Приручил

Чимин зажигает третью сигарету подряд и затягивается. Ещё одна доза никотина хлынет в кровь, но толку от этого никакого. Не помогает. — И сколько ты ещё будешь страдать? — Тэхен, черт бы его побрал, появляется, как всегда, невовремя. Чимин на реплику друга лишь закатывает глаза. Он не страдает вообще-то. Вот не капельки. Ага. — Я слышал, он заболел. — Тэхён видит, как чужие глаза загораются интересом, а уши ловят каждое слово. Но на лице Чимина, как обычно, покер фейс, как всегда, он делает вид, что ему абсолютно наплевать, что не он тут третий день ломает себе голову, почему его нет, и не он ходит злой, как собака, который день. Все школьники и даже учителя последнее время боятся лишний раз вздохнуть: вдруг Чимину это не понравится, вдруг Чимин опять разозлится, и кто-то уйдет домой в лучшем случае с разбитым носом. — Зачем ты мне это говоришь? — Тэхен очень хочет сейчас закатить глаза, но желание остаться с целым лицом всё же сильнее, поэтому он, набираясь терпения, начинает разжёвывать, объяснять, будто ребенку: — Чтобы ты знал, что Юнги от тебя не сбежал. Что он не ходит в школу не потому, что лицо твое прекрасное и ухаживания странные ему надоели, а потому, что подкосило его-таки знатно: воспаление, температура под сорок. Чимин очень недоволен. Он злится. Но на кого? На Тэхена, что тот в лицо ему тыкает очевидным и произносит вслух всё то, о чем беспокоился Чимин последнее время? Или то, что за целых три дня Чимин ни разу не написал Юнги и не спросил прямо, в чем причина отсутствия, поинтересовавшись, всё ли с парнем в порядке? Пока Чимин усиленно думает, нахмурив брови, и, кажется, уйдя в себя, Тэхен потихонечку сваливает. Он свой долг выполнил, теперь можно залечь на дно, пока это чудо с чешущимися кулаками не решило куда-то выплеснуть свой гнев. В школе Чимин — типичный местный хулиган. Плохой мальчик, которого боятся все парни и о котором мечтают все девочки. Но девочки Чимину оказались не нужны, а вот мальчики очень даже ничего, кстати. А если поточнее, один конкретный мальчик. Сама невинность, смотрит на Чимина глазами-пуговками и ресницами хлопает. Сам за Чимина домашку вызывается делать, мясо из дому таскает и Чимина им подкармливает. Раны, в честном бою полученные, перекисью обрабатывает, каждый раз причитая, какой Чимин глупый. А Чимин действительно глупый, раз всё это с собой творить разрешает какому-то там пацану, хоть и очень красивому, но факт остается фактом: у Юнги между ног член, а не вагина, и целоваться на перерывах под лестницей Чимин с ним точно не должен. Но у Юнги губы мягкие, такие целовать — одно лишь удовольствие, а еще он очень послушный, всегда покорно опускается на колени, стоит Чимину надавить рукой на светлую макушку. Но на этом всё, больше их ничто не связывает, и как любит утверждать один Ким Тэхен: они не встречаются! Кто-кто, а Тэхен уж точно бессмертный, раз успел записать Чимина в голубые ряды. Чимин еле отсиживает последний урок, в этот раз борясь не со скукой, а с каким-то, доселе невиданным, чувством. Его бросает то в жар, то в холод. Ладони потеют, а губа нижняя из захвата зубов всё никак не вырвется. Растерзалась вся бедная и покрылась маленькими ранками. Чимин её в покое оставляет лишь когда слышит последний на сегодня звонок, и, подняв с пола сумку, быстрым шагом покидает помещение. Тэхен в след своему взмыленному другу улыбается и шепотом желает удачи. Главное, чтобы Чимин в этот раз не сглупил. Чимин тормозит перед подъездом в последний момент и, развернувшись, уходит обратно. Чтобы в пяти шагах от дома Юнги зайти в магазин и опустошить все свои припасенные на сигареты карманные деньги. Не потому, что хочет, а потому, что так надо. Не придёт же он с пустыми руками. Только когда уже дверь в квартиру ему открывают, Чимин мысленно на себя матерится за то, что не догадался домой сбегать переодеться. Нужно было надеть что-то поприличней, опять же, потому что так надо, потому что открой сейчас двери не вот это чудо белокурое, закутанное в одеяло, а его, например, родители, Чимин, в порванных джинсах, в кожанке рваной и со сбитыми костяшками, был бы точно уж послан и явно не в комнату их