До солнца

— Спорим, я смогу дотянуться до солнца? — спрашивает однажды Луффи.       На небе ни единого облачка, на море полный штиль и на корабле солнечная тишина, когда от жары всех разморило настолько, что даже шевелиться лень. Рыба не клюёт, хочется пить, но вот идти куда-то совсем не хочется. И палуба пустая — все нормальные люди спрятались в глубине корабля. Усопп сонно переводит взгляд с воды на капитана, на секунду задумываясь, не перегрелся ли тот. — Не глупи, даже ты не растянешься настолько. А если растянешься, то расплавишь…       Луффи вытягивается чуть сильнее обычного состояния и обхватывает ладонями щёки Усоппа. — Смотри, я держу солнце в своих руках. Дотянулся, — и смеётся. — Кажется, у меня солнечный удар, — бормочет Усопп и отползает в тень. Щёки безбожно горят, как и всё тело, в груди тяжело. Вообще-то он был прав, кое-что расплавилось — он сам. Луффи заливается своим солнечным смехом и собирается прыгнуть к своему накама, но раздаётся крик Санджи. Обед.       Луффи бесцеремонный, прямой, как рельса морепоезда, скрывать ничего не умеет и даже не собирается пытаться. Если он зол, он дерётся, если весел — смеётся, если грустно — рыдает. Если он захочет вползти ночью к вам под одеяло — он это сделает без капли смущения, потому что не увидит ничего странного в этом. Он, кажется, даже не знает, что такое «смущаться», о неловкости или мысли «так нельзя, это неправильно, это ненормально».       Усопп думает, что ему пора бы привыкнуть к этому, но когда посреди ночи тебя обвивают длинные резиновые руки и ноги и тяжёлая голова опускается тебе на грудь с характерным смешком — сложно принять это. По крайней мере, не так скоро. По крайней мере, не когда вокруг вас спит вся команда.       Луффи времени на раздумья ему не даёт и перед завтраком прижимается обветренными губами к чужой щеке. — Смотри, я поцеловал солнце. Доброго утра.       Звенящую тишину в столовой можно потрогать руками, но раздаётся звон — это Санджи уронил тарелку. Усопп дёргается от звука и делает шаг в сторону повара, чтобы помочь убрать осколки, но Санджи прибивает того к полу своим взглядом — тяжёлым, холодным, болезненно-страдающим? Усопп понять не может, но тишина растворяется, накама снова начинают разговаривать, хохочет Луффи и Брук, что-то обсуждают девушки. И неловкость будто испаряется — пожалуй, это какая-то особенность их команды.       Смириться с поведением Луффи сложно, но привыкнуть и принять это — отчего-то легко. И отвечать тоже. С Луффи вообще легко — с ним неловкие признания, объяснения не нужны. Луффи прижимает тебя к себе при всех и все это принимают и никто не посмотрит косо и не спросит, что это значит. Кроме, пожалуй… — Так вы с Луффи встречаетесь? — спрашивает однажды Санджи, поджигая сигарету. Капитан отплясывает с Чоппером на палубе, а все поют под музыку Брука. — Мы это не обсуждали. Луффи делает всё, что захочет. — А тебя это устраивает? Не подумай, что я осуждаю. Просто интересно.       Санджи снова чиркает зажигалкой, пытаясь получить огонёк, но палец соскальзывает. Лицо его скрыто за чёлкой и Усоппу совсем непонятно, что тот чувствует. — Да. Луффи не сделает то, что мне не понравится. — Хорошо. Счастья тогда вам, — Санджи смеётся, — На вашу свадьбу я сделаю торт до потолка.       Усопп чувствует, что горят щёки. Какая ещё свадьба, это смешно. — И… если он что-то сделает или скажет, ну… ты всегда можешь сказать мне. Я выбью из него дурь. — Спасибо, Санджи.       Слова Санджи успокаивают. Всё-таки он казался единственным, кто презирает что-то подобное, но он всего лишь переживал. Как мило. Усопп хихикает, когда Луффи подтягивает его к себе для танца.       На них нападают неожиданно. То есть, этого стоило ожидать, потому что они как никто близки к сокровищу, но всё-таки… Всё-таки это было резко. К такому приготовиться сложно, на самом деле. К настолько масштабной атаке ещё сложнее. К душераздирающему воплю Луффи приготовиться было невозможно. — Что случилось?       Луффи бормочет что-то, шатаясь, и даже если вслушаться, сложно понять. Особенно, когда всюду гремят пушки. Нами зажимает рот, заглушая крик. — Солнце… погасло.