Невыносимо

Хонджун стоит на сцене, нервно теребя микрофон потными ладонями, и пялится в ноги, лишь бы не оглядываться по сторонам. Шум из зала, кажется, намеревается спутать мысли и заставить думать о чём-то более важном, однако мысли парня забиты, увы, не тем, чем надо. И главная проблема заключается даже не в том, что с ним что-то не так, нет. С ним как раз всё в порядке. А вот Чон Уён — самая, что ни на есть проблема мирового масштаба. Личная головная боль Хонджуна и его, прости господи, виагра. Пусть сам виновник о подобном даже не догадывается. Парень краем уха слышит бурное обсуждение чего-то мемберами и дальним участком мозга переваривает очередной несуразный со стороны младшего танцора вброс, от которого по залу прокатывается волна смеха и похлопываний, а сам Уён закрывает, вероятно, одной рукой рот, а второй отмахиватся, словно в бреду повторяя «нет, нет, нет». Хонджун буквально уверен, как себя ведёт донсэн, какая у него мимика и как он осматривает каждого участника, чтобы проверить их реакцию. Но старший взгляд поднимать не хочет. Ведь он жуть как боится спалиться, потому что пялится — Стилисты подобрали слишком облегающий наряд Уёну, который нельзя просто так игнорировать. Парень прекрасно запомнил то ноющее и стягивающее чувство в животе, стрельнувшее прямой наводкой вниз, когда увидел переодевающегося Чона, что приглаживал на своём теле майку, словно пытался убрать лишние складки и выглядеть идеальным. От и до. Хоть это и было не обязательно. Уён всегда и везде — слишком идеальный. Младший оглаживал грудь, прижимаясь ладонями к телу, скользил ниже, пробегаясь пальцами по торсу и так внимательно оценивая свой внешний вид в зеркале, словно от этого зависела его жизнь. А Хонджун на тот момент почти закончился как человек. Но в гримёрке-то ладно, удалось скрыть свой интерес, на сцене тоже более менее, по крайней мере, выступления хоть чуть-чуть, но смогли отвлечь. Однако когда настало время пообщаться с эйтини, что активно поддерживали и веселили ребят, придавая им бодрости и силы, Хонджун словно отключился. Он часто просто молчал, разглядывая носки ботинок, крутился на пятках, порой вставлял свои пять копеек в абсурдные речи говорунов-балаболок Сана и Юнхо. Да, в основном только молчал, изо всех сил стараясь не смотреть в сторону Уёна. Это оказалось даже большей пыткой. Ким действительно не знает, как ему в здравом уме добраться до отеля, когда всё тело охватывает жар от мыслей, что безжалостно и безбожно атакуют раздутую голову. Когда Уён танцует, его тело сильно напрягается, и это — верная смерть. Бомба замедленного действия. Мина, с которой попытаешься ступить — тот час разлетишься на сотни кусков кровоточащего мяса. Как угодно. Повторяясь во второй раз, Уён для Хонджуна — его личная виагра. Действует быстро, не жалея, и сразу ебашит большую дозировку, после которой просто так избавиться от болезненного стояка не получится. — Хонджун-и-хён! Как бы этого не хотелось. Парень, наконец-таки, выныривает из болотной тины своих мыслей и поднимает взгляд, чтобы в следующую секунду сжать губы в тонкую полоску из-за катастрофической близости Уёна и отпрянуть чуть назад. И Хонджун готов поклясться, что он увидел, блять, этот дьявольский огонёк в чужих глазах! Он его точно видел! Поэтому он старается как можно дальше от него убежать, но по факту всё, что делает, это — корпусом назад, и осматривает остальных участников в поиске хоть какой-то помощи. Спасения, мать вашу. Однако парни смотрят с улыбками на уставших лицах и, похоже, даже не думают вмешиваться в сотворишуюся «идилию» между лидером и тем самым человеком, который всегда «слишком». Время летит как-то по-идиотски медленно и