Повышение ставки

***

Первая ложь, которую заметил Джон, была уже не первой. В этом он был уверен. Когда Лестрейд сказал ему «Удивительно, что вы так долго знаете друг друга», он понял, что уже была ещё одна ложь, заложившая основу. Он не знал, что сказать Шерлоку. Это была в значительной степени безобидная фантазия, но в то же время странная. Почему Шерлок сказал Грегу, что они друзья детства? Какую пользу ему могли принести эти слова? После того, как он подумал об этом, он пришёл к рациональному выводу. Очевидно, Шерлок пытался показать, что он не такой уж социопат. Послушай, он знает меня с тех пор, как мы были детьми. У меня действительно есть друзья, ты же знаешь! Поэтому он ничего не сказал. Если для Шерлока так важно иметь друга детства, который продолжал его терпеть и не возражал жить с ним, Джон не будет против небольшого обмана. Он улыбнулся Грегу, пробормотал что-то вроде «да, кажется, целую вечность» и забыл это. Он упомянул об этом однажды вечером, когда они обсуждали, какой фильм посмотреть. Шерлок накладывал вето на каждое предложение Джона, потрясённый его вкусом в кино. − Разве мы раньше не смотрели фильмы вместе? Знаешь, когда мы были детьми? Всё, что сказал Шерлок, было: − Ты больше не ребёнок, Джон. Неделю спустя, на другом месте преступления, Донован пошутила, предположив, что они спят вместе. Джон собирался открыть рот и отрицать это, но Шерлок просто сказал: − У каждого из нас своя кровать, Салли. Джон очень беспокойно спит. − Эй, − сымпровизировал он, − делить с тобой постель − всё равно что спать с осьминогом. − Он подмигнул Лестрейду. − Конечно, он любит обниматься, но у него холодные ноги. И он крадёт весь матрас. После этого они услышали много шуток об объятиях. И холодных ногах. И осьминогах. Лестрейд как-то нашёл их у Анджело, и у них на столе была романтическая свеча. Должно быть, он рассказал об этом всем в Скотланд-Ярде, потому что в следующий раз, когда Джон столкнулся с Хопкинс, та спросила: − Как там твой парень? Влюблённые с детства, подтвердил Шерлок, когда его спросили. Пришло время для разговора. − Люди говорят о нас, − сказал он своему соседу по квартире. − Люди мало чем другим занимаются. − Я имею в виду, я думаю, что они неправильно поняли природу наших отношений. − Ой? В какой части? − Они думают, что мы вместе. − Я никогда этого не говорил, − ответил Шерлок. − Ты подразумевал это. − Я не несу ответственности за то, что делают идиоты. Может быть, он был прав. Люди строили предположения, а Шерлок на самом деле не заботился о том, чтобы их исправить. Может быть, Джону стоит просто отмахнуться от этого. Или, может быть, был другой способ исправить это. Другими словами: в эту игру могли бы играть двое. В следующий раз, когда они пришли на место преступления, он схватил Шерлока за руку. Детектив бросил на него странный взгляд, но не казался обеспокоенным. Он высвободил свою руку у Джона, чтобы осмотреть тело и осмотреть место происшествия. Закончив излагать Лестрейду свои выводы, он взял Джона за руку, подмигнул ему и сказал: − Нам лучше поторопиться, иначе мы опоздаем. Лестрейд улыбнулся. − Особое дело? Шерлок даже не моргнул. − Это наша годовщина. − О, сколько лет? − Двадцать пять. О, не отставай, Лестрейд. Как ты знаешь, мы познакомились, когда нам было по семь. «Туше», − подумал Джон. «В следующий раз я поцелую его, и посмотрим, как ему это понравится». Это стало игрой, в которую они играли. Каждый раз один из них сбрасывал немного информации для ярдовцев, а другой играл свою роль. Джон упомянул, что семья Шерлока каждое лето приглашала его на побережье. Шерлок ответил на это, отметив, что их первый поцелуй произошёл, когда им было двенадцать, в школьном лазарете после того, как Джон получил травму, играя в регби. Ответный ход Джона был смелым: Майкрофт часто ловил их целующимися в кладовке. В следующий раз Шерлок описал Лестрейду (со слезами в голосе), как Джон обещал вернуться целым и невредимым, когда уезжал в Афганистан. Джон обнял Шерлока за плечи. − Помнишь, как ты плакал, когда я уходил? Это продолжалось и продолжалось, они вдвоём заимствовали все романтические клише, которые когда-либо существовали, пытаясь превзойти друг друга. И каждый раз, когда они возвращались на Бейкер-стрит, они сидели в своих креслах, пили чай и не говорили об этом. Однако, если они шли на ужин к Анджело, то наперебой просили романтическую свечу. И одно тирамису с двумя вилками. Джон всё ещё не пытался поцеловать его, но