***
С трудом вырвавшись из цепких ненасытных объятий, оставляю его на развороченной после секса постели. Что ж, свой главный подарок он уже получил, да и мне, в общем-то не на что жаловаться. Всё остальное может подождать. Потрепав задремавшего, разморённого и уставшего, но, несомненно, довольного Роджера по щеке, выхожу из комнаты и спускаюсь на кухню. Пусть ещё немного поспит, он всё равно скоро проснётся, и обязательно голодным. Открыв холодильник, я с изумлением взираю внутрь. Ничего себе! Откуда столько продуктов? Вчера в потёмках я запихивал всё как попало и не обратил внимания. Нам же это недели две придётся есть без остановки. С другой стороны, это к лучшему, не нужно будет отвлекаться на бытовые заботы. Но, если честно, меня приятно удивляет, что в моё отсутствие Роджер времени зря не терял. Полки забиты различными деликатесами, и мне не приходится ломать голову, что же приготовить на завтрак. В это доброе светлое утро хочется поухаживать за Роджером, побаловать его. А блинчики с мягким сыром и икрой, остатки яблочного пирога (опять фрау Брандт постаралась) и кофе со сливками — отличная идея для начала рождественского дня. Включаю тихонько телевизор, выбираю какой-то музыкальный канал и пока жарю блины, с улыбкой думаю о том, как всё удивительно сложилось. Наверное, в этом и состоит прелесть жизни! Каждый день понимаешь, что непременно наступит новый. Что было бесспорным вчера, сегодня покажется неважным и даже глупым. И завтрашний день может приготовить приятный сюрприз, принести счастье. Учитывая всё то, что произошло с нами, уверен, мы как раз заслужили немного покоя и счастья. Отдавшись на волю радостным мыслям, не замечаю, как горка блинчиков неожиданно быстро вырастает. Но это не страшно. Без сомнений, Роджер слопает всё, ещё и добавки попросит. Когда я нарезаю ветчину, он, наконец, появляется на кухне, заспанный и зевающий. Жадно ведёт носом, принюхиваясь к витающим ароматам. — Вкусно пахнет. Что готовишь? — интересуется и, с любопытством вытянув шею, заглядывает через плечо. — Долго еще? А то есть так хочется. — Потерпи немного, почти… Обнимает меня со спины, прижимаясь своим горячим телом. Чувствую, как просовывает ладони под футболку, задерживает на животе, ведёт вверх и останавливается на груди. Вздрагиваю, но продолжаю резать, и довольная улыбка появляется на моем лице. Он упирается лбом мне в спину и что-то тихо бормочет. Настойчиво ласкает грудь, задевая соски, и волна возбуждения, совсем не нужного в эту минуту, захлёстывает меня. Перед глазами всё плывёт. — У меня острый нож… Его ладони тут же исчезают, забирая тепло и разочаровывая. Чтобы отвлечься, а может, помочь, он шустро достаёт турку из шкафчика, споласкивает, наливает воду и ставит на плиту. Насыпает кофе, затем роется в специях (улавливаю запах корицы и перца) и добавляет их, звонко помешивая чайной ложечкой. При этом энергично пританцовывает, то и дело, конечно же, специально задевая меня бедром. — Роджи, не нарывайся. Я слишком голоден, во всех смыслах… Невинно хлопает ресницами и смущённо улыбается под моим взглядом. Неужели чувствует то же самое? Но в глубине зрачков уже пляшут черти и появляется какая-то сумасшедшинка. Запускает палец в баночку со сливочным сыром и тащит в рот. Облизывает, причмокивая, и мычит от удовольствия. — Я тоже голоден… Накорми меня, Брай… Это уже слишком! Хватаю его и резко дёргаю на себя. Он чувствительно врезается своими губами в мои, и я сцеловываю стон боли и наслаждения. Сдвигаю в сторону разделочную доску, освобождая место, подхватываю его под мышки и усаживаю на столешницу. Он тут же обвивает меня ногами, вжимаясь как можно сильнее. Да он возбуждён, паршивец! Пытаюсь