И ВОЛКИ СЫТЫ, И ЗАЙЧИКИ ЦЕЛЫ

      В кабинете было спокойно и лениво, пахло кофе и немного вишневым вареньем Валентины Андреевны. За окном ветер швырял снежинками, направляя их, как маленькие ледяные торпеды, в лица прохожих, лобовые стекла машин, рисовал узоры на витринах.       Все обитатели маленькой каморки в дальнем конце офисного пространства были заняты своими делами. В своем углу Юрка Жмакин, сисадмин средних лет, вел очередной танковый бой, матерясь и изредка подпрыгивая в кресле, с ожесточением выбивая мышкой призывы в игровую вселенную. Среди сотрудников он считался мастером на все руки. На починку ему почему-то несли любую электротехнику, включая утюги.       Валентина Андреевна, бухгалтер, вместе со своим столом по-королевски занимавшая большую часть кабинетного пространства, что-то строчила в мессенджере двумя пальцами, выбивая из клавиатуры тонны букв со скоростью близкой к сверхзвуковой. Когда-то она решила, что атмосфера каморки айтишников подходит ей как нельзя лучше, и, не ставя никого в известность, волевым усилием перетащила все свои богатства, напрочь обосновавшись в их мужском царстве. Благодаря ей в кабинете появились кофемашина, огромная драцена и тягучая шанель.       Третьим постояльцем был Ванечка со смешной фамилией Зайчик. Молодой человек, не так давно получивший заветную краснодипломную корочку на руки и пытающийся оправдать большие надежды своей маменьки по совместительству — закадычной подружки Валентины Андреевны. Он был на подхвате у бухгалтера, выполняя Юркины сисадминские поручения, и не терял надежды на полную ставку в финансовом отделе.       Обстановка была по кайфу, если бы не свалившийся на голову Ванечки ненавистный Максим Волков. Самодовольный хам, невзлюбивший Ванечку с первой же кружки кофе, случайно вылитой на рубашку метросексуального розового цвета. Было в Волкове что-то дико раздражавшее. То ли ширина плеч, то ли начищенные ботинки, то ли шикарные волосы, сами укладывающиеся в творческий беспорядок, стоивший большей части человечества неимоверных усилий. Он приковывал к себе заинтересованные взгляды женской половины офиса и оценивающие — мужской, вызывал тихие шепотки предположений, предвкушение неминуемой катастрофы и разбитых сердец.       Волков казался высокомерным, напыщенным болваном, снисходительно смотрящим с высоты своих ста восьмидесяти пяти сантиметров, и очень неприятным на Ваничкин предвзятый вкус. Он портил настроение уже тем, что появлялся ровно в восемь сорок пять в офисном кухонном закутке, где каким-то хитрым способом варил смесь арабики, умопомрачительный запах которой растекался по офису, будоража рецепторы, вызывая приливы бодрости и желание бегать зайчиком–энерджайзером строго до восемнадцати ноль-ноль.       В свою очередь Зайчик одаривал идола местного розлива пренебрежительными взглядами. Презрением покрывалось все: с низу до верху и обратно, хоть оно периодически и застревало на грудных мускулах, перекатывающихся под рубашкой, ремне, опоясывавшем талию, и, да, что греха таить, ненавистных ягодицах. Крепких, подтянутых, округлых — таких, что хочется вцепиться в них руками и зубами, прямо р-р-р-р-р-р-р. Но в этом Ваня не признался бы даже под самыми жестокими пытками, никому, даже себе.       Иными словами, (не)любовь была взаимной и крепкой.       И все бы ничего, да только в преддверии новогодних праздников руководством было решено провести грандиозный корпоратив для сотрудников в одном из самых фешенебельных ресторанов города, в оранжерее на крыше самого высокого бизнес-центра.        В пятницу, тридцать первого декабря разодетые благоухающие офисные дамы и элегантные господа, часть из коих даже сумела вместить раздобревшие фигуры в костюмы, съезжались на подземную парковку и порционно взмывали в небо, уносимые большими стеклянными лифтами.       Ванечка очень удачно припарковался недалеко, и помогал выбраться из машины Валентине Андреевне, когда Юрка, хлопнув дверью, уже топтался рядом, посматривая в сторону толпы и ворча: — Идёмте уже, сколько можно копаться. Пока дойдем, займут все хорошие места, съедят всё вкусное и выпьют всё лучшее!