла в мое положение. - Пока не за что, - покачала та головой в ответ. К моему ужасу, один лишь процесс переодевания отнял у меня большую часть сил. К концу этого нехитрого процесса я было даже подумала отложить возвращение в штаб хотя бы на несколько часов, но тут же отмахнулась от мысли, которую подбрасывал ослабленный организм. Напоив меня водой перед выходом, приобняв за плечи, молодая медсестра услужливо подстраивалась под мой неспешный шаг, она тут же останавливалась, если чувствовала неладное, или же оберегала от бесчувственных прохожих, норовивших толкнуть слишком уж медленных пешеходов. Когда мы стояли на территории штаба, по лицу градом струился пот, перед глазами мигали черные точки, в ушах звенело, а голос провожатой доносился будто из-под воды: - Дальше мне вход воспрещен. Я позову кого-то из солдат, чтобы тебя проводили до комнаты. Чей-то звонкий голос не позволил медсестре воплотить задуманное в жизнь. - Лана, Лана, что же ты творишь! Тебе бы еще поваляться в лазарете для скорейшего выздоровления. Не говори, что тебя вызвали в штаб! – не сразу, но я опознала Ханджи. - Она сама захотела поскорее направиться сюда, - развела руками медсестра. – Совсем уж ей на месте не сиделось. Ханджи даже слушать не стала мою провожатую, поведя меня в корпус. Я обернулась напоследок, чтобы бросить благодарный взгляд отзывчивой медсестре. На большее сил попросту не было. - Бестолочь, - причитала Ханджи, - Я, конечно, рада тебя видеть, да и коротышке в радость будет, но это не уравновесит безрассудность твоего поступка! При упоминании капитана я невольно вздрогнула. - Он здесь? - Конечно. Где же ему еще быть. С его ногой особо не расходишься нынче. Хотя наш сильнейший воин не хотел этого признавать. Эрвину даже пришлось отдать личный приказ Леви, чтобы тот не покидал штаба, дабы ногу его поберечь. Может, он поэтому и не пришел? Из-за приказа? А не из-за того, что не хотел меня видеть? Капитан Леви ведь обещал, что вернется. Он бы не нарушил свое слово без уважительной причины. - Немедленно отведу тебя в комнату! Ты, наверное, голодная! Но ужин уже закончился! Перспектива оказаться в комнате, которую совсем недавно я делила с Петрой, вызвала невольную дрожь в руках. Я умоляюще прошептала: - Только не туда! Пойдем, пожалуйста, в столовую… - Но… - В столовую! - Я уперто остановилась, не позволяя Ханджи и дальше вести меня по коридору. - Вот позову капитана - и сразу перестанешь быть такой несговорчивой. Он вас мигом построит! - Меня… - я сглотнула.– Теперь уже меня. Зое, быстро смекнув свою ошибку, таки пошагала в указанном мной направлении. В столовой действительно уже не было ни души. Майор усадила меня на скамью, а сама вылетела из помещения с коротким: - Никуда не уходи! Да я бы, по правде, и не смогла бы. Голова теперь буквально летала. Пришлось закрыть глаза и уложить голову на более-менее здоровую руку. Я чувствовала себя жалко. Из-за своего паршивого состояния не удосужилась первым делом спросить у Зое о результатах миссии! Долго заниматься самобичеванием мне не позволил скрип половиц: кто-то пожаловал на кухню. Но я не пошевелилась. Нужен хотя бы короткий отдых. Шаги медленно приближались. На контрасте с едким запахом медикаментов в лазарете я сразу уловила едва ощутимый аромат черного чая. Капитан остановился с другой стороны стола напротив меня. Я не видела, но чувствовала его взгляд. Что же выражали его глаза? Я боялась поднять голову и увидеть ответ на свой вопрос. Теперь, оказавшись с ним наедине, я внезапно ощутила, что боюсь надвигающегося разговора. Страхи накинулись