погладить его лицо, но он хватает мои пальцы, тянет в рот, посасывает, покусывает и скулит от нетерпения. Содрогается от желания и выгибается в моих руках, рискуя грохнуться затылком о навесной шкафчик. Мой несдержанный сорванец. Смотрит, будто пьяный, и взгляд мутный, но искрится радостью от предвкушения. Торопится, как и всегда, ему хочется всего и сразу. Елозит бёдрами и взволнованно шепчет: — Кто-то мне обещал весь день провести в постели. Давай сейчас… — Трётся носом о мою щёку. — А как же Рождество? Как же ужин? Подарки? Разве ты не хочешь… — Хочу… — выдыхает рядом с моими губами, тихонько касаясь их. — И подарки, и Рождество хочу… И тебя хочу… Тебя больше… И этого достаточно, чтобы я забыл обо всём на свете и сгрёб его в охапку. Но шипящий звук убежавшего кофе приводит нас в чувство. С громким: «Блядь!», Роджер отталкивает меня, соскакивает на пол и хватается за ручку турки. — Вот же гадство! Придётся всё заново делать. Он потерянно смотрит на меня, я же, переведя дух, с лукавой усмешкой накрываю на стол. У нас ещё будет время для секса. У нас теперь вообще много времени для всего на свете. После завтрака, отринув все возражения, лично обрабатываю Роджеру руку, не отказывая себе в удовольствии поворчать на него за неосмотрительность. Но, убедившись, что рана действительно заживает и не причиняет боли, успокаиваюсь.***
Стою посередине гостиной, скрестив руки на груди, и с кислой миной взираю на дерево. При свете дня оно кажется устрашающе величественным. Роджер с победной улыбкой, под звуки рождественских песен, льющихся из динамиков телевизора, притоптывает рядом, закидывая в рот мармеладки. — Роджер, это что за… чудовище? — Эй, не называй мою ёлочку чудовищем! — Замирает и нервно сдувает выбившуюся прядь из чёлки. — Я её купил на распродаже и потратил, между прочим, совсем немного. А ещё, видишь… — Он смотрит на меня во все глаза и тычет пальцем куда-то под ветки. — Она в специальном горшочке. Это чтобы не выслушивать от тебя нравоучения, что я не берегу природу! Ну да, она немножко… большая, но… — Немножко? — с усмешкой перебиваю, глядя на его восторженную мордашку. — Она гигантская! — Зато классная! — гордо выдаёт. — Я же не виноват, что она такая выросла. А в магазине казалась меньше… Знаешь, сколько я её выбирал? Чуть не рехнулся! А потом ещё игрушки и гирлянду, и свечки эти дурацкие… У тебя же нет ничего, — уже уныло заканчивает Роджер. Обиженно насупившись, запихивает в рот остатки конфет и невнятно бормочет: — А твоя домработница помогла мне нарядить… — Все украшения лежат у родителей, в этой квартире я никогда не ставил ёлку. — Я обнимаю Роджера и шепчу ему на ухо: — Мне нравится! И игрушки ты выбрал красивые, особенно красные двухэтажные автобусы и вот того ангелочка, что на верхушке. И свечки вовсе не дурацкие… Вы с фрау Анной постарались от души. Я правда впечатлён! Мне всё равно, сколько было потрачено денег, ты всё сделал правильно… Но самое главное, что ты счастлив! — Целую его в висок, и он обнимает меня в ответ, расслабленно улыбаясь. — Помнишь, я говорил про сюрприз? Загляни под ветки… Он резво выпутывается из моих объятий и уже через мгновение, сидя на коленях на полу, нетерпеливо срывает упаковку с одного из свёртков. Щёки раскраснелись, губа закушена от усердия, глаза восторженно блестят, словно никогда не получал подарков. Какой же он ещё ребёнок! Бережно вытаскивает теплый вязаный джемпер и раскладывает перед собой. Пальцами водит по рисунку — смешному снеговику со сдвинутым на макушке ведром, и сияет, как начищенный пенни. — Это мне? — Конечно… Мне понравился твой свитер с пингвином, вот я и подумал… Я и себе купил такой же, он в другой