Безумные танцы.

Какие же бывают мотивы у убийц? Какие возражения существуют у обычных людей? А маньяки – разве не обычные люди? Психологию про мышление, мысли, мотивы действий преступников, что в день садят по несколько сотен – можно перечитывать бесконечно. Но нужно ли понимание, а уж тем более можно ли пытаться больше узнать о них? "Бесполезно!" – так считает общество. Бесполезно, потому что оправдать нельзя. А уж тем более любить. Проще сломать им руки, крепко связывая, да на площади поджигая, как страшную куклу на масленице. Одно и то же, нет? Избавляем этот и так грязный, почерневший, до ядра прогнивший мир от сырости ненормальных людей. Ненормального мышления. Ненормального рукоприкладства. Все убийцы – поголовно ожесточенные твари. Их серый мозг не одобряет вину, но одобряет вкусную плоть, что можно вырвать и выбросить. Они не одобряют сочувствие, но одобряют удушье, в котором ногти жестоко впиваются в кожу, оставляя красный, болючий след. Они любят сырость, потому что отсутствие положительных, по мнению большинства людей, эмоций – не грань красного или черного. Это необыкновенно вкусно и сыто. Сырость то – что по-своему греет твою подожженную душу. Душа маньяков – словно пустынное поле. Но спроси, и они ответят, что им комфортно там. Их взгляд способен раздеть людей даже не посмотрев в их сторону. Но именно они готовы помимо просто "раздеть" – разорвать большими, хищными руками, проникая пальцами под горячую плоть, блаженно закатывая глаза, покручивая вены холодными пальцами. Нож, будто по новой ткани, разрывает плоть, без проблем разрезая каждую частичку человека. Ещё совсем молодого, неокрепшего) Разрывает так, будто сам хочет надеть его на себя. Надеть нового "себя", совсем другого, непохожего, но все ещё грязного. Он всегда грязный. Но всегда опрятный. Одна рука ловко подбрасывает нож в воздух, цепляется за рукоятку уже другой рукой, и незамедлительно впивает старое, почти ржавое лезвие в горло ребенка, проникая глубже, срезая гланды и кожу, которая рвется и "лопается" прямо на глазах. Багровая, все ещё теплая, жидкая кровь окрашивает пол и ее лицо, а одежда малыша, что была хорошо подобрана для сегодняшней вечеринки в честь, по всей видимости, день рождения друга мальчика, слетела вниз. Точнее, уже смирно лежавшего, неживого мальчика. А когда-то он имел цель, страх, радость. И когда-то он имел право на жизнь. Но не сейчас. Сейчас он дряхлая, разбитая кукла. Будто кусок мяса. Похож на молодого теленок с разорванным брюхом. Да и пальцы у него уже холодные. Холодные, как густой туман в лесу. Кто-то думал о матери в последний момент, а кто-то сидит рядом с ним, посматривая на того, как на изобразительную, профессиональную "картину" мастера. Эта картина порадует любого, кто умеет вооружиться. Потому что они умеют впиваться в артерию, зубами подхватывая волокна кожи, сладкой, такой сладкой, да протухшей кожи! Кровь вытекает в тот момент, когда зубы давят на голую плоть, делая небольшую, но примечательную рану. Но она имеет свойство исчезнуть, когда кто-нибудь озверевший с мерзким хрустом откусит шею. А она сидит, сидит и все ещё смотрит. Такая здоровая, такая радостная. И желает большего. Но пугается и вздрагивает, как только в комнату кто-то заходит. Заходит непримечательно, будто и не хотел прерывать чье-то восхищение. Будто это не он разлучает чужое счастье, и будто не он вдребезги делает больнее, нежели так, как было больно ребенку. Нож со звоном падает на пол, и голубые глаза, что когда-то были четко устремлены на бездыханное тело, медленно сводятся к двери, что сейчас, по всей видимости, открыта. "Вот и все.." – задумчиво, но достаточно спокойно подмечает про себя, больше вопросительно, нежели риторически, и брови хмурятся, как только видит силуэт. Будто знакомый. Но увы, кажется нет. А плохо, возможность договориться плохая. И всегда ли украдители чужой жизни такие наивные? – Ха-ха – Глухо смеется "незнакомый" человек, но улыбка, будто неосознанно, расползается по худому лицу. – Вот оно что) Как забавно. – Почти незаметно кивает головой в положительном знаке, постукивая пальцем по металлической ручке двери. – Ты все испачкала. Такая несносная, и неаккуратная. Надеюсь, твоя совесть позволит тебе убрать все это. – Холодный, пронзительный взгляд падает на девушку, которая тем временем встает с корточек, едва ли улыбаясь. – Конечно! Убрать все то, что было нарисовано, не составит какого-либо труда. – Девушка мурлыкает, подходя к мужчине ближе, красными следами от ботинок марая пол ещё больше, и внимательно, даже будто "выжигая" сверлит того взглядом. – Один ребенок – не миллион. Таких как он – много. Так может, нет никакой причины менять мое положение? – Мужчина смотрит пронзительно, уверенно. Чувство, будто не впервые такое слышит. – Оу, так ты хочешь оставить это в секрете? Ты, однако, такая эгоистка! – Звонкий хохот раздается по всей комнате, а может даже и по всему коридору, но быстро замолкает. – Да, да, конечно! Кто бы не хотел быть чистым. Кто бы не хотел принимать ванну каждый раз после случившегося. Я могу оставить все в секрете до тех пор, пока мы будем считаться.. Одним целым. Только ты и я. – Тонкие губы поджимаются, но улыбка не сползает с лица. А у девушки, однако, тоже есть привычка улыбаться во все зубы. Поэтому она берет того за руку, насильно толкая на себя, и следом ведет в центр комнаты, пока Уильям, немедля, располагает одну руку на чужой талии, а другой держится за чужую, сплетая пальцы, выпрямляя. Искусный танец. Плавные движения и один поток мыслей. Радовать себя, радовать свои сумашедшие, на первый взгляд, идеи. А кровь все так же окрашивает пол и стопы двух бессовестных людей, которые кружатся вокруг дряхлого, пыльного тела.