сына. Но дверь открывает Юнги, шмыгает покрасневшим носом, с которого сопли текут градом, таращит на Чимина глаза свои болезненно уставшие, будто не верит, что парень перед ним настоящий, а не плод воспаленного мозга. А Чимин тоже в ответ на него пялится, рассматривает досконально, словно за те три дня, что не видел его, в нем что-то могло измениться. Но все по-прежнему на месте: макушка до сих пор переливается белым, губы, хоть и немного бледные, но все такие же, наверное, мягкие (нужно срочно проверить!), а взгляд нежный, без доли страха, и чуточку игривый. — Ты проходи, не стой в дверях, — Юнги улыбается не только губами — глазами и все поверить не может: Чимин здесь! У него дома! Сам первый пришёл! Даже упрашивать не пришлось! — Родителей сегодня не будет, — невзначай подмечает. — А ты чего, собственно, здесь? Действительно, Чимин, почему? Тяжесть в руке о себе напоминает, и Чимин, спохватившись, пихает в руки блондину огромный пакет. — Мы это… классом скинулись… тебе… ты же болеешь, — Юнги с охотой презент принимает и заглядывает внутрь: апельсины, яблоки, гранаты, мандарины, бананы… Чимин что, ограбил фруктовую лавочку? О том, что никто из одноклассников это не покупал, он знает точно. Ему уже Тэхён все успел доложить. Но раз Чимин так хочет, раз считает, так лучше, то Юнги сделает вид, что поверил ему. — Спасибо. — Ага, я передам… — Чимин опять жуёт нижнюю губу. — У нас скоро контрольная, мне не у кого будет списывать, так что ты давай это, выздоравливай поскорее, лечись, витаминчики ешь, — машет ладонью на пакет. Юнги согласно головой машет. Ага. Контрольная. Списать больше не у кого. Вот так и поверил. Чимин взгляды на губы бросает и тянется проверить мягкость. Но Юнги резко отворачивается и строго произносит: — Нельзя! И вот как это Чимину понимать? Как это нельзя? Юнги что, больше не хочет его целовать? Совсем, что ли? Может, у него успел кто другой появиться за вот эти три дня? — Я заразный, — объясняет, замечая чужие метания. — А еще голова так болит, и тело все ломит, — ничего у него не болит и не ломит. С утра температуры нет, но обеспокоенное выражение лица местного хулигана стоит дешёвой актёрской игры. — Может, тебе таблетку выпить? Где у вас аптечка? — такое чувство, что Чимин сейчас побежит в ближайшую аптеку и скупит половину ассортимента, чтобы болеющему чуду уж точно полегчало. — В комнате моей, пойдём. Чимин никогда в комнате Юнги не был, он в принципе впервые у того дома, поэтому то, что по телу пробежала волна предвкушения, при чем у обоих, закономерно. Юнги лёгкой походкой ступает и не совсем грациозно падает на кровать, запутавшись в одеяле, Чимин не сдерживает смешок, на что получает укоризненный взгляд и замолкает. Честно говоря, иногда вот такого Юнги он побаивается. Тот вроде с виду милая плюшка, но внутри у него сидит ещё тот дьяволенок. И в этот раз парень его выпускает, когда приглашающе хлопает по месту рядом с собой. И кто Чимин такой, чтобы его не послушать? — Ложись ко мне спиной, — на недоуменный взгляд объясняет, — хочу обниматься. Чимин впервые становится маленькой ложкой, когда Юнги к нему сзади прижимается и сцепливает руки на животе. Он греет своим дыханием шею Чимина, а пальцами выводит узоры поверх футболки. — Хочешь, я тебе подрочу? — опаляет дыханием ухо. — Минет точно нет, ещё подцепишь от меня какую заразу. А руки я могу обработать антисептиком и все, вуаля. Голос у Юнги, немного хрипит, хоть он и всегда был низким, но сейчас в нем явно больше болезненных ноток; нос парня заложен, и он им постоянно шмыгает, а губы всё же стали сухими, это Чимин замечает, когда ними нежно ведут вдоль шеи. Чимин бы не отказался. Кто вообще в здравом уме отказывается от чего-то подобного? Но сегодня как-то не хочется зацикливаться на своем удовольствии. Все эти месяцы, что они небыли вместе, удовольствие получал один лишь Чимин. Просто принимая всё то, что ему щедро давал Юнги, но сам ничего не делал взамен. Поэтому сегодня невежественный негей-Чимин остается в прошлом (привет одному Ким Тэхёну), а на его место приходит внимательный, голубоватый, и, как он надеется, парень Юнги — Чимин. Он молча сползает вниз, и