тягуче, отчего вдруг хочется пить. Такое ощущение, будто Хонджун не делал глоток чистой воды несколько часов, хотя на самом деле — совсем недавно. До всего этого кошмара, который в данную секунду Уён перед ним вытворяет. И на самом деле Хонджун рад, что секундную тишину прерывает Юнхо, быстро и резко сменяющий тему разговора, а там её подхватывает и Сан. Лидер же не может теперь свести напряжённого хмурого взгляда с младшего танцора, который также смотрит испытующе и будто провокационно, одним своим видом спрашивая «ну, как тебе?» Уён откручивает крышечку бутылки, прислоняется к горлышку пухлыми губами и жадно пьёт, не сводя пристального взгляда со старшего. А как может быть Хонджуну, кроме как не ужасно? Он неконтролируемо сглатывает слюну, скопившуюся под языком. «Да этот чёрт в наглую издевается…» И в ответ на немой вопрос в глазах Кима, Уён только многозначительно тянет уголки губ в верх и отрывается от бутылки с полными щеками воды. Чтобы потом отвернуться и преодолеть короткое расстояние до Ёсана, оставив лидера наедине с кислородом, которым незамедлительно наполняет лёгкие. Забыл как дышать, докатились. Хонджун расслаблено выдыхает, хоть и ощущает тяжесть груза на плечах, а также будоражащее щекотание в животе. Чёртовы бабочки. Чёртов Чон Уён и его эта показушная сексуальность. Всё к чёрту вообще. Под конец мероприятия парни прощаются с залом, как и подобает, обещают снова встретиться в ближайшем будущем с эйтини, и, под затухание прожекторов, покидают сцену, возвращаясь в гримёрку, чтобы просто собрать вещи и спуститься после на парковку. Дорога до отеля кажется мучительно медленной, словно водитель нарочно двигается как черепаха. Словно они все тут сговорились, рассевшись таким образом, что Хонджун оказывается зажат между окном и, блять его, Уёном, прижимающимся голой рукой и бессмысленно втыкающим в телефон. Старшему нисколько не интересно, что там высматривает танцор, почему постоянно хихикает и потом будто бы случайно роняет голову в приступе на плечо, потираясь сморщенным носом об обнажившуюся шею. Лидер раздражённо фыркает, то и дело поправляя на себе несчастную футболку, надеясь, по всей видимости, показать этим жестом, чтобы Уён больше не делал так. Но у младшего другие планы. Пока все спокойно дремлют в тёплом салоне, привалившись друг к другу, Уён прижимается к боку своего хёна и листает ленту инстаграмма, переодически тыча узловатым пальцем в экран, чтобы Ким тоже посмотрел. И он, конечно же, не может отказать. Странные шутки и мемы, рецепты каких-то новых блюд, которые Чон добавляет в закладки, чтобы позже попробовать приготовить, частые фотографии популярных звёзд, пару раз Хонджун даже замечает собственные фотки, но не придаёт им значение. Телефон младшего — только его забота и Хонджуна не волнует, что, как, с кем и зачем. Парень краем глаза глянул снова в экран чужого телефона и, боже, лучше бы этого не делал. Потому что Уён, прочитав пришедшее сообщение в какао от Сана, не спешил быстренько его смахивать. «Придёшь сегодня в мою комнату? Поиграем в игры, повеселимся? :>» — так гласило сообщение. И Кима тонкой иглой кольнула ревность. Всё-таки имеет значение «с кем и зачем». Не для кого уже давно не секрет, что Хонджун немного собственник, немного хочет, чтобы всё было так, как ему нравится, что он ярко продемонстрировал на викли айдол, когда возмутился на счёт общения Сонхва с Минхо. Ему это не понравилось. Но с другой стороны ему и дела до этого нет. Ну общается и общается, главное, чтобы проблем не возникало. Однако в случае с Уёном тут всё по-другому. Да, парень буквально на сто процентов знает, что у младшего полно друзей среди других групп (чего стоят только