решил, что, возможно, это должно быть следующим, пока Шерлок не опередил его. Конечно, это была игра, но Джон не любил проигрывать. Дело было странным, с участием таких разнообразных элементов, как вечеринка по случаю дня рождения детей, обувь разных размеров, иглы для иглоукалывания и лама. К тому времени, когда они обнаружили последнюю «бомбу» из конфетти и обезвредили её, у них кружилась голова от усталости. Спонтанно Джон притянул Шерлока в объятия и поцеловал его. Это был не обычный поцелуй, просто для вида. Нет, это недостаточно повысило бы ставки. Это был настоящий, страстный поцелуй, когда одна рука скользила по волосам Шерлока, а другая схватила его за задницу. Шерлок, как всегда, стратег, в ответ запустил руку Джону под рубашку и схватил его за сосок. Джон ахнул, не зная, каким должен быть его следующий шаг. У него перехватило дыхание, будто он только что пробежал несколько лестничных пролётов, и раскраснелся, будто только что вышел из сауны, и невероятно возбудился. − Эй, вы двое, − рассмеялся Лестрейд. − Может быть, вам стоит снять комнату. Его предложение было принято и одобрено, и Ватсон подумал о том, чтобы сорвать с Шерлока рубашку. Это было то, что ему хотелось сделать, но улыбка на лице Шерлока сказала ему, что он собирается сделать действительно блестящий ход. − Может быть, нам лучше пойти домой, − выдохнул Джон. Может быть, «тяжело выдохнул» было бы точнее. Но дом, где они сидели бы в креслах, пили чай и не говорили об этом, не был ответом. Шерлок опустился на одно колено и вытащил из кармана коробочку с кольцом. «Ты ублюдок», − подумал Ватсон. − Ты согласен? − На лице Шерлока появилось любопытное выражение. Он не ухмылялся и не ждал, сможет ли Джон превзойти его. Он выглядел так, будто действительно хотел посмотреть, согласится ли Джон. − Ты женишься на мне, Джон? Ярдовцы собрались вокруг, улыбаясь и подталкивая друг друга локтями. − Да, − сказал он, едва осознавая, что решил это сказать. Ну, а что ещё он мог сказать? Может быть... − Я люблю тебя, Шерлок. И что мог сделать Шерлок, кроме как ответить: − Я тоже люблю тебя, Джон. После этого всё стало ещё более странным. Шерлок выбрал место проведения церемонии; Джон нашёл подходящего флориста и составил приглашения; Шерлок организовал дегустацию тортов и записал их на уроки танцев; Джон попросил Лестрейда быть его шафером. К сожалению, Шерлок уже спросил его об этом. Джон ответил на это тем, что попросил Майкрофта встать вместе с ним; тот согласился, как всегда довольный тем, что его включили в игру. Шерлок выбрал смокинги и нашёл фотографа. Джон планировал медовый месяц. В этот момент ярдовцы устроили для них вечеринку по случаю помолвки. Майкрофт и Лестрейд планировали устроить мальчишник. Это было одновременно и весело, и странно. Ни один из них не отступит, не признает, что всё это была шутка. Это продолжалось так долго, и они оба были такими хорошими лжецами, что казалось неизбежным, что это должно было произойти. Они действительно собирались пожениться. И что потом? Начнут ли они войну за развод, каждый из них будет делиться страшными историями с ярдовцами, со слезами на глазах убегать с мест преступлений, вручать друг другу документы? Джон не хотел этого, но он не был готов признать своё поражение. Поскольку ни один из них не хотел признавать, что это был фарс, им просто придётся пройти через это. Пожениться. Отправиться в секс-отпуск. Быть мужьями. Чего он на самом деле боялся, так это того, что Шерлок отступит, отменит это, скажет всем, что это была шутка. Но всё, что привело к большому дню, прошло гладко. Гарри была раздосадована тем, что её не попросили быть шафером для Джона, но была рада за них. Майкрофт настаивал на следовании всем глупым традициям и суевериям, о которых они когда-либо слышали, но всегда было легче потакать Майкрофту по мелочам, чем бороться с ним. Наконец, они оказались лицом друг к другу в церкви, полной всех их друзей и родственников, плюс несколько десятков папарацци, которые прошли через охрану Майкрофта. (Джон настаивал на том, чтобы им разрешили остаться на службу; Шерлок настаивал на том, чтобы их пригласили на приём и разрешили взять домой памятные спичечные коробки и магниты на холодильник.) Когда они произносили свои клятвы со слезами в голосе, Джон понял, что его собственные слёзы были настоящими. Он был так счастлив жениться на Шерлоке. А потом ему стало грустно, потому что это было ненастоящим; у Шерлока, без сомнения, будут документы о разводе, которые