Игра на поражение

Чернила. У Джоуи в них руки по локти. Некогда белые рукава окрасились в чёрный, но уже не одна рубашка испортилась в этом злосчастном месте, когда-то кипевшем жизнью. В настоящем положении Джоуи её даже не меняет. Толку нет. От чернил невозможно отмыться. По крайней мере здесь. Эта многолетняя, смешная с пылью и грязью жидкость, ядом въедается под кожу подобно заразе. Она — грех. Липкий и пожизненный, но так необходимый для хорошей жизни. Если задуматься, то чернила чем-то похожи на кровь. Ту самую, что когда-то лилась по его венам, гонимая пылким сердцем. Теперь там холодно. Он сам вырыл эту могилу, сам в неё залез и потом сам же обнаружил, что зарыть некому. Да и нужно ли? Мертвец и человек, скрывающийся от ветра в окопе - разные вещи. Хотя, Джоуи уже что-то между. В очередной раз, загребая землю под ногти, выглядывая из своей ямы, он пытается ощутить хоть что-то при виде уходящего в даль ряда могил его бывших товарищей и коллег. Но без толку. Ничего. Да и что должен чувствовать человек, который собственноручно отправил туда каждого? Безжалостно, пока они пытались сделать хоть небольшой вздох перед тем как утонуть в непроглядной темноте. Как же так вышло... Решение в сторону лучшего варианта развития событий не являлось приоритетным и в этот раз. Да и всегда ли общее благополучие стояло превыше всего? В студии главное студия, а не работники, но, не то, чтобы, при жизни, Джоуи было на них плевать. Просто, для строительства здорового коллектива необходимо понимать людей, а не просто говорить; договариваться, а не ставить в известность. Дрю не был готов отступать в ущерб себе и ведущей цели. Это и стало бомбой замедленного действия. У Джоуи просто не хватало смелости измениться. И сейчас не хватает. Он думал, что не ищет лёгких путей, но на самом-то деле все его действия с самого начала были актом побега от сложностей. Он трус, всю жизнь ложью валивший проблемы на других. Одна за другой они капали и капали на их душу, очерняя её, меняя человека под корень. Джоуи думал, что создавал грёзы, но на самом деле его творением стали люди. "Полюбуйся теперь своим шедевром!" Однако, даже всё прекрасно осознав, он, вместо попыток изменить хоть что-то или хотя бы поплатиться за содеянное, похоронил всё будто ничего никогда и не было. Щеколда двери в студию навсегда осталась закрытой изнутри, и никого из оставшихся без работы ребят больше не существует. Пусть лучше все проблемы останутся под мощным слоем грунта, под полным контролем их создателя. Лёгкое решение - не проигрыш. Студия существует, пока хоть где-то существует Джоуи Дрю. Небо над головой то хмуриться, то становится светлее. Тёмно-зелёная трава качается из стороны в сторону, чуть поблескивая на призрачном свету, а деревья поскрипывают от извечных ветреных порывов. Здесь давно не было дождей, чтобы вдохнуть в пейзаж хоть немного жизни. Но порой кажется, что даже если по их могильному полю пройдёт дождь, то он будет таким же тёмным, как чернила. Но уже поздно для действий, и сожалений тоже. Эта эпоха подходит к концу. Как оказалось, способность мечеть сама по себе тоже побег. Джоуи, может, и умер физически, но это место навсегда останется в его власти, как нескончаемый лист бумаги. И Дрю не нужна кисть, чтобы на ней творить. За любой дверью может скрываться что-то своё, родное. Всё, что угодно сердцу человека, полного идей. Их у Дрю достаточно, чтобы нырять из одной в другую, и каждый раз делать, будто глоток свежего воздуха перед тем, как вернуться назад, в душную мрачную студию. И хотя это всего лишь воображение, Джоуи проще жить в нём. Намного проще, нежели в реальности. Среди бесчисленных миров-пустолаек, есть та, которой он поделиться