Чанбин, Ёнджун или Феликс), но ревновать Уёна к тому, с кем живёшь под одной крышей… Это уже уму не постижимо. Вероятно, Джун перегибает палку. Но зачем скрывать — ему нравится это неправильное чувство. Это всё равно что смотреть на чужой телефон и мечтать о таком же, и злиться на всех вокруг, потому что не можешь его получить. Так же и с Уёном. Потому что Хонджуну совсем совсем не нравится, что Чон проводит время с Саном в его комнате. Кто знает вообще, чем они там занимаются… Вдруг, далеко не простые видео-игры? Старший брезгливо фыркает, как только воображение подкидывает чёткие картинки, и отворачивается совсем к окну. Улицы вечернего Чикаго ему совершенно не знакомы. Бутики с одеждой, пекарни, рестораны и прочая лабуда — всё это, конечно, очень даже красиво, однако бывать в таких местах надо и плюс ко всему с кем-то. Правда, парень знает с кем бы он хотел обойти всё в этом большом городе, но, к сожалению, также и понимает, что этому никогда не случиться. Уён в нём вряд-ли заинтересован в романтическом плане. Да, он своего хёна поддразнивает постоянно, тыркает с поводом и без, вторгается в его личное пространство, однако это всё то, что Уён делает всегда и со всеми. Было бы глупо считать себя особенным для этого человека… Хонджун слышит шебуршание и движение под боком и после крепкие руки младшего обвивают его тело, а голова тяжёлым грузом приваливается на плечо, впритык с шеей. Старший лишь по инерции кладёт руку на младшего под курткой, лениво проводя немного замёрзшими пальцами по горячей коже. Это приятно и успокаивающе. В таком положении парни и засыпают, и спят ровно до того момента, как менеджер не оповещает от прибытии в отель. Первым, конечно же, просыпается Сонхва и будит остальных, и после парни, позёвывая, плетутся в здание, где их встречает обволакивающее тепло. Но лично Хонджуна в данный момент греет тело Уёна, который ни на один шаг не отошёл от лидера. Парни разбредаются по номерам, а Уён внезапно проявил упёртость и насильно вытолкал Юнхо из его с Кимом комнаты, пробормотав что-то вроде «я хочу поговорить с хёном на счёт тура, это важно». Старший танцор ничего говорить не стал, потому лишь пожал плечами и пошёл к Чонхо, раз уж в своём номере душ принять не разрешают. Уён осторожно выкладывает заранее приготовленные для себя сменные вещи на кровать, по всей видимости, Юнхо, и присаживается на неё так осторожно, словно боится старшего спугнуть. А тот не совсем понимает, что от него хотят. День выдался очень тяжёлым и насыщенным. Даже слишком насыщенным. И Хонджуну банально необходим отдых, от общества Чон Уёна — включительно обязательно. Ведь перед глазами всё ещё стоит навязчивый образ младшего и его до невозможного охрененные руки, привлекательно увитые переплетением вен; с узловатыми толстыми пальцами, которые Ким не прочь поместить в своём рту и хорошенечко облизать, но, конечно же, в лучшем случае, чтобы эти пальцы поработали ниже пояса, где сейчас у старшего дико горит. И пока он, нервно и расторопно роется в своём чемодане, в надежде как можно скорее найти нужный комплект одежды и белья, мозги всё больше и больше затуманиваются, а губы то и дело пересыхают. Ему бы свалить отсюда подальше. Подальше от Уёна, ну пожалуйста. Неужели он так многого просит? Это ведь и так катастрофически тяжело: находиться в одном помещении с человеком, к которому испытываешь влечение разного рода. Хочется прекратить жалкие попытки бегства, преодолеть то ничтожное расстояние между ними, самодовольно занять место на чужих коленях и прижаться губами, телом, всей своей сущностью. У Хонджуна даже колени заметно дрожат от того волнения, что его охватило сейчас. И всё из-за чёртового Уёна, который