***
Когда ты супергерой, ранения и белые стены больницы входят в рутину. Иссушающую, но неотъемлемую. И вроде бы и переживать уже нет смысла: медицина прыгнула на несколько метров вперёд, и Питер, конечно, согласен с этим. Он не переживает. За себя - никогда. Мерно же тикающий аппарат, проводами-щупальцами окутывающий Пьетро, заставляет Паркера усомниться и в медицине, и в мутантской регенерации. Неподвижный Пьетро похож на картину депрессивного художника. Белоснежные волосы сливаются с подушкой, а вместе с тем и с умиротворённым лицом. Питеру кажется, что всё его существование сконцентрировано на глубоком дыхании. Он не слышит ничего вокруг, только с замиранием сердца ждёт каждый вдох, надеясь, чтобы он не стал последним. Это так глупо, так иррационально - переживать. Прогнозы отличные, кома должна вот-вот отступить, даже Ванда уже перестала плакать во время каждого визита. Вот только Питер всё равно сидит. Он молчит целыми днями, переживает. Глупый мальчишка. Иногда вместе с ним молчит Клинт. Есть в этом что-то сближающее, что-то необъяснимо важное. Бартон молчит без чувства вины, или долга, или осуждения. Он делает это как человек, которому не всё равно. Питер благодарен ему за это.***
Баки сам не знает, почему ноги занесли его в больничный корпус. Ночью. Он ни разу не навещал назойливого и даже слегка раздражающего спидстера, но сейчас вдруг оказывается возле нужной двери. Барнс приоткрывает её аккуратно, немного стыдливо, и в глаза тут же бросается знакомая шевелюра. Питер держит Пьетро за руку, боясь лишний раз вздохнуть, и что-то исступлённо шепчет. Баки не слышит, но ощущает отчаяние и надежду. Любовь. И это настолько интимно, настолько не для посторонних глаз, что солдат закрывает дверь и больше никогда не возвращается.***
Питер переживает молча. Но нет человека громче, когда он чему-то рад. Он вскакивает с кресла и путается в собственных длиннющих ногах, падает с шумом, едва не разбивает нос о плитку, но мужественно встаёт и моментально оказывается возле больничной кровати. Пьетро слабо моргает на яркий свет и смешно жмурится, почёсывая отросшую щетину. Питер широко улыбается, и глаза его сверкают привычным блеском.