стаей, чувствуя слабость жертвы. Миссия провалена? Женская особь не была захвачена! Или, быть может, личность титанши оказалась лишь пшиком? А моя уверенность, что я ее видела, лишь плодом воображения солдата при смерти? В висках пульсировало. В затылок отдало стреляющей болью. - Разрешите не вставать, капитан, - я нарушила вязкую тишину первая, не позволяя панике захлестнуть с головой. Однако глаза не открыла и голову так и не подняла. - Я бы и лазарет тебе покидать не разрешил, - цокнул Леви, выдавая недовольство. - Вы обещали, что вернетесь, когда операция завершится, - я не хотела говорить это вслух. Слова сами вырвались, пользуясь слабостью хозяина. В сказанном не было ни намека на упрек: лишь грусть и толика безнадежности. - Посмотри на меня, - спустя томительные минуты произнес Леви. Я не без усилий заставила себя сменить позу. Столкнуться с взглядом тусклых серо-синих глаз было сродни удару под дых. В них не было жалости или холода, не было разочарования или гнева… Понимание. Капитан Леви напитывал меня энергией лишь одной силой понимания. - Почему ты просила меня остаться? – вздохнул он, усаживаясь напротив. Иллюзия лечебного воздействия присутствия капитана в миг испарилась. Меня словно окатило холодной водой. Почему я умоляла его остаться? Даже по имени назвала неосознанно. Почему я так жаждала его присутствия? Я испугалась, что вновь осталась совсем одна в этом страшном мире? Без семьи, друзей и товарищей по оружию, которым доверяла. Один лишь капитан. Человек, которого я безмерно уважала, человек, который поверил в меня! Столько сделал для Ланы Ринго! Но я не смогу сказать ему ничего подобного. Не решусь. Но и лгать не стану. Лишь правда имеет место быть, просто не полностью раскрытая: - Пока вы были рядом, какая-то часть меня наивно верила, что они еще с нами. Казалось, что вы развеете страшный сон, -сглотнула, - Ваше присутствие доказывало, что сама я еще жива и… И что… В горле появился ком. - И что… - приподнял бровь Леви. По его лицу невозможно было прочесть ни единой эмоции. Но я молчала. Испуганно смотрела на сильнейшего воина, не в силах закончить мысль. - Лана, - на миг прикрыл глаза Леви, - Ты можешь сказать мне. - Обо мне еще помнят, - едва слышно пробормотала я. Леви отстраненно уставился на стол. Он ничего не ответил. Так мы и сидели: в полумраке, наедине друг с другом, но в плену собственных мыслей. Я не ждала от капитана какой-либо реакции, просто наслаждалась его кратковременным присутствием рядом. Не знаю сколько прошло времени, когда он вдруг бросил короткое: - Будешь чай? Я не сразу даже поняла, что он обращался ко мне, но, когда до заторможенного мозга дошла суть вопроса, осторожно кивнула. Леви заваривал свой любимый напиток долго, а я лишь наблюдала за действиями его рук. Он перебирал мешочки, внимательно изучал их содержимое, что-то смешивал… Терпеливо ждала, не пытаясь вникнуть в таинства процесса. Наконец, на столе оказались две большие чашки, от которых исходил пар. В воздухе потянуло чем-то таким знакомым, но давно позабытым… Из глубин памяти не сразу удалось вычленить ассоциацию: - Ромашка? – неверующе протянула я. - Да. – Действует как успокоительное. - С каких пор ты стала разбираться в сортах чая и травах? – хмыкнул Леви. - Мама заваривала в детстве, - я невольно улыбнулась. Перевела взгляд с рук капитана, держащих чашку все тем же нестандартным способом (за ее края, а не за ручку), на его лицо. – Спасибо, капитан. - Можешь называть меня по имени. В конце концов, ты уже начала. Я вновь потупилась, но формулировку исправила: - Спасибо, Леви.