даже не думает перестать смотреть. Младший щурит глаза, внимательно прослеживая каждые немного резкие, местами заторможенные движения хёна и толком не может понять, в чём дело. Что Хонджуна так раздражает, что он выглядит таким…замученным? Концерт выдался слишком тяжёлым или всё дело в Уёне, который не даёт ни минуты покоя своими вечными приставаниями? Может, в этом и дело? Потому что в таком случае становится понятно природу странного поведения лидера. Его злобное пыхтение, ворчание, каждое его движение рук и ног пропитано острой нервозностью, от которой становится не по себе. Но Уёну очень хочется узнать, в чём дело. В частности не потому, чтобы удостовериться, а не он ли виноват, а хотя бы ради просто — честного ответа. Потому что если дело правда в нём, Уёне, то он хотя бы попытается как-то извиниться, загладить вину, что ли. Не хочется, чтобы хён на него злился… Уёну в принципе не нравится, когда старший держит обиду и недоволен, а когда это вдруг случается, то Чон старается по максимуму исправиться и стать в глазах старшего лучше. По крайней мере, он хочет быть лучше. Уён надеется стать ближе к тому, кто ему интересен, однако получается одно и тоже — Хонджун отстраняется и контактировать не хочет, да даже на публике это всегда выглядит так, будто его заставляют, а он вообще терпеть всё это не может и отстань, Уён, пожалуйста. Неприятно это. Выжимать из себя силы, искать подход к одному единственному человеку в группе, к которому за три года не смог подобраться даже на расстояние вытянутой руки — мега сложно. А сегодня это стало, кажется, последней каплей, потому что Ким Хонджун его полностью игнорирует и всеми своими действиями высказывает неприязнь. Тогда, на концерте, Уён хотел просто обнять их лидера и сказать на весь зал, как он им гордится и ценит, любит, но вместо отзывчивости получил уставший и раздражённый взгляд в упор и отстранение. Старший не хочет, чтобы Уён к нему прикасался. — Хён. — Уён-и, прости, я хотел пойти в ванную. Ты хочешь поговорить о чём-то? — звучит буквально следом после младшего и от того делается теперь не только ещё больше обидно, но и злостно. Что Уён сделал не так, чем заслужил к себе такое отношение? — Сначала ответь, пожалуйста, на мой вопрос. — Парень добавляет в голос сталь, надеясь звучать более убедительней. Он опирается на руки позади себя и делает глубокие вдох-выдох. Надо собраться с мыслями, не надо позволять лишним эмоциям взять верх. Надо обязательно вытянуть из старшего столько правды, сколько получится. А Хонджун хочет откровенно удавиться. Он наивно рассчитывал, что Уёну наскучит сидеть в комнате, пока его хён суетится, совсем не обращая ни на что вокруг внимания, и уйдёт по своим делам. Но нет. Он сидел и пялился. Рассматривал, и закапывал под землю собственными руками. Руками, которые даже спустя всё это количество напряжённого времени, Ким желает обернуть вокруг своего тела. Сам. И прижаться к младшему так сильно, чтобы невозможно было дать формулировку слову «расстояние». Хонджун хочет этого до настоящей дрожи в конечностях, до жара в животе и до тумана в сознании. И чем дольше Уён находится здесь, в эпицентре проснувшегося вулкана, тем становится тяжелее дышать. Джун боится, что задохнётся в собственном густом дыме, и к слову, он уже не далёк от этого. Ведь к Уёну, блять, тянет как магнитом. — Какой? — Старший прекращает суетливо копошиться в чём только можно и замирает. Спиной — к объекту своего воздыхания до колик в животе. Стоит возле комода с зеркалом, где аккуратно расставлены все крема и уходовые средства Юнхо и Хонджуна. Страшно. Страшно. Страшно того, что Уён может спросить. У Кима внутренности в районе солнечного