История о Шоу Яо

Задача перед Шоу Яо стоит и простая, и сложная одновременно. Даны две сущности, которые то и делают, что нарушают Правило разобщённости. Ну нельзя, нельзя им соединяться. Никак, нигде, ни при каких условиях, но из раза в раз Шоу Яо просыпается, а над ним сирена орёт так, что уши закладывает. Он вздыхает, накидывает на плечи звёздную мантию и идёт разбираться. Он работает тут уже третий месяц – прошлый Управляющий не справился с давлением мировых сфер, и его личная сфера – та, что на плечах, – треснула, и парень стал такое Пространством чудить – еле разгребли последствия. Сидит сейчас в Небытии, поправляет ментальное здоровье, бедняга. Но Шоу Яо не из тех, кто быстро сдается. У него в резюме стрессоустойчивость имеет самый высокий показатель. И хоть эти двое его уже конкретно так достали – он рассчитывает дослужиться до должности зама, и ему никак нельзя сейчас бросать задание. Вот он и создаёт очередную сферу: в прошлой его подопечные – полицейский и преступник – сбежали куда-то в Северную Америку жить поживать и добра наживать. И как только умудрились, думает Шоу Яо. Он же их специально по разные стороны закона посадил, чтобы у полицейского даже мысли не возникло. Оказалось, что возникло. Так мы и оказались в Северной Америке. Основная проблема в том, что сущность внутри трогать нельзя, иначе зацепит всю цепочку жизней – и самой сущности, и других, её окружающих, – и тогда вообще страшно подумать, что начнётся. Вот Шоу Яо и изворачивается, как может: и туда, и сюда засунет, и в земное прошлое, и в фантастическое будущее, а они всё равно друг друга находят, потому что следуют за своими маленькими глупыми человеческими сердцами, будь они неладны. Шоу Яо вздыхает. В этот раз локация родная – Китай, за исключением того, что древний. Один – тот, что с родинкой у рта (Шоу Яо и имён-то не знает, ему неинтересно) – будет императором. А второй – деревенским мальчишкой. С такими руками только воду носить, да редис из земли вырывать. У императора – сто наложниц. Нет, тысяча. И все красавицы одна краше другой, что ему ещё надо? Шоу Яо разминает шею и садится. Возможно, эта сфера станет последней, и ему наконец удастся их развести так, чтобы гармонизировать Вселенную. Ему сказали – вот тебе всё Время и всё Пространство, что хочешь делай, но не дай им соединиться. Шоу Яо старается, как может, всё воображение бросает на эту работу, но до сих пор ещё ни разу не удалось создать такой мир, где бы этого не произошло. Но он пытается. Садится, наблюдает, как император прохаживается по узким улочкам своего государства, исследует свои владения, а наложницы прыгают вокруг него, показывают изящные запястья, кокетливо обмахиваются веером – глаз не отвести. Но император отводит, и Шоу Яо упускает это из виду. А деревенский мальчишка уже красный лицом – сам государь на него внимание обратил, заинтересовался его товаром. И когда Шоу Яо замечает – уже поздно. И сердца застучали, и глаза загорелись, и пальцы встретились под звон медных монет. Проклятый редис, думает Шоу Яо. Надо было его пастухом делать, чтобы вообще в городе не появлялся. Но теперь-то что? Теперь уже поздно. Теперь император, замотанный с головы до ног в тёмные одежды, каждую ночь бегает в сенник старого деревенского дома. И не нужны ему никакие наложницы, хоть сто их, хоть тысячу. Он так и говорит своему мальчишке, подставляясь под большие ладони, целуя мягкие круглые щёки. Не уследил, думает Шоу Яо. Злится. Руками ревнивой наложницы убивает пацана. На следующий день императора находят в петле, а по сфере расползается глубока трещина. Ну ладно, думает Шоу Яо. И меняет местами. Большерукий (так он окрестил младшего) – наследный принц, а старший – кузнечных дел мастер. И чтобы добавить сложности, Шоу Яо принца женит. Теперь-то уж точно не сойдутся никогда, что принцу в кузне делать? Нечего, понятное дело. Да только не принц в кузню приходит, а кузнец во дворец: на рождение сына дары приносит. Висят теперь колокольчики у кроватки малыша, звенят отголосками ветра, и принц от них взгляд отвести не может, всё вспоминает лицо с родинкой у самого рта. Шоу Яо хватается за голову: зачем он вообще эту женитьбу устроил? Теперь уж не развести, когда увиделись и запомнились друг другу. И начинает принц: то меч в бою сломает, то наплечник случайно потеряет. А ещё ему тушечница новая нужна, а для жены – резная заколка. И кузнец трудится, гнёт металл и так и этак, примеряет на принца новую броню, а у самого пальцы сводит – так хочется под нижнюю рубашку руками залезть. Но в глаза не смотрит, правила соблюдает, спешно извиняется, если вдруг коснулся кожи. И принц не выдерживает: подворачивается под локоть, хватает ладонями узкое лицо и целует родинку. Да чтоб вас, думает Шоу Яо, отправляя принца в поход, из которого тот уже не возвращается. И создаёт новую сферу. В