— Ой, кто бы говорил! – Валентина Андреевна вздернула левую бровь. — Заметь, не меня ждали сорок минут, а пока ты закончишь очередной «важный» бой!— Он действительно был важный , ничего вы не понимаете! — почти оскорбился Юрка. — Конечно, куда уж мне, — женщина царственно прошествовала мимо, направляясь в сторону лифтов. — Не тормозите, мальчики. Так и счастье свое упустить можно.       Ваня горестно вздохнул. Счастья хотелось, хоть чуточку, самую капельку. Вот только знать бы, где оно — это самое счастье.       Визжа тормозами рядом встал намертво черный «Порше Кайен». Плавно опустилось водительское стекло, являя миру белозубую Волковскую улыбку. — Спешите девочки, а то всех самых красивых парней разберут, — он ухмыльнулся и рванул вперед.— Ехай себе, прынц, — Валентина Андреевна с прищуром усмехнулась вслед.       В ресторане играла заводная музыка, за столами упражнялись в болтологии сотрудники. Официанты сновали от барной стойки и обратно, по пути подливая шипучего веселья в бокалы. Ведущий задорно скакал по сцене и около, наводя смуту и поднимая настроение скабрезными шуточками.       Они заняли столик в стороне от сцены, поближе к бару.— Что будете пить? — мгновенно материализовавшийся официант спросил, воодушевленно переводя взгляд с Валентины Андреевны на парней. — Пиво! — Юрка был неизменен в своих вкусах.— Минералки, — Ваня не пил спиртное, тем более на офисных сборищах. Он пьянел с одной рюмки, причём с неприятными глобальными последствиями. — А вы что будете, Валентина Андреевна? Водички или водочки? — Юрка ухмыльнулся, бросая вызов бухгалтерше. — Ну что вы, Юрий, нет-нет-нет, не откажусь. — Проигрывать она не умела. — Наливайте, молодой человек, что же вы застыли.       Ванечка улыбнулся. Он обожал словесные баталии, начинавшиеся обычно колкими замечаниями бухгалтера и заканчивающиеся ее же торжествующе вскинутой бровью.       Официант сноровисто разлил по первой, по второй, а потом и по третьей. Дальнейшее смутно отпечаталось в Ваничкиной памяти: вот он пьет, вот чем-то закусывает, вот они с Юркой на скорость обматываются туалетной бумагой, вот он танцует с Валентиной Андреевной, вот уже она обжимается и целуется с Юркой, спрятавшись за пальмой в конце барной стойки, а вот Ванечка, пытаясь пробраться в сторону туалета, врезается в Макса. Вот Ванечка опять за столом, старательно ест все, что заботливая Валентина Андреевна ему подкладывает. Вот толпа скандирует обратный отсчет секунд, и Юрка кричит в Ванино ухо, что нужно загадать желание до того, как пробьёт двенадцать, и оно обязательно сбудется. Ваня жмурится и загадывает, вспоминая все обиды и вложив все чувства, на которые был способен в тот момент: «Я хочу, чтобы ты чувствовал все то же, что и я!».       А дальше все слилось в один белый шум и вскоре вообще померкло.       Пробуждение было тяжким и страдательным. Ванечка второй раз в жизни чувствовавший похмелье и сильную головную боль, окончательно для себя решил, что спиртное — это вселенское зло, и больше никогда, ни в жисть он не прикоснется к нему. Нашарив телефон рукой, провел по экрану и обнаружил несколько уведомлений разных мессенджеров, четырнадцать пропущенных звонков от Волкова.       Что??? От Волкова? Как? Откуда? И главное ЗАЧЕМ ему звонил, а тем более писал Макс, он понять не мог. Ваня ткнул пальцем в первый значок. В открывшемся сообщении черным по белому было написано: «Зайчик, зайчонок мой дорогой! Почему не берешь трубку? Я хочу тебя увидеть. Ответь, умоляю!».       Ваня решил, что у него глюк. Он протер глаза и открыл следующее сообщение: «Почему ты не отвечаешь? Не хочешь меня видеть и слышать, я понимаю, я не Волков, я Козлов. Зайчик, прости, если сможешь. Я вел себя по отношению в тебе как последняя скотина». Дальше похлеще: «За-а-айчик, ты такой сладкий лапушка. Я так тебя люблю. Только ответь, и я одарю тебя неземным блаженством. Почешу за ушком и под хвостиком, приласкаю везде и как хочешь. ХО». Тут Ванечку осенило: что-то произошло, он что-то натворил, а вот что именно нужно срочно выяснить у Юрки. Не став дочитывать остальное, он нажал на вызов. После долгих гудков в трубке послышался веселый Юркин голос:       — Ну привет, герой–любовничек. Как самочувствие? Пришел в себя?       — Юрка, а что было-то? Что случилось? Я что-то натворил? — Ванечка аж зажмурился в ожидании страшной правды.       — Ты? Ничего, а вот Волков да… — Юрка заржал в голос.       — Чего ты ржешь? — Ванечка раздраженно прошипел в трубку. — Ты можешь рассказать нормально, что произошло?       — Да что рассказывать? Как только салют отгромыхал, Макс выскочил на сцену, забрал микрофон у ведущего и прилюдно признался тебе в любви. Ты бы видел застывшие лица наших офисных красавиц. Этот каминг-аут дорогого стоил. Настоящий фурор! И как вам удавалось скрывать ото всех? Я сам обалдел, хотя, скажу тебе, и раньше подозревал что-то такое.       — Что? Как? Ничего не было! Что же теперь делать? Позор какой. Как идти на работу? — Ваня застонал, с силой уткнувшись в коленки. — Ай, у меня шишка на лбу. Откуда?       — А так и иди. С гордо поднятой головой и галстук голубенький надень, чтоб издалека было видно, — Юрке явно нравилось потешаться над отчаявшимся парнем. А шишка понятно откуда — от пальмы, за которую ты пытался прятаться.       — Что? Рассказывай дальше, что было?       — А дальше Макс соскочил со сцены и направился к тебе. Ты ошарашенно пялился во все глаза, пока он не подошел и не присосался к тебе как пиявка. Поверь мне, это было самое шокирующее событие в истории корпоративов. Потом ты отскочил и помчался на выход, а по пути со всего размаха врезался в пальму. Волков никому не позволил к тебе прикасаться. А когда ты, Ванечка, начал подавать признаки жизни, сказал, что сам доставит тебя домой, схватил на руки и увез. Кстати, как себя чувствуешь?       — Умереть хочется. А так ничего, всё в порядке.       Ваня думал, что хуже быть не может, но последние слова Юрки повергли его в пучину отчаянья. Всё, жизнь кончена. И всё из-за этого чёртова Волкова! Ну сколько же можно его, Зайчика, доставать? Да еще таким гадким способом.       Не глядя Ваня смахнул с экрана раздражавшие значки, впал в меланхолию и провалялся на диване все длинные выходные, изредка вставая то по нужде, то на кухню, где, благодаря Юрке, через пару дней появилась еда в виде пиццы и утешение в виде чая и разговоров. В конце концов его немного отпустило, а стратегия поведения выработана общими усилиями.       Утром, в первый рабочий день после праздников, Ваня с Юркой пришли в офис раньше всех и засели в каморке. Валентина Андреевна только хмыкнула в приветствие, нацепила наушники и занялась своими делами.       В девять ноль-ноль дверь каморки с грохотом распахнулась и на пороге возник Волков собственной персоной с огромным букетом роз наперевес.       — Зайчик! Вот ты где! Наконец-то! Я так скучал, зайчоночек. Ну чего ты прятался, лапушок? — Макс, широко улыбаясь, направился к Ванечкиному столу, а тот, ошалевши, начал отъезжать вместе с креслом от надвигающейся в его сторону угрозы. — Пушистик мой дорогой, я так рад тебя видеть.       Не доходя нескольких шагов, Макс запнулся о провода, протянутые Юркой к кофемашине чуть ли не через весь кабинет. Взмахнув букетом и проехав на коленках несколько метров, он с размаху врезался головой в Ваничкин живот и замер, уткнувшись лицом в ширинку. В это время Валентина Андреевна, заметив краем глаза движение, вынырнула из-за огромного монитора и, оглядев открывшуюся картину, радостно произнесла:       — О, я смотрю вы мириться начали. Правильно, молодцы, ссориться не стоит.       Тут Ваня не выдержал, схватил Макса за волосы и потянул вверх. Тот нехотя оторвался от, судя по всему, вожделенной ширинки, поднял лицо с блаженной улыбкой и проговорил:       — Сладенький, какой же ты сладенький, Зайчик, я тебя всего зацелую. Губешки, щечки, сосочки, животик, булочки, ножки, твой красивый... — взгляд полный обожания и глуповатое выражение лица, присущее всем влюбленным, выбило из колеи окончательно.       Тут Ванино терпение закончилось, он вскочил, отпихивая от себя Волкова и помчался к выходу из кабинета.       — Куда же ты, Зайчик?! — Макс кричал ему вслед. Ваня припустил по коридору, а ворвавшись в туалет, влетел в кабинку и заперся там. Сердце по-заячьи отчаянно трепыхалось в груди, отдавая в уши. Что вообще происходит? Почему Волков так себя ведет? Это шутка какая-то, дурной спор? Вопросов было больше, чем ответов, и с этим нужно было что-то срочно делать. Нашарив в кармане телефон, он набрал Юрку.       — Ну что, он ушел?       — Это ты про твоего любовничка? Да, но обещал вернуться к своему зайчонку и принести еще подарочков. Ты где? — Юрка явно потешался.       — В кабинке туалета прячусь. Если вокруг тихо, приходи и помоги, мне нужно выбраться отсюда незамеченным. — Ваня отчаянно шептал-кричал в трубку.       — Хорошо, жди. У Валентины Андреевны кажется есть идея, как тебе помочь.       Через несколько томительно долгих минут в двери ворвался Юрка.       — Вань, ты где?       — Я тут, — он приоткрыл дверцу кабинки и пропустил туда друга. Юрка явился с пакетом, наполненным женскими вещами.       — Что это? Это мне? Ты с ума сошел? Я это не надену!       — Тише ты, если не хочешь, чтобы твой возлюбленный прибежал на вопли. Наденешь, куда денешься, если, конечно, не хочешь утонуть в сахарных речах и быть облапанным. Слушай, я тут подумал… Откуда такая странная перемена в нашем Максике? Все дело в твоем дурацком желании, что ты орал на весь банкетный зал? — Юрка доставал поочередно вещи и развешивал на крючок для сумок. — Давай принцесса, наряжайся.       — Очень смешно! — взвился Ваня, но делать было нечего, честь была дорога, пришлось нырять в платье Валентины Андреевны. К счастью, размер был не такой уж большой, но и не маленький, оптимистичный средний, как назвал его Юрка. Зайчик попытался влезть в платье, не расстегивая боковой молнии. И все бы получилось, если бы не медвежья услуга друга. Платье ожидаемо перекосилось и застряло в плечах, не предназначенное для широкоплечей мужской фигуры. Дергая с боков и пытаясь сдвинуть его хоть куда-нибудь, Юрка больше мешал, чем помогал. С поднятыми вверх руками Ваня был зажат натянутой тканью и крутился, пытаясь сдвинуть платье хотя бы плечами, но выходило не очень.       — Тяни! — пыхтел Ванечка.       — Куда тянуть? Ни туда, ни сюда, — шипел Юрка.       — А ты пробуй туда-сюда, и должно протолкнуться. Что ты делаешь? Мне же больно. Оно застряло.       — Наверно, нужно чем-то смазать. Только чем?       — Не нужно ничем мазать, просто упрись и толкай! Сильней давай. Еще разок, глядишь, пойдет.       В это время Макс, безрезультатно обыскав весь офис, заглянул в мужской туалет, как раз услышав последние фразы.       — Давай! Толкай, натягивай! — из кабинки послышалось пыхтение, копошение и слабые стуки.       — Не идет, туго очень, назад, — кряхтение раздалось отчетливей, и Макс, взревев как раненный в самое сердце гамадрил, рванул дверцу на себя. Пред его взором предстала пикантная картина: Ваня в одних трусах, носках и туфлях с наполовину надетым на поднятые руки платьем и Юрка, испуганно прижавшийся к его спине в тщетных попытках натянуть застрявшую тряпку.       — Ах ты, изменник! — Волкова рвало на части от злости и обиды. — Я к тебе со всей душой: в любви признался, цветы принес, подарок приготовил, — а ты?! Изменяешь в первый же день?       — Я не изменяю! — Ванечкин голос глухо доносился из-под платья. — Как я могу тебе изменять, если мы не встречаемся?       — Если бы ты подождал немного, уже бы встречались! — взревел Макс. Перевел испепеляющий взгляд на Юрку. — Вали, пока жив и цел, у тебя две секунды.       Юрка же не дурак: шмыгнул мимо и хлопнул дверью. В эту секунду Ванечка понял, что ни за жизнь, ни за честь уже опасаться не стоит. Волкова не остановить. Макс закрыл дверь кабинки на защелку, шагнул к Ванечке, развернул его спиной к себе и, вжав в стену, навалился сверху.       Никогда в своей жизни Ваня не испытывал таких ощущений. На самом деле с Ваничкиным телом вообще никто никогда ничего не делал. Прикосновение ладоней вызывало электрические разряды, их скольжение по груди и бокам, подобно магниту, поднимало волоски. От первого прикосновения дыхание сбилось и лишь минуту спустя, оставшись вообще без воздуха в легких, Зайчик вспомнил, что нужно сделать вдох, а потом выдох, и так по очереди.       