Осенняя клюква

Спелые, тёмно-алые ягоды первой осенней клюквы блестят глянцевитыми бочками, до краёв наполняя драгоценную золотую чашу. Смотрит на них Фёдор Басманов и думает, что похожи они на капли свежепролитой крови. Будто брызнула та кровь на волглую землю болотистую, да не впиталась в неё, не ушла в трясину, застыла багровыми ягодами. И собрали те ягоды, не ведая, что кровью людской, а не соком животворным полны они, и царю на стол принесли… Или же напротив? Принесли государю кровавые ягоды, ведая, что они кровавы, и сам государь о том ведает, и не гневается, чашу со стола не смахивает, — любо государю их вкусить… Встряхивает Фёдор головой, морок мыслей дурных отогнать пытаясь; колокольцами позванивают от движения этого в ушах его серьги серебряные. Что за наваждение, в самом деле? Клюква и клюква. Нешто он клюквы не видел да не едал — хоть и не любил её с детства, больно кислая, ежели не в меду. — Хочешь, Федюша, клюковки с северных болот вкусить? Кому другому без раздумий ответствовал бы Фёдор, что терпеть не может клюкву кислющую и вкушать не желает; особливо осеннюю, а не весеннюю, да ещё и после того, как капли крови на месте ягод приблазнились. Но не скажешь такого царю — и потому опускает Басманов покорно голову, ресницами длинными глаза прикрывает. — Коли угостить изволишь, царю, так и захочу… — Иди-ка сюда. Подыми на меня очи свои синие да рот открой… Подчиняется Фёдор. Старается голову красиво закинуть, чтоб царю любо было. Усмехается Иоанн ласково, да тень лежит на дне очей его, та же тень, что давно уже Басманов в душе собственной ощущает. Берёт царь щепотью сразу несколько ягод, кладёт в рот полюбовнику. Ох и кислятина, проносится в голове у Фёдора. Нет бы мёдом залить, в самом деле. А на совсем краткий миг иная мысль мелькает — страшная. Кажется — не кислой сейчас клюква окажется, а солёной, с привкусом железа и меди, с кровавым привкусом… Но нет. Клюква себе да и клюква. Кислющая, осенняя. Прожёвывает её Басманов, умудрившись не поморщиться. Сглатывает. Смотрит на него Иоанн одобрительно. Любяще. — Даже в лице ты не изменился, Федюша… А поди, кисла ведь клюковка? Улыбается Фёдор. Языком по губам проводит — будто не кислющую клюкву, от коей скривиться охота, а пряник сахарный съел. — Из рук государя любое лакомство сладко… И клюква осенняя, кислая. И кровь, чей вкус во рту чувствуется, мерещится — хотя всяко не было её в клюкве, была лишь на сабле да на руках. Зарываются царские пальцы, перстнями тяжёлыми унизанные, в кудри вороновы у Басманова на затылке. Приникает Иоанн устами к его устам. И чудится Фёдору — у них обоих во рту вкус кровавый.