не только с собой. Генри Штейн был... Пожалуй, даже больше, чем прекрасным человеком. Такой эмпатии и стремления Джоуи не видел по меньшей мере ни у кого. Лишь этот художник помогал ему поступать безоговорочно достойно и правильно. А если бы они работали вместе до самого конца, студия, может, не была бы обречена на крах с самых её зачатков. Только вот, судьба распорядилась иначе. Подумать только! Какая наглость! Лучшего художника увела из "семьи" какая-то Линда! Хах, и всё же несмотря ни на что, Генри поступил верно, выбрав даму, с которой... разделит жизнь. Возможно, так, он спас себя от Джоуи. Возможно, только так, Генри сам мог остаться спасителем. Видно, он прекрасно осведомлён о закрытии студии. И Дрю может представить, как забит почтовый ящик письмами с вопросами, на которые никогда не придёт ответ. Джоуи "возвращается" домой. За свой старый добрый дубовый столик в беседке на лужайке. Пейзаж по сторонам с каждым разом всё мутнее и мутнее, словно зрение раз за разом даёт всё более сильные сбои. Но оно не является неизменной составляющей в мирах Джоуи. Просто он уже не помнит, как выглядело его небольшое пристанище, чтобы чётко его представить. Ну, может, так, пятнами. Он редко бывал там и раньше, поэтому сейчас, даже при желании, вспомнить хотя бы внутренний интерьер родного дома, у владельца не получится. В этом месте поют птицы. Но пение это весьма однообразное, как пластинка на повторе. И с каждым разом оно всё тускней и обрывистей. Просто Дрю давно не слышал птиц. Этот мир скоро исчезнет окончательно, не оставив и следа. Но он боле не нужен создателю. Всё, что требовалось видеть чётко в столь мутном пространстве - письма. Они не были настоящими, и таких строк Джоуи никогда бы не получил, но думать о том, что по нему кто-то скучает было приятно. Эта маленькая ложь самому себе, чтобы не потерять без того пошатнувшийся рассудок окончательно. Забавно, но даже после смерти он цепляется за Генри. Пусть в реальном мире старый друг разочаруется в нем окончательно, но здесь, Джоуи не проиграл его отношения к себе. Будет несправедливо говорить о том, что они не виделись после проклятого увольнения. Генри даже иногда помогал материально. Хоть это и были копейки, их получение отзывалось в сердце глубокой признательностью. В том, что Джоуи однажды перестал соглашаться на встречи, а потом и вовсе отвечать на письма вины художника нет. Дрю сам не помнит почему так поступил. То ли из зависти, то ли из ревности. Жизнь Генри была хорошо устроена, и прожита тоже недурно. У него была любящая женщина и дети. Дрю же зря потратил своё время на внезапный душевный порыв, скрытый маской железной серьёзности. Все эти розовые сопли о мечтах и воображении быстро надоели, оказавшись не больше, чем детским лепетом. Ему открылась другая сторона. Нехватка финансов, злые люди и болезненные предательства. Хотя, кто из них предатель-то? Предатель — это сам Джоуи. Джоуи, который оказался слишком горд, чтобы постоянно выслушивать поддержку от Генри. Дрю думал, что достаточно силён и может справиться со всем сам, но это оказалось далеко не так. Всё окончательно пошло под откос, как только они перестали общаться. Это не больше, не меньше, чем факт. Но, Господи, знал бы хоть кто, как эти вечные темы о Линде ему осточертели! Уходя, Штейн не соврал. Да, это из-за женщины. Да, она требовала внимания, и Генри не мог "изменить" ей с работой. Но... Он ведь знал, как тяжело Джоуи его отпустил по столь глупой причине. Не уж-то Генри было не очевидно, что Дрю ненавидит Линду с тех самых пор. Штейн ведь настолько щепетильный человек... Генри Штейн... Сейчас Джоуи много готов отдать за их встречу. Но они не увидеться до тех пор, пока не