они подпишут, когда вернутся с секс-каникул. Это заставило его плакать так сильно, что он едва мог произнести написанные им клятвы. Клятвы Шерлока, конечно, были прекрасны; он написал их в форме сонета. Джон мог видеть, кто будет проигравшим. Когда он танцевал с Шерлоком и видел, как тот улыбается ему с такой любовью, он ненавидел, что это было ненастоящим. Но было уже слишком поздно. Он должен был пройти через это, даже если Шерлок не относился ко всему этому серьёзно. И как бы они вернулись к тому, чтобы быть просто соседями по квартире? Согласится ли Шерлок притвориться, что они мужья, если Джон попросит его об этом? А если он откажется подписать документы о разводе? Если он скажет, что действительно любит его? Ну, он уже говорил это несколько раз. Они оба это сделали. Каждое утро это было обычное соревнование − кто скажет это первым. Это было последнее, что они говорили каждую ночь, ложась в разные постели. Он хотел делить постель, заниматься любовью с Шерлоком. Он хотел отмечать настоящие годовщины, а не фальшивые, и... стареть вместе. Он хотел рассказывать реальные истории об их совместной жизни, смеяться над тем, что они оба помнили. Но Шерлок не был сентиментален. А Джон был. Если бы соревнование заключалось в том, кто будет плакать больше всех, когда всё закончится, Джон мог бы легко выиграть его. Однако он не мог уйти от этого. Не раньше, чем всё закончится. Майкрофт запретил бросать рис, напомнив всем, что теперь это закон, потому что это вредит дикой природе. Когда они покидали приём под градом мыльных пузырьков, Джон надеялся, что фотографии, по крайней мере, будут хорошими. По крайней мере, у него будет это − запись самого счастливого дня в его жизни. Несмотря на то, что он сам зарезервировал его, Джон не совсем ожидал роскоши номера для новобрачных. Там было собственное джакузи и душ, достаточно большой для оргии, а также очень большая круглая кровать, похожая на торт. Джон подумал обо всем, чем они могли бы заняться в этой постели, если бы это когда-нибудь стало частью игры. Но этого не произошло. Они стояли молча, глядя друг на друга, как только дверь закрылась, избегая смотреть друг другу в глаза. − Полагаю, я буду спать на диване, − сказал Джон, разглядывая ярко-розовый, богато украшенный и неудобный на вид диванчик. − Нет, конечно, нет, − сказал Шерлок. − Я настаиваю, чтобы кровать занял ты. − Нет, ты выше меня. − Но я привык спать на диванах. Я не возражаю. − Шерлок... − Ну, ты сказал, что у нас ранний рейс на Корсику или Крит, или на любой другой остров, на котором мы проведём неделю, так что давай просто... − Шерлок, мы женаты. − Да, − согласился его муж. − Так и есть. − Я бы не женился, если бы не... не чувствовал... − Что ты чувствуешь, Джон? − Послушай, ничего страшного, если ты не чувствуешь того же самого. − А что, если я это чувствую? Они смотрели друг на друга, ожидая, когда другой заговорит первым. − Я... − сказал Джон. Шерлок перебил его: − люблю... − Тебя! − закончили они вместе. − Ничья? − сказал Джон, когда они закончили смеяться. Шерлок поцеловал его. − Что? Ты думаешь, у меня ничего нет? Я не уступлю. Он скрестил руки на груди и склонил голову набок, улыбаясь. − Повышай ставку, муженёк. Вызывающе вздернув подбородок, Шерлок предложил: − Я уже спланировал нашу серебряную годовщину. − Золотую, − возразил Джон. − У меня запланирована наша золотая годовщина. Это пятьдесят лет, верно? Мы едем в Антарктиду. Шерлок кивнул. − Я думаю, что есть бриллиантовая, не так ли? Это шестьдесят лет? Может быть, к тому времени у них будет отель на Луне. − Хватит, муж мой, − сказал Джон. − Кровать. Сейчас же. Позже, когда Шерлок обвился вокруг Джона, как осьминог, и прижал свои холодные ступни к его ногам, Джон задумался о своём счастье. Он стоял перед всеми, кого знал, и признавался в любви, а теперь лежал в постели рядом с объектом своего желания, после того как они занимались любовью четыре раза − или это было пять? Он больше не вёл счёт. Они оба выиграли. И годы спустя, когда они вспоминали о своей совместной жизни, они рассказывали друг другу одни и те же истории − лето на берегу, первый поцелуй в лазарете. Они помнили, как прощались, когда Джон уезжал в Афганистан, и счастливое воссоединение, когда он вернулся. Это было странно, но через некоторое время стало неважно, что они не встречались, когда им было семь, и не целовались в кладовке. К тому времени, когда они отпраздновали свою золотую годовщину, эта история стала их правдой.