Зубы прикусывали основание шеи, из горла Макса раздавалось тихое рычание, его ладони опустились на бедра, чуть прогнув Ваню назад и уперев ягодицами в возбужденный Максов член. Ваня зажмурился. Было страшно и так возбуждающе, запретно, желанно. Хотелось самому вжаться в эти руки, до синяков, подставляться губам до красных засосов, тереться о Максов член, черт возьми, позволить себе все то, что уже очень давно хотелось и мечталось. Рука Макса скользнула под резинку трусов и сжала Ванечкин член, отчего ноги задрожали, а по телу пробежала дрожь.       — Какой же ты чувственный, отзывчивый. Я знал, Зайчик. Я подарю тебе самый охеренный оргазм в твоей жизни.       Макс, оттянув платье вниз, наконец освободил Ванину голову, повернув ее в сторону впился в губы, целуя яростно и страстно, продолжая надрачивать сочащийся смазкой член. Ваня кончил позорно быстро, хватило нескольких движений, и оргазм практически отключил его сознание, запустив волну удовольствия, выжигающую нервные окончания во всем теле. Как ядерная бомба, ей богу. Ванечка обмяк и точно свалился бы на пол, если бы не стена и Макс, все еще прижимавший его к себе.       — Тихо, хороший мой, — шептал в затылок Макс.       — Отпусти, — всё что смог выдавить из себя Ваня, вырвавшись и наконец-то стаскивая ненавистное платье.       — Вань, ты что?       — Не подходи ко мне! Оставь меня в покое! Что с тобой? Это вроде я головой ударялся, а не ты. Ты так хотел унизить меня? Поиздеваться? Странный и жутко извращенческий способ. Что ж, ты добился своего, а теперь пропусти меня! — схватив свою одежду, Ваня протиснулся мимо Макса, быстро натянул брюки и рубашку, и, громко хлопнув дверью, ушел.       Макс подобрал платье, пробормотал:       — Все равно будешь моим, — и тоже покинул ватерклозет.        На следующий день, к счастью Ванечки, а может и к разочарованию, Макс срочно уехал в командировку. И тут же на Зайчика начали валиться подарки. Конфеты, цветы, плюшевый медведь, билет на хоккей, пивная корзина, подписка на автомобильный журнал и многое другое, призванное задобрить и умаслить обидевшегося парня.       Две недели спустя, поздним вечером, измученный размышлениями Ванечка сидел на подоконнике в кухне, с тоской глядя на улицу. Нудный, надоедливый дождь вперемешку со снегом стучал по карнизу и в стекла. Мокрые поверхности отражали блики, фонари разрывали серость, разбрасывая желтые пятна по двору. Он не отводил взгляда от все так же стоящей внизу машины. Над крышей трепыхались зажатые дверцей водителя пошлые малиновые сердца в обрамлении розовых шаров. Глухо доносилось протяжное пение о холодном ветре с дождем и о том, что нет пути обратно, и что ты не мой лапушок… и у любви у нашей села батарейка…       Пора заканчивать этот балаган! Ваня решительно направился в прихожую. Накинув куртку и засунув босые ноги в ботинки, он помчался вниз по лестнице.       Подошёл к машине, постучал в пассажирское окно. Дверь распахнулась, и Ваня сел в салон. Когда успело родиться не меньше взвода ментов, он набрался храбрости и посмотрел на Макса. Осунувшееся лицо, заросшее щетиной, тени под глазами и общий жалкий вид просто кричали о бесконечном раскаянии и сожалении.       — Привет, — Макс посмотрел на него долгим, нечитаемым взглядом. — Спасибо что пришел, мне действительно нужно сказать тебе важную вещь. Ты мне нравишься, Вань. Нет, не так, ты мне всегда нравился. Я бессовестно воспользовался твоим новогодним желанием как способом быть ближе к тебе. С одной стороны, вроде бы шутка, но на самом деле я был предельно серьёзен. Я хотел соблазнить тебя, влюбить и только потом признаться: дело совсем не в дурацком желании, а в том, что ты действительно мне нравишься.       Ваня слушал, смотрел и улыбался. Конечно же, он знал об этом. По взглядам, по словам, по дрожи Максовых рук, когда тот прикасался к нему в их (пока что!) единственный раз. Зайчик потянулся и легко поцеловал Волкова в губы. А потом посмотрел в глаза и спросил:       — А дальше?       — Дальше... — Макс откинулся на сиденье и, не сводя взгляда с Ивана, нежно сжал его пальцы. — Дальше будет все как ты захочешь.