сплетения в трубочку сворачиваются и раскачиваются подобно деревянной лодке в просторном океане. Страшно перевернуться обернуться, оказаться в тёмных пучинах вод глаз. Страшно утонуть без возможности выплыть наружу и сделать живительный глоток. Но чёрт. Как же соблазн велик. Хонджун задерживает дыхание, когда слышит скрип кровати и шаги в свою сторону. Он знает, и знает прекрасно, что донсэн сейчас подойдёт, положит руки на плечи, развернёт к себе лицом и спросит в лоб, потому что это Чон Уён, а он не привык разговаривать со стеной или же спиной. Судорожный неконтролируемвй выдох вырывается как-то слишком неожиданно из Хонджуна, стоит младшему не сделать, как предполагалось, а…уткнуться лбом в плечо и обвить тело руками, на которые Ким первым делом и бросает взгляд. Красивые. И сильные. — Что произошло на концерте? Почему ты… — Чон кусает губы и думает, чтобы правильно сформулировать и не показаться наглым ребёнком, — почему сторонишься меня? — Он удивительно мило бурчит в плечо, прижимаясь теперь лицом, и выходит так, что с каждым движением пухлых губ приходит в движение и футболка старшего. Но ему до этого нет никакого дела. Плечо согревается от тёплого дыхания, а близость заставляет расслабиться. Хонджун ведь имеет право постоять вот так ещё несколько минут? Десять минут? Ему это необходимо. — Я ведь всегда, всегда стараюсь быть к тебе ближе. И пытаюсь быть не назойливым. Я поддерживаю…

«И я тебе за это очень благодарен.»

— Ценю, уважаю…

«Но не любишь.»

— Ты мне правда нравишься, но…

«Но?»

— Почему ты не можешь меня принять? Я хочу стать ближе. Можно сказать…даже ближе всех. Удар. И сердце сжалось от переполняющих эмоций, которые создали внутри Хонджуна целое смертельное торнадо, сносящее высотки, станции, мосты. Невероятно могущественное. Невыносимое. Хонджун не может сдержать восторженной улыбки. Он чувствует себя той, как бы странно это ни звучало, принцессой диснея, которую наконец-таки заметил её принц. Правда, в случае с Уёном — принц без коня и не в королевских одеяниях, хоть это не важно. В своих свободных чёрных спортивках и футболке Уён выглядит сногшибательно. Старший прямо сейчас готов упасть, на самом деле. Но крепкие руки не позволяют. — Я не сторонюсь тебя, Уён, — парню еле хватает моральных сил, чтобы не заорать младшему на ухо, что он, чёрт побери, не сторонится или избегает, а по уши влюблён! Потому он говорит, пусть и с дрожащим от волнения голосом. Что не ускользает от внимания танцора, но данная деталь слишком незначительная, чтобы придавать ей какое-либо значение. — Но я же вижу… — Уён, нет, — старший разворачивается в объятиях, замечая тут же, что Уён не сдвинулся и на миллиметр назад. И они буквально нос к носу, смешивают дыхание, смотрят друг другу в глаза, не в состоянии прекратить всё это безобразие. Вероятно, со стороны может показаться, что парочка зажимается и любуется друг другом. Почти в точку. — Тогда почему? — Уён капризно дует губы, бегая глазами по лицу хёна. Глубокий, затягивающий карий взгляд, острый аккуратный нос, извечно красивые губы, на которые Чон постоянно залипал. Всё в их лидере настолько манящее и неописуемое, что иной раз задаёшься вопросом — а реальный ли он? И вот так в близи, обнимая это с виду слабое тело, Уён понимает, что очень даже. А осознавая этот вроде бы глупый факт, становится так легко. Ладонь сначала практически невесомо, но затем более уверенно ложится на щёку; большой палец поглаживает скулу, от цепкого взгляда не ускользает красное пятнышко на виске, которое Хонджун специально избегает, чтобы не причинить даже малейшей крупицы боли, пока Уёну наплевать на состояние его кожи. Ведь стоило ему всего раз посмотреть на