повернётся хорошего случая. Настоящего случая, бьющим ослепительным светом фар в лицо. И тогда Генри подорвётся на студию сразу, как только получит письмо. Их свидание было возможно только после смерти обоих. Ну, или не совсем обоих. Скажем, на жизни художника ещё не стоит крест, так? Генри ещё может бороться за себя, и Джоуи его отпустит. Потом обязательно, но сейчас, Штейну ещё нужно выполнить последний пункт в жизни главного антагониста. Сколько кругов не прошло, а Джоуи чётче всего помнит первый. Сценарий был идеально отшлифован за столько-то лет, но, удивительно, даже при этом он чувствовал волнение. Вдруг что-то пойдёт не так? Генри ведь может растолковать всё и с первого раза, а любая неверная закорючка лишь собьёт с нужного следа. Хотя... А так разве не лучше? Дрю создал петлю с неоднозначным сюжетом и одним исходом. Он слишком труслив, чтобы напрямую сказать душе Генри о том, ради чего она здесь, поэтому вновь мучает хорошего человека, бросая ему на стол одну колоссально длинную загадку. Пусть! Если у Генри хватит ума на её разгадку, значит он будет действительно достоин победы, но пока что планку выше держит Джоуи. Петля — его лучшее творение. Если она рухнет, то ни один созданный им мирок не стоит и гроша. Каждое существо в этом месте — олицетворение бывшего человека. Каждая аудиозапись — часть его души. Но всё это не настоящее. Насколько бы не была глубока иллюзия, то куда смотрит Генри — это картонка, за которой спрятана голая и мерзкая истина. Быть может, Дрю делает жестоко, причиняя столько физической и моральной боли, гоняя друга по студии, но только так он может рассказать истинную историю и намекнуть на единственное решение проблемы. Джоуи не интересна ни одна кассета, ни одно действие на поле. Ему интересен Генри. Ведь он настоящий. Его эмоции, боль принадлежат не Джоуи, поэтому Дрю чувствует хоть что-то, пока видит отчаяние и разочарование появляющееся на лице художника при прослушивании кассет с упоминанием его имени. Он чувствует вину, когда лицо друга искажается болью. Играла аудиозапись Джоуи на пути демона. Один цикл ощущается длиною в жизнь, но, забавно и обидно, что в реальности проходит чуть больше-меньше часа. У Дрю есть какая-никакая связь с настоящим, а вот у Генри её нет. Можно биться об заклад, что он даже не понимает где находится. Джоуи не настолько бесчеловечное существо, поэтому даёт другу возможность передохнуть в спальной комнате где-то между каждыми двумя, кругами. В их первую "долгожданную" встречу, толкая монолог у окна, он даже не посмотрел на Генри, пока тот пытался задать хоть один вопрос. И без того ясно, что бы в них увидел. Художник искренне пытается что-либо понять, поэтому, в качестве поощрения, на четвёртый круг Джоуи дарит Штейну возможность помочь себе подсказками на стенах. Невидимые чернила предназначались для того, чтобы писать себе подсказки где только душе угодно. Но уже на двадцать третьем кругу подарок, в приступе ярости получателя, моментально летит в стену. Джоуи вздохнул, и на время оставил разгневанного старого друга одного. Чем-то Генри похож на далматина. Они рождаются совершенно белыми, а Генри каждый новый круг входит в студию чистым как снег, а выходит с въевшимися пятнами чернил. "Будто пёс," - думает Джоуи, ни в коем случае не подразумевая ничего оскорбительного. Генри может отставить свою гордость и по-настоящему быть рядом. Генри останется верным, даже после расставания. Прекрасный человек. Дрю чешет у щенка за ушком, пока тот машет хвостом, высунув язык. Под лучами солнца, пробивающимися через окно, танцует мелкая пыль. Такой приятной и светлой тишины Джоуи не слышал уже очень давно. Бумаги с рисунками на рабочем столе, пачки