этом мире нет ни дня без запаха крови и пороха. Сущности разделяет линия фронта. Попробуйте теперь, смеется Шоу Яо: вероятность их встречи с каждым часом стремится к нулю. Большерукий собирает животом грязную воду из луж, проползая под поваленным деревом. Он успешно уходит от погоди вражеской армии, но всё ещё слышит спиной, как ломаются ветки под подошвами чужих ботинок. До конца леса ещё далеко, а темнота дождливой ночи подбирается всё ближе и ближе. Шоу Яо откидывается в кресле, улыбаясь. В таких условиях им никогда не соединиться, так что можно и расслабиться. А в сфере младший молится Вселенной, сидя за большим валуном, держа палец на курке. Он не знает, что у руля сейчас никого нет – Управляющий ушёл выпить кофе. И когда узкая ладонь зажимает ему рот, он думает, что надо было молиться лучше. Когда Шоу Яо возвращается, его подопечные сверлят друг друга злыми взглядами кровных врагов и держат на мушке. Но вот по лицу старшего стекает капля, минует родинку у рта, и младший смотрит на неё, сглатывает, и Шоу Яо стонет. Именно так всё всегда и начинается. Шоу Яо проводит рукой над сферой – она ему больше неинтересна, а в мире бесконечной войны двое находят мир, о котором ещё не знают. В новой сфере они разделены войной идеологической. Точнее, войной взглядов. И это не сам Шоу Яо сделал – ему ведь нельзя внутри ковыряться, – это он так хитро придумал, и они сами собой такими сформировались. У молодого и взгляды молодые, современные, для него нет ничего запрещённого – всё можно. И ум у него пластичнее, и нравы свободнее, не то, что у старшего. Тот грезит о месте начальника головного офиса, о жене и детях, о собаке – всё, как диктует приличное общество. Утром на работу, вечером – домой, на выходных – к родителям, даже если коллеги зовут в бар выпить, и что большерукому делать с таким снобом? У него мечты другие. Путешествия там всякие, развлечения, он – птица свободная. Сегодня в баре, завтра ещё где-нибудь, кто знает? Шоу Яо думает, что такую преграду им точно не преодолеть. Можно сдвинуть камень, сбежать из дворца, но сломать внутреннюю стену, запереть внутреннюю свободу – это уже, знаете ли, не каждому по силам. Но мелкий оказывается не из простых, и Шоу Яо даже не замечает, как лучший работник, будущий идеальный отец теперь задерживается на работе, а на самом деле не на работе, и как начинает от него по вечерам нести виски, потому что его можно долго пить и смотреть на крупные ладони, протирающие стаканы, на серёжки в ушах, на растрёпанные каштановые локоны. И как его занесло вообще в этот чёртов бар? Голова у Шоу Яо раскалывается. Проблема сущностей в их быстрой изменчивости. Их жизнь коротка, они стараются успеть стать счастливыми, и Шоу Яо никогда не знает, когда их мозг решит сделать перестановку. Они заводят кошку, а не собаку. Нет больше мечт о приключениях, о высокой должности и детях, есть только тёплые вечера и горячие ночи. Шоу Яо сжимает пальцами переносицу. Это всё уже очень сильно начинает его нервировать. Сфера гаснет, становится прозрачной. Возможно, какая-то из сущностей умерла, но Шоу Яо уже нет до этого дела. Он думает, что надо сделать так, чтобы вроде бы можно, но нельзя. И он делает их равными – всеобщими любимчиками, которых знает половина планеты. Если в этот раз не получится, думает Шоу Яо, пойду на пенсию. Но внезапно это начинает работать. И чем ближе сущности становятся друг к другу, тем сильнее общество разделяет их – Шоу Яо даже ничего делать не приходится. Он смеется, потягивая кофе, и думает, что с таким давлением не справиться никому. Каждая минута под прицелом миллиарда смотрящих, о каком единении тут может идти речь? Они играют в заклинателей и военных, в принцев, кузнецов и императоров, и Шоу Яо только поражается, как иронична бывает Судьба. Между сущностями уже искрит так, что у Шоу Яо все лампочки мигают, но полного единения так и не происходит, и Шоу Яо уже думает, что всё – наконец-то получилось, как большерукий в одно мгновение подскакивает к старшему и звонко чмокает родинку. Шоу Яо думает: куда?! Но уже поздно: последняя сфера лопается – жидкий белый дым вытекает из неё, оседая на стопах Шоу Яо. И Сяо Чжань целует Ван Ибо под голоса съемочной группы, и император целует деревенского мальчишку под запах свежего сена, и кузнец целует принца под тепло раскалённой жаровни, и один солдат целует другого под холод дождливой ночи, и бармен целует офисного работника под мяуканье голодной кошки, и Шоу Яо тяжело вздыхает. Треклятая любовь, думает Шоу Яо, вечно она побеждает.

***

Когда погаснет сфера мироздания Когда опустит руки самый главный Бог Ты снова тихо скажешь: «До свиданья», Едва коснувшись моих влажных щёк. Сквозь Космос, состоящий из трагедий, Бессмысленных, запутанных вендетт Мы будем плыть друг к другу сто столетий Лишь для того, чтобы сказать: «Привет».