также без слов кидает взгляд на удивленного блондина. Чимин опускает свои руки на бедра Юнги, а губы — на подрагивающий живот, оставляя легкие поцелуи, сперва сквозь футболку, а потом приподняв ту, целует уже голую кожу. Та у Юнги молочно-белая, бархатистая на ощупь, а также горячая. И почему он раньше её не целовал? Это же одно сплошное удовольствие! Так ещё и выражение лица блондина чего стоит: брови надломлены, ресницы подрагивают, грудная клетка ходит ходуном, а Чимин всего лишь целует живот. Что же с ним будет, когда парень спустится ниже? Чимин срочно решает это проверить. Он плавными поцелуями спускается ниже, руками цепляет резинку домашних штанов и стягивает те до колен. Юнги не сопротивляется, он только цепляется пальцами в простынь и выгибается дугой. Чимин оставляет поцелуи на внутренней стороне бёдер, иногда в ход пуская язык. И как, черт возьми, ему это нравится! Юнги — самая вкусная сладость. Блондин немного мешкается, но потом, плюнув на все сомнения, тянет руки к Чимину. Вплетает пальцы в тёмную макушку и нагло прижимает к изнывающему члену, который от долгих прелюдий уже успел пропитать смазкой бельё. Интересно, Чимин не струсит? Сердце колотится от волнения, непонятно у кого громче. Но Чимин отступать не намерен, не сегодня и не в этом деле. Юнги тысячу раз ему отсасывал, чем же он хуже? Он видит член парня впервые. Тот, пошатываясь, бьётся об живот, когда освобождается из боксёров. И все, о чем Чимин может в этот момент подумать — красивый. Черт возьми, какой же Юнги красивый и член его с багровой головкой и вздутыми венами красивый. И, главное, ни одного волоска. Ни одного намёка на жёсткую растительность нет. Как он вообще это сделал? — И долго мы будем любоваться? — начинает дерзить уже порядком возбужденный Юнги. Чимин, который взглядом пожирает и рассматривает так, будто мужские причиндалы ни разу в жизни не видел (а у самого между ног, тоже как бы все прилично. Юнги проверял), начинает бесить. Чимин на дерзость отвечает лёгким укусом в бедро, и после недовольного шипения принимается за дело. Сначала парень несмело на пробу лижет головку языком. На вкус, в принципе, нормально, не противно, так что пойдёт. Юнги сверху наблюдает за представлением, с горящим внутри себя пожаром. И мечтает продержаться хоть немного, не кончить, потому что такое схоже восьмому чуду — Чимин делает ему минет. Тем временем гроза всей школы покорно открывает рот и обхватывает губами возбужденную плоть, заведомо спрятав зубы. Он пытается вспомнить всё, что ему раньше так щедро делал Юнги, но как бы он не был самоуверен, понимает, что и половины повторить не сможет, поэтому делает все «на ощупь», а точнее «на вкус». Юнги своими охами и ахами не хило так подбадривает, так что Чимин старается еще усерднее. Впускает себе в рот член почти наполовину и делает поступательные движения. Чимин чувствует, как его волосы сжимают сильнее, но это его не останавливает, он решительно настроен доставить Юнги удовольствие, и он это сделает. Парень не забывает помогать себе руками, надрачивая основание члена, которое не помещается в рот, и о чувствительных яичках тоже помнит. — Блин, Чимин, я сейчас, — по телу блондина пробегают мелкие разряды тока, сливающиеся в одну жаркую волну места которой в одном крохотном теле недостаточно, и она спешит вырваться наружу. Юнги со стоном кончает на вытянутый Чимином язык. И на долгую минуту теряется в пространстве. Чимин же в это время думает: «Ахуеть. Теперь-то я точно пидор», но в душе отчего-то приятно тепло при виде разомлевшего блондина. «На вкус сперма не очень — так что Юнги в рот больше не кончаем». Чимин ложится рядом, перед этим вытерев попавшие на лицо капли салфеткой и натянув на блондина одежду обратно, а сверху еще и одеяло, ну а вдруг продует. Юнги, забыв о болезни, лезет к своему хулигану за поцелуем и довольно урчит, наконец-то его получив. Он за три дня успел по Чимину соскучиться, а тот вот какой подарок ему преподнёс. Но Чимин о болезни не забыл, поэтому таблетку Юнги пришлось всё равно выпить, и после отказа на щедрое предложение подрочить, лечь спать, удобно устроившись теперь уже Юнги маленькой ложкой.