документов. Подобная атмосфера навивала давно утерянные нотки покоя и ностальгии. Джоуи нашёл этого ушастого товарища будто чудом, и рядом с ним всё кажется решаемым. Может быть, будет ради кого радоваться? Но идиллию разрушает женский оклик. донёсшийся из коридора. Щенок тут же навострил уши и подорвался с места, оставляя Дрю наедине с собой. Линда является огромной помехой даже в мирах Джоуи... Но это не беда, ведь здесь она никто. Генри вернётся, когда он захочет. Здесь он превосходит эту женщину по всем параметрам. Генри сердится. В какой-то момент директору кажется, что художник проклинает самого Джоуи Дрю и всё, что с ним связанно. Но его гнев вполне понятен. В который раз он делает круг? Идёт на вторую сотню? Кто же не свихнётся в этом месте за такое время? У Генри крепкие нервы, но не железные. У художника кончается надежда. Джоуи не хочет, чтобы его старый друг лишился рассудка здесь Пожалуйста, догадайся обо всём поскорее... Бенди — их общее творение. Порочное дитя... Но вся соль состояла в том, что он всегда принадлежал не только Джоуи. С уходом друга, Бенди перестал быть тем, кем был. Персонаж, потерявший создателя, меняется по дуновению ветерка. А часть, дарованная танцующему чертёнку самим Дрю, не текла в благое русло. Тепериче взору предстаёт не весёлый детский персонаж, а настоящий зверь. Нет, монстр. От взора Генри почему-то постоянно ускользает тот факт, что таким он стал после запуска чернильной машины. Инцидент с чернильной машиной? А что он из себя представляет...? Небольшая пожелтевшая бумажка опускается на стол, будто гром среди ясного неба. — Что это? — спросил Джоуи, отрываясь от обеда. Глупый вопрос. Наглый обман себе, попытка растянуть время до переломного момента в жизни обоих. Болезненное выражение лица художника отбивало все надежды с самого начала. Генри молчит, но в конце концов тяжело выдавливает три слова: — Заявление... об увольнении. Джоуи старается не подавать виду, будто ему не обидно. Столько общего движения и вот такой вот нож в спину. Уже тогда понимание того, что без Генри студия имеет в стократ меньше смысла, врезается под корочку головного мозга, оставшись там навсегда. Дрю пытается не быть ребёнком, учитывая тот факт, что Генри делает это не без предупреждения. И всё же, не стоит говорить, что мужчина не верил и не надеялся, будто всё устаканится. Но нет. Дрю был бы рад дать больше свободного времени Штейну чтобы он тратил его на эту, чтоб её, Линду, но не мог чисто технически. И со следующего дня настанет очередь Дрю едва ли выносить эту муть, только теперь уже в одиночку. Генри смотрит насколько виновато, что второй, придя в себя, тут же отводит взгляд. — Что ж, — начинает Джоуи как можно проще, — ты уверен? Генри вроде как медленно кивает, а потом резко вспоминает, что зрительный контакт отсутствует и набирается сил сказать вымученное "да". Директора пробивает еле заметная дрожь. — Как скажешь, Генри. Мне было приятно работать с тобой. Штейн сгоряча порывается что-то вставить. Возможно извинения, возможно осуждение, возможно оправдание, а может и что-нибудь другое. Но почему-то лишь кивает, уже не обратив внимание на то, смотрит ли на него директор, и спешно уходит отрабатывать день. Джоуи не выходил из кабинета сутки, и даже не удосужился проводить друга за порог студии в самый последний раз. Дрю не хочет забыть, но старается не думать об этом воспоминании, как об отдельном мире. Это осколок от реальной жизни, и его просто нужно хранить при себе до того момента, как попасть в небытие. Только благодаря прошлому можно быть собой и оставаться решительным. Но всё же будет печально, если именно это воспоминание всплывёт в памяти ярче других, пока Джоуи