упаковке. — Сажусь рядом, тянусь за ещё одним подарком и, выудив маленькую коробочку, перевязанную лентой, подаю Роджеру. — Вот, это тоже тебе. Разверни… Он осторожно развязывает бант, достаёт бархатный футляр и замирает, глядя на меня в нерешительности. — Что это? — Открой и увидишь. Это безопасно, поверь… — Я откровенно смеюсь над ним, над его растерянным, почти испуганным видом. Роджер открывает крышку и удивлённо смотрит на маленькую вещицу, поблескивающую в свете мигающих огоньков. — Не знаю, верующий ты или нет… — Роджер растерянно жмёт плечами. — Но я хочу, чтобы ты верил, что чудеса возможны. А ещё, что всегда будешь мне нужен. Беру украшение, наклоняюсь к нему и, откинув непослушные волосы, застёгиваю на шее замок цепочки с кулоном в виде ангела. — Брай, это… — Скользит в мои объятия. — Спасибо тебе! Джемпер такой клёвый! Мне очень-очень нравится. И кулон офигенский! — Внимательно рассматривает, ощупывая пальцами, но потом мрачнеет и виновато косится на меня. — А я тебе ничего не подарил. — Как не подарил? А всё вот это? — Я обвожу рукой комнату. — Ёлка, игрушки, гирлянда… А каким ты сегодня утром был ласковым и открытым. — От смущения он прячет порозовевшее лицо у меня на плече, но я поднимаю его за подбородок и жадно целую в сладкие губы. Ему нечего стесняться, он потрясающий любовник. — Но самый дорогой подарок для меня — это ты! Надеюсь, ты будешь рядом и обязательно счастлив! Он прижимается ко мне мокрой щекой и шепчет: — Я так люблю тебя, Брай…***
Роджер микроскопическим ураганом носится по квартире, запинаясь о работающий робот-пылесос, и раздражённо матерится себе под нос. Я же на кухне нарезаю салат для ужина и тихонько посмеиваюсь. Вся рабочая зона завалена продуктами, и мне приходится ютиться на маленьком уголке стола, чтобы приготовить свой, как выразился Роджер: «корм для кроликов». К креветкам он меня не подпускает, желая сделать всё самостоятельно. Вот и бегает наверх, подглядывая рецепт. — Роджи! — кричу ему. — Хватит мучиться. Забирай ноутбук и спускайся. Здесь тебе удобнее будет. Залетает красный и хмурый. Очки сползли набок, волосы всклочены. — Вообще-то это должен был быть сюрприз. Я же сам хотел… Ну, чтобы тоже что-нибудь сделать для тебя. А эта зараза разрядилась. На телефоне ни черта не видно… — Бери зарядку, здесь есть еще одна розетка. Глядит на меня, прищурившись, а потом снова срывается в комнату. Никогда бы не подумал, что у меня так мало места на кухне. Раньше я был один и не замечал этого. Но когда мы с Роджером готовим вместе, пространства уже не хватает. Может, квартиру побольше купить? Или дом будет лучше? Прибегает с ноутбуком, ставит его на зарядку и, облокотившись на стол, вычитывает рецепт. Слишком шумно выдыхаю, поглядывая на его вертлявую задницу, и он поворачивает голову, глядя на меня из-за плеча. — Что-то случилось, Брай? — Облизывает губы и задорно улыбается, а глаза такие невинные. — Не смотри на меня так в этих блядских очках. Ты же знаешь, как они на меня действуют. Я не сдержусь и трахну тебя на этом столе. А креветки нужно каждую минуту отслеживать… — Думаешь, уползут? — вскидывается в притворном ужасе. — Передержишь и превратятся в резину, а то и сгорят. — Тогда отвернись и не мешай мне готовить сюрприз… Легонько шлёпаю его по ягодице, но получается звонко и пошло. Слышу, как он охает и, не утерпев, обхватываю его руками поперёк живота, вплотную притираясь к нему. Ну что за чёрт? Веду себя как изголодавшийся подросток, а Роджер этим нагло пользуется, каждый раз напоминая о моём обещании не вылезать из постели. Со вздохом разочарования отпускаю его и нехотя сворачиваю разговор: — Креветки… — Ага, — кивает с серьёзным видом, хватаясь за сковородку.***