хёна вот так, как можно считать себя безвозвратно потерянным и украденным. Хонджун такой невероятно красивый и тёплый. Старший поддаётся вперёд медленно для себя, обхватывая мягко второй ладонью чужую шею сбоку. Уён прикрывает глаза с трепещущими ресницами, понимая, что ответа словами не дождётся. Губы соприкасаются в волнительном невинном поцелуе, кажется, находя своё место. Даже не обыкновенное шевеление, без обмена слюной. Просто — призрачное прикосновение. После которого старший отстраняется, прижимаясь лбом к другому и не теряя фокус с губ, с родинки на нижней. По ней так отчаянно хочется провести языком, что… Блять. Уён же дышит через раз, забыв на время, как это вообще правильно делать. Губы приятно жжёт и хочется ещё, больше, больше. Вместе со сбитым дыханием и широкими ладонями на талии младший прижимается к чужим губам более серьёзно и не ловит ничего, кроме пылкого и уверенного ответа. Так вот оно…значит как. Танцор улыбается уголками губ, практически как в тот раз, на сцене, но немножко по-другому, и прижимает хёна к комоду, а сам — собственным телом к его, но распахивает глаза от неожиданности, когда слышит задушенный стон в поцелуй. Который приходится разорвать, чтобы убедиться, в порядке ли Хонджун. Однако объяснение находит его само. Голова наклонена в сторону, пальцы рук до побелевших костяшек сжимают края деревянного комода, лицо залило алым румянцем, губа закушена и взгляд — в пол. Паскудство… Уен поверить не может. От очередного осознания ему сначала будто наполняют гелием голову, раздувая её в шар, а затем пускают по венам кипяток, который огромной вулканической магмой ухает прямо к паху, заставляя член заинтересованно дёрнуться в треклятых или нет? спортивках. Чон надрывочно опускает голову, концентрируя внимание на своих бёдрах, что так бессовестно прижаты к чужим и явно давят на возбуждение. И не понять, что хочется больше: толкнуться навстречу, вызывая дрожь тела рядом; упасть на колени и прочувствовать тяжесть члена на языке; или же… — Нам… — Младший даже отстраниться толком не успевает… — Нет, — …как руки Хонджуна сжимают ягодицы и припечатывают обратно к себе. Ким прижимается губами к жилистой шее в этот самый момент, сдерживая стон наслаждения. — Я так хочу тебя… — Он мажет по коже, самозабвенно собирая языком капельки пота и ещё не выветрившийся вкус духов. — Позволь мне… — парень поднимает голову и целует подбородок Уёна, пока потирается ноющим возбуждением о пах, что так удачно совсем совсем близко. Так хорошо, что плохо. — Иначе я не выдержу… — Хонджун целует губы отчаянно, нуждающе и настолько сладко, что контролировать себя остаётся самой непосильной задачей. Уёну до одури нравится такой Хонджун. Открытый, цепляющийся за него, как за веточку спасения. Нуждающийся до прикосновений, поцелуев. Словно нежное безе, что тает во рту, стоит ему только там оказаться. Как и старший — плавится в руках Уёна, пока на трясущихся ногах ведёт вслепую в сторону ванной. Первоначально же ведь хотели принять освежающий душ. А тут, такая возможность. Убьют двух зайцев одним выстрелом. Одежда обоих парней оказывается на прохладном кафельном полу за считанную минуту. Дверь предусмотрительно закрыта. Вода в душевой лейке просто включена на полную. Хонджун завороженно стонет, оглаживая уёнову грудь, ладонями скользя сначала вниз, к узким бёдрам, на которых захотелось поставить несколько отметин, а потом поднимаясь выше и обнимая в конечном итоге шею, чтобы притянуть для очередного поцелуя, но уже гораздо более глубокого. Уён ловит звёздочки перед глазами, как в своём рту ловит чужой влажный и горячий язык, требующий к нему должного внимания. И так ведь действительно не