будет наконец исчезать окончательно ко всем чертям. Он уже не знает, чего хочет больше. Вечно быть в выигрыше или наконец-то воочию увидеть конец? — Джоуи, ты слышишь? Дрю вздрогнул. Рефлекторно отмахнулся рукой, вследствие чего слегка обжёг её чем-то. Генри с шипением и ругательствами отскочил и сам. Нельзя, чтобы они встретились в цикле! Нет, нет, нет нет! Это разрушит всё, что может разрушить! Паршиво! Зрение немного проясняется. На минуту Джоуи кажется, что это и впрямь петля, но отнюдь нет. За спиной молодого опешившего художника светлая и добрая студия. Сердце до сих пор колотится будто бешеное, глаза мечутся из стороны в сторону, а дыхание всё никак не приходит в норму. В какой-то момент Дрю заглядывает Генри прямо в глаза, но на фоне пережитого испуга это его никак не смущает. А вот Штейн тут же с беспокойством наклонил голову в сторону. — Ты чего? Тебе плохо? Джоуи, ты бледный. В ответ мужчина помотал головой, поглаживая целой рукой обожжённое мокрое запястье. Рваный выдох. В принципе, можно и рассказать ему правду. Это ведь лишь воспоминание, принадлежащие никому иному как самому Дрю. С реальностью это никак не связанно. Он даже и не вспомнит об этой нелепой истории. Джоуи смертельно нужен кто-то кто может выслушать. Но продумав, тот почему-то лишь отмахнулся. — Нормально. В глазах потемнело, и голова трещит. На лице у Генри явное недоверие, но он опускает эту ситуацию, делая вид, что не догадался о сказанной только что лжи. Хотя, может считает, что ему показалось. Или вот эта вновь его позиция, будто не стоит вмешиваться. Но сейчас Джоуи это лишь на руку. Штейн хмурится. —Слушай, может давление пониженное? Вот возьми. Мужчина от чистой души протянул стаканчик, но внезапно что-то вспомнил и скомкано залепетал. — А! Только он с сахаром. Ты ведь н- —Спасибо, Генри, — выхватив стакан из рук друга, отрезал второй. Хах, при жизни он терпеть не мог сахар в кофе. Интересно, что же сейчас? Мужчина махом делает глоток и... Ничего. Ни вкуса, ни запаха. Только неприятный жар прошёлся вниз по гортани. Жаль. Джоуи даже не морщится как обычно, а вот выражение лица Генри — это отдельная песня. Ещё бы. Ярый ненавистник подобной смеси опустошает стаканчик почти на половину за один заход. Дрю ухмыляется, решив всё же подыграть бывшему себе. — Неописуемая дрянь. Картинка воспоминаний вновь медленно исчезает. Чёрт! В этой ностальгии он совсем забыл про бдительность. И вновь перед глазами Генри Штейн. Только, уже запачканный чернилами, выглядящий явно устало, будто только-только очнулся. А вот это уже петля. Плохо... Джоуи боится пошевелиться, потому что не знает куда юркнуть. Здесь у него, конечно, нет конкретной оболочки, поэтому он не больше, чем тень. Но в затуманенных глазах Генри мелькает малая доля узнавания. Благо, он ещё не уверен. — Джоуи? Дрю спешит скорее сменить мир. Исчезнуть с петли. Его тень медленно растворяется прямо на глазах друга. Возможно, теперь Генри догадается быстрее, но... Может, оно и к лучшему? Однозначно да. Дрю так много раз видел "The End", адресованное чернильному демону, что сам поверил в то, что находиться в тупике. Всему приходит конец. Достаточно. Джоуи возвращается в свою могилу и со вздохом переводит взгляд в другую сторону от уходящих за горизонт камней. Рядом с ним до сих пор вырыта последняя яма для человека, который рано или поздно одержит верх над его творением — петлёй. Однажды Штейн заметит несостыковки. Обратит внимание на тень всё увереннее следующую за ним по пятам. И поймёт, что именно от сделал "недостаточно". Но пока что, у Джоуи достаточно миров, чтобы сбегать туда от Генри. У Джоуи достаточно миров, где он останется победителем независимо от любых переменных.