Как нормальные белые люди, мы не можем праздновать Рождество. Роджер отказывается есть за столом, считая подобное занятие «скукой смертной», вместо этого предлагая устроить импровизированный пикник под ёлкой. — Зря я, что ли, её покупал? — возмущается, притаскивая из спален гору одеял и пледов. Совсем с ума сошёл! Да как мы будем есть на полу? Это же неудобно. Но Роджера не остановить. Если он чего задумал, то лучше не спорить. Бесполезно. Пока я на кухне раскладываю еду на тарелки, он что-то передвигает в гостиной, подпевая Бренде Ли, предлагающей «зажечь вокруг рождественской ёлки». Видимо, этим он там и занимается. Захожу в комнату и сразу натыкаюсь взглядом на его задранную кверху, обтянутую штанами задницу. Голова же скрывается где-то под еловыми ветками. Подарки, что ли, ищет? Так я вроде всё отдал… По крайней мере, мебель стоит как прежде, только столик немного сдвинут в сторону, да ковёр отогнут, а рядом с наряженным деревом устроена лежанка из наложенных друг на друга одеял и пледов, поверх которых брошены все найденные в доме подушки. А что, неплохо. Если мы наедимся до такой степени, что будем не в состоянии доползти до спальни, то можно спать прямо тут же. Или не спать… Свечи зажжены, ель задорно подмигивает разноцветными огоньками, столик уставлен закусками и бокалы наполнены вином. Довольный Роджер возлежит на подушках, как турецкий султан, и нетерпеливо ёрзает. — Ой, забыл же… Внезапно он испуганной птицей вспархивает и срывается с места, я не успеваю его остановить. Ну что нам ещё требуется, чтобы быть вдвоём? Чтобы прочувствовать праздник? Он возвращается, размахивая кульком апельсинов, и лучезарно улыбается. Как же без них. — Ох… Останавливается как вкопанный, когда пакет предсказуемо не выдерживает, и апельсины врассыпную устремляются на пол, отскакивая и укатываясь, как маленькие детские мячики. Роджер кидается вдогонку, а я со смехом помогаю собрать разлетевшиеся фрукты. Наконец мы с удобством располагаемся и принимаемся за еду. Креветки выглядят аппетитно и на вкус просто изумительные. И несмотря на то, что не обошлось без моей помощи, я хвалю Роджера за старание, вспоминая о его прошлых удачных и не очень попытках приготовить мне сюрприз. Он немного смущается, но выглядит гордым. И «корм для кроликов» сметает с тарелки с отменным удовольствием. Это хорошо, так он не захмелеет, а то вино поглощает с не меньшей скоростью. — Роджи, не налегай на алкоголь. — Ой, хоть сегодня не занудствуй, доктор Мэй. Рождество же! — Отмахивается, пьяно ухмыляясь, глаза блестят похлеще ёлочной гирлянды, на щеках играет румянец. Он такой расслабленный и счастливый, что мне и вправду не хочется сдерживать его. Придвигается ко мне вплотную, обдавая горячим дыханием забродившего винограда и цитрусов, и, коротко целуя, заявляет: — Твоя чёртова гравитация сделает всё за нас: притянет друг к другу, уложит в нужном месте и поможет заняться самым разнузданным сексом. Запрокидываю голову, заходясь в хохоте. Нет, ну каков стервец! И какие… глубокие познания предмета. Целую его нежно, но настойчиво и чувствую, что ужин так и останется нетронутым, если мы немедленно не прекратим. — Роджи… — С трудом вырываюсь из его цепких объятий. — Я сделаю с тобой всё, что пожелаешь. Но для начала поешь, пожалуйста… Сытые и немного захмелевшие, мы лежим, обнявшись. Роджер удобно устраивается у меня между коленей, прижавшись щекой к моей груди. А я, откинувшись на многочисленные подушки, блаженно улыбаюсь, разглядывая мелькающие огоньки, и перебираю пальцами пряди волос на его затылке. Спустя несколько ленивых минут тишины, он вдруг выдаёт: — Я думаю, что это всё твоя долбаная физика