скажешь, что Ким Хонджун не любит прикосновения. Ведь сейчас именно он и вылизывает жадно рот младшего, выдыхая весь жар из своих лёгких; именно он закидывает ногу на бедро, заставляя вжаться в себя непозволительно близко. Члены соприкасаются в, кажется, совсем обычном движении, но током простреливает так, что Уён смело посылает выдержку куда подальше, разворачивая старшего спиной и устраиваясь каменным стояком между аппетитными ягодицами, которые хочет не хочет, но лидер всегда демонстрирует. Старший охает и мычит в нетерпении, ради равновесия хватаясь за раковину, а после оглядывается через плечо. Парень хватает ртом спёртый теперь уже здесь воздух, мелко подрагивает в предвкушении и глаза закатывает, пока Уён трётся, блять, между половинками. Нутро всё горит, полыхает многовековым пожаром, не создавая пеплище или могилы мёртвых деревьев, а превращая пространство в сущий ад, чьим властелином полноправно является Чон Уён. Чон Уён, который внезапно почувствовал себя чересчур смелым, что даже приземлился коленями в пол и без предупреждения ладонями раздвинул ягодицы хёна, чтобы, не теряя времени, припасть поцелуем к колечку мышц. — Нет, н-не надо, — Хонджун скулит и старается избежать прикосновения, но ноги его не слушаются совершенно, больше подкашиваясь от неожиданного наэлектризованного удовольствия, чем держа тело в равновесии. Однако Уён не умолим. Он сглатывает вязкую слюну во рту, с новой силой присасываясь к нежной коже ануса, и на пробу щекочет кончиком языка. — Блять, Уён. Перестань это…делать… — На свистящем выдохе произносит старший и более менее расслабляется, когда танцор отстраняется, но перед этим оставляет два нежных поцелуя на коже ягодиц. А у Хонджуна даже сил на это реагировать нет, он в состоянии только загнанно дышать и контролировать своё болезненное возбуждение. Не хочется кончить до того момента, как Уён окажется внутри… — Тебе такое не нравится, хён? — Соблазнительным с хрипотцой голосом воркует Чон на краснющее ушко, вновь прижимаясь членом сзади. — Н-нравится, просто… — Младший просто толкается бёдрами, и Джун сходит с ума, не сдерживая льющиеся потоки ругательств. — Сука… — Зло выплёвывает лидер, поддаваясь задницей назад и со шлепком сталкиваясь с чувствительным пахом Чона. Победная ухмылка сама украшает губы, когда младший шипит, удерживая бёдра хёна на месте. Некое противостояние. Кто первый сдастся. — Хён такой нетерпеливый~ — дразнится Уён, нарочно сильно сжимая пальцами тазовые косточки, за что в ответ получает полный настоящей угрозы взгляд. Никаких следов быть не должно. — Заткнись, и займись уже делом. — Рычит Ким и прикусывает щёку изнутри, когда после короткого «хорошо» танцор шустро обыскивает шкафчики, находя там пачку презервативов и бутылёк смазки, выдавливает небольшое количество субстанции и приставляет к дырочке указательный палец, не думая даже немного погреть. — Можешь начать сразу с двух. Уён на это заявление лишь криво усмехается и осторожно вводит два пальца внутрь под одобрительное мычание. Потому что сказать, что Хонджун ждал этого очень сильно — ничего не сказать. Одними фантазиями, увы, не насытишься, но как оказывается потрясающе, когда реальный Чон Уён сейчас трахает пальцами, разводя их в стороны на манер ножниц. Старший жмурится от совсем лёгкого дискомфорта и то и дело смачивает губы слюной, потому что те довольно быстро пересыхают. И всё-таки да, настоящие чувства даже в сравнение не идут с представлениями или собственными прикосновениями: парень не раз до этого трогал себя, воображая заместо своих коротких пальцев, длинные и толстые уёновы. — Боже… Добавь третий и покончим с этим… — Просит Хонджун, пока Уёна потряхивает и прошибает