виновата. Не та, что в учебниках с формулами и заумными расчётами, в которых чёрт ногу сломит, а другая. Хотя в этой тоже попробуй разберись… Не отрицай, что тебя тянет ко мне с бешеной силой. И это тебе не какое-то движение двух тел в пространстве и даже не космос, хотя ощущения и вправду космические. Это сильнее меня и тебя. Мы не сможем с этим справиться, не сможем сопротивляться… Остаётся только подчиниться законам… Не знаю каким, сам придумай, ты же учёный. Поэтому ты меня искал, просто не мог иначе… — Это не похоже на пьяный сумбур. Он так искренне и серьёзно об этом говорит, словно душу открывает. И это обескураживает. — И простил я вовсе не потому, что люблю… Хотя, конечно, и это тоже, но… Тогда ещё, когда я был бездомным, а ты — чудаком, который дал мне сто фунтов… Ты привёл меня к себе. Это было… В общем, я охренел, конечно. Ну кто мы друг другу? Не просто чужие люди, между нами была бездонная пропасть, похлеще твоего космоса. Но я понял, что ты не только пожалел меня, а ещё и… Да, именно так… Ты мне доверился. И наутро, когда я проснулся в твоей квартире один и только записка на столе… Ты мне снова доверился. Тебе тоже было нелегко, но ты не идиот, у которого напрочь отбито чувство осторожности. Я же мог оказаться кем угодно. Но ты мне почему-то поверил, помог, да и вообще… Таких, как ты, попросту не существует. В смысле, кроме тебя на такое, может, никто и не способен. Это же… Это… Нереально! — Он обрывает свою пламенную речь, а я вдруг осознаю, что так поразило меня ещё там, на вокзале, но постоянно ускользало, вытесняемое радостью встречи: в нём что-то неуловимо изменилось, словно он ещё больше повзрослел. Немного помолчав, он добавляет уже более спокойно: — Я много думал эти дни: злился, обижался, даже ненавидел, и вроде разобрался уже, а потом снова по кругу. Пока не утихло. Но ты был прав. Всё, что произошло… Я не знаю, как правильно объяснить. Но это важно для меня. Понимаешь? — Понимаю, — едва слышно произношу я. Нечасто Роджер так откровенничает, и я, сосредоточившись на звуке его голоса, внимательно слушаю. Тем более, мне самому бы хотелось узнать, какие мысли крутятся в его бедовой голове. — Ты был прав, как всегда: родители — это необходимая часть моей жизни. Я благодарен, что ты нашёл их. Пусть так всё случилось. Ты не виноват, даже отец не виноват, наверное… Зато я теперь уверен, что они меня всё-таки любят. Таким, какой я есть. — Тяжело вздыхает, а после, переведя дыхание, робко признаётся: — Я весь твой Брай! Понимаешь? — Откидывает голову назад, напряжённо вглядываясь в моё лицо. — Вот такой глупый, не окончивший школу малолетка. Я не подарок и вряд ли подхожу для тебя на роль бойфренда. Мы ведь действительно разные. Чёрт! Как бы это… В общем… — Я знаю, Роджи. Я тоже это чувствую. Между нами вновь расплывается уютная и тёплая тишина, окружая спокойствием и единодушием. Мне впервые за долгое время не хочется ничего делать, о чём-то размышлять, строить планы на будущее. Хочется просто лежать вот так с ним рядом и ловить его размеренное дыхание. Всё остальное подождёт до завтра. — Я тут подумал… — неожиданно говорит Роджер, — наверное, стоит навестить моих родителей. Или хотя бы позвонить им и рассказать, что со мной всё в порядке и я буду жить у тебя. Пора разобраться и закрыть эту тему раз и навсегда. Они должны понять. — Приподнимается и смотрит на меня с надеждой. — Обещай, что я останусь с тобой. — Конечно, Роджи. Обещаю. — Я так боюсь потерять его снова, что готов поклясться ему в вечной любви и на алтарь этой любви положить и сердце, и душу, и собственное благополучие. Готов раствориться в нём, проникнуть в каждую клеточку его тела, сплестись нервными окончаниями, чтобы навсегда, чтобы он никуда от меня не делся. Может, я схожу с ума от счастья? Касаюсь его щеки, и он трётся об неё, как довольный кот. — И я тоже думал об этом. Мы обязательно к ним съездим вместе, если ты не против. Это будет правильно. Твой отец не идиот и не захочет терять тебя снова. Он обещал, что не станет препятствовать нашим отношениям… — Ты серьёзно? Это он тебе сам сказал? — Он даже подскакивает и садится напротив, вперив в меня немного ошалевший от вина изумленный взгляд. Я киваю, и он расслабляется, тянется за поцелуем. — Тогда я не против… За окном в ночной синеве медленно падает редкий снег. В комнате царит приятный сумрак, фоном негромко играет музыка — Джимми Хендрикс виртуозно терзает свою гитару, исполняя необузданные, но от того ещё более прекрасные песни. Ель поблёскивает игрушками в свете огней гирлянды, чуть слышно потрескивают свечи, отбрасывая вокруг таинственные блики. Пахнет апельсинами, шоколадом и терпким запахом хвои. И так спокойно мне ещё никогда не было. Может, только в детстве… — Ты правда сделаешь всё, что я захочу? Роджер никак не может угомониться. Я настороженно замираю, обдумывая его вопрос. С этим мальчишкой нужно всегда быть на чеку. — Правда, — осторожно отвечаю. — Конечно, если ты попросишь луну с неба, я буду вынужден тебе отказать. Она слишком большая и тяжёлая. А ещё, если её сместить с орбиты, то мы все погибнем. Хотя это маловероятно. Но всё, что в моих силах, постараюсь выполнить. — Тогда давай заведём собаку. Знаешь, я в интернете посмотрел и решил, что хочу лабрадора… или ретривера. Собаку, значит. Нет, определённо лучше будет купить дом. Вздыхаю, поглядывая на притаившегося Роджера. — Договорились, но у меня есть пара условий… — Каких? — тут же вскидывается сияющий Роджер. Похоже, он пойдёт на всё, лишь бы добиться своего. — Первое, — и это даже не обсуждается, — ты вернёшься в школу и получишь нормальное образование. Я помогу подтянуть дисциплины по естествознанию. Но ты должен окончить обучение и поступить в колледж или университет, на твой выбор. — А второе? — насупливается, и я вижу, что он уже готов ринуться в бой. — Всю ответственность ты возьмёшь на себя. Клинику, прививки, корм и что там ещё потребуется. С моей работой мне некогда будет ухаживать за животным. — С этим я согласен. Тем более ты и так меня постоянно куда-то тащишь гулять, вот и будем совмещать приятное с полезным. Но школа… Это ещё так не скоро, Брай. — Мы вернёмся к этому разговору после праздников, потому что сейчас я ни о чём не желаю думать. Я просто хочу побыть с тобой. Хорошо? — Замётано! Но ты мне обещал. Смеётся и целует меня в кончик носа. Смутно представляю, на что согласился, но ничего не поделаешь. Не получается у меня отказывать этому мальчишке. — А летом я возьму отпуск и отвезу тебя в Шотландию, на остров Скай… Я был там однажды, и меня поразило великолепие этого места. Там и вправду очень красиво. Дикая, опасная природа с маленькими островками цивилизации, пытающейся выжить в суровых условиях. Тебе понравится. Живописные бухты, пустоши и холмы, покрытые вереском, старинные замки и водопады. Бесконечный простор и бескрайнее, каждый день разное небо. И сколько же на нем звёзд… А если захочешь посмотреть океан, отправимся на остров Саут-Уист… Ощущаю себя сказочником, рассказывающим самые невероятные истории. Он слушает меня, лениво улыбаясь и вычерчивая пальцем на моей груди какие-то узоры. Каким же я с ним становлюсь невозможным романтиком. Но это потрясающее чувство! Его ладонь скользит по моему животу, пробирается под футболку и застывает там, прижимаясь и грея своим теплом. Пальцы царапают кожу, пробуждая лёгкое возбуждение, не