током всё больше и больше, отчего член уже начинает сочиться, а смазка капать на кафель или размазываться по ягодицам старшего. Младшему невыносимо жарко, что хочется сбежать отсюда, однако больше всего ему хочется заполнить собой до упора и заставить выстанывать в эйфории своё имя. Это кажется правильным и необходимым. Слишком необходимым. Хонджун, совсем не стесняясь, активно насаживается на пальцы и подстраивается под толчки Чона, однако кусает до боли губы, внутренние стороны щёк в надежде себя заглушить, пока нутро жестоко атакуют. Возбуждение расползается прочным лианами внутри и словно обхватывает в кольцо изогнутый член, который шлёпает о живот с каждым характерным движением. Старший держит губы приоткрытыми и закрывает глаза, мечтая сейчас только о двух вещах: члене Уёна внутри себя и кончить. И Уён, по всей видимости, смог прочесть мысли своего хёна, потому он вынимает пальцы с хлюпающим влажным звуком под требовательный вернуться скулёж и разрывает упаковку, раскатывая латекс по всей длине и после обильно покрывая смазкой. Возвращаясь и пристраивая головку ко входу, младший прослеживает взгляд лидера через плечо и, господи, он смотрит прямо туда. Хонджун нетерпеливо поддаётся бёдрами назад, чувствуя как возбуждение сантиметр за сантиметром оказывается погружённым в дырку и голову откидывает блаженно. Опирается одной рукой о раковину и внезапно довольно громко стонет, когда Уён, покинув тело, тут же врезается вновь, заполняя собой, как и хотел, до упора. Старший, переживая перед глазами целое представление из фейерверков, шарит рукой позади себя, и, найдя уёнову, перетаскивает с тазовых косточек на талию. Даже в полубредовом состоянии, когда, казалось, мозги отказываются функционировать как положено, Джун по-прежнему желает ощутить эти великолепные руки, которые бы сжимали бока, пока член таранил простату, входил непозволительно глубоко. Да, Хонджун хочет быть трахнутым Уёном, быстро, медленно, чувственно, безбожно. Он просто хочет своего младшего донсэна. И простит бог за такие грязные мысли, но Киму нисколько не стыдно. Он смотрит в запотевшее зеркало перед собой и, хочет было протереть его, как руками бездумно сильнее сжимает раковину. Лицо искажается в смеси ощущений, пока танцор резво вколачивается, не давая передышки, и обоим только и остаётся, что стонать в унисон, заполняя небольшую комнатку разными по спектру громкости звуками: начиная протяжными мычаниями и скулежом Хонджуна, когда головка удачно проезжалась по самым чувствительным зонам, и заканчивая утробными хриплыми стонами Уёна, что буквально натягивал на возбуждение безвольное тело старшего. Кто бы мог подумать, что так сложится простое желание поговорить. Кто бы подумал, что заниматься сексом с Ким Хонджуном окажется настолько охрененно, что придётся переступать через себя, чтобы сдерживать желание выпороть, надавить на позвоночник и трахать до дезориентации. Член ярко пульсирует внутри, доставляя массу новых приятных ощущений, которые раньше только снились. Лидер находит в себе силы протереть стекло и, насколько позволяет слёзная пелена перед глазами, посмотреть в отражение. Быстро двигающийся сзади Уён; до предела покрасневший он, Хонджун; венистые руки, сжимающие талию и притягивающие назад, чтобы резче, глубже, быстрее. Великолепно. Старший кончает неизвестно вообще когда — он перестал обращать внимание на свою боль ниже живота, стоило встретиться глазами с Чоном в отражении. Его буквально пожирали взглядом и, чёрт, какое это потрясающе чувство. Потому что только на него Уён будет так смотреть, начиная с этого дня. Хонджун беспомощно дёргается от сверхстимуляции и хнычет из-за непрекращающихся телодвижений