дразнящее, а скорее расслабляющее. И я так счастлив, что он нашёлся, что он рядом, и я могу чувствовать его в своих руках. Роджер, будто спохватываясь, тихонько бормочет: — Помнишь, ты говорил, что если бы мы встретились при других обстоятельствах, то у нас всё могло бы быть по-другому… — Помню. — Но разве это возможно? Где Труро и где Лондон. Если бы всё сложилось не так…хреново, я бы доучился и в лучшем случае уехал поступать куда-нибудь в Бристоль или Плимут. Вряд ли родители смогли бы потянуть Лондон. Но даже если представить на секунду, что это произошло вот при всех этих других обстоятельствах… Сам посуди, ты бы даже не взглянул на меня, а я… Я же рот стеснялся открыть в твоём присутствии. — Ты стеснялся? С трудом верится. — То, что Роджер весьма бойкий на язык и без колебаний может дать отпор, я узнал ещё в первые минуты нашего знакомства, поэтому только усмехаюсь такому заявлению. — Эй, не смейся! Я боялся тебя… — Что бы ни случилось в иной ситуации, мы этого никогда не узнаем. К чему тогда строить догадки? Главное, что мы вместе… — Так и я об этом. Вот ты веришь в судьбу? — Доверчиво распахнув глаза, смотрит на меня. Когда-то точно такой же вопрос мне задал ещё один человек, тот, о ком и вспоминать не хочется, тем более сейчас, когда мои руки обнимают и ласкают плечи Роджера. Но даже в тот раз, да и в принципе никогда, я не углублялся в столь умозрительные и научно необоснованные философские темы. — Как человек или как учёный? — осторожно спрашиваю, хотя для меня нет никакой разницы, ответ будет тот же. — Ой, не начинай… — Поскольку я занимаюсь наукой, то скорее нет, чем да. Я привык сам строить свою жизнь именно так, как мне нравится, принимать решения и нести за них ответственность, не полагаясь на провидение, высшие силы или что там ещё навыдумывали. И всё шло довольно гладко. Я был спокоен и уверен в собственном будущем, пока в один прекрасный момент всё не полетело к чертям из-за одного мелкого, но замечательного беспризорника. Щёлкаю его по носу и целую. Он смеётся, выкручиваясь. — А я верю! И знаешь почему? — Дожидается моего кивка и заговорщицки произносит: — Потому что иначе мы бы не встретились. Мне нужно было пройти через это дерьмо, а тебе нужно было меня пожалеть. Короче, всё это было необходимо, чтобы мы встретились. Вот. И знаешь, что ещё? — Я молчу, но мой внимательный взгляд подбадривает его. Роджер целует меня в подбородок и с торжественной улыбкой заканчивает: — Если бы мне пришлось пройти всё это снова, чтобы узнать тебя, чтобы быть с тобой, чтобы ты в меня влюбился… Я бы сделал это не задумываясь. — Роджи… — Меня передёргивает от одной мысли, что ему ещё что-то придётся испытать; некстати вспоминаются тяжёлые и пустые дни поисков. Хотя кое в чём я, пожалуй, согласен. Судьба это или случайное совпадение, но если бы не та внезапная поездка, я никогда бы с ним не познакомился, а если бы не эта, то, возможно, так и не нашёл бы и не держал сейчас в своих руках. А он определённо захмелел, раз его тянет на романтическую чушь. — Не говори так. Я не хочу, чтобы ты мучился ни ради меня, ни ради кого-либо другого. Всё позади. Главное — ты дома. И постарайся забыть всё плохое. — Только, Брай… Я гляжу в его подёрнутые дымкой, немного напряжённые глаза и понимаю, что, несмотря на то, что мы, наконец, разобрались во всём, он до сих пор осторожничает и всё ещё немного сомневается. — Не переживай, больше я не совершу такой ошибки и не отпущу тебя. Его доверчивость обескураживает, и я знаю, что не причиню ему боли, не предам и что бы ни случилось, всегда буду рядом. Успокаивается, устраиваясь у меня на груди, и чуть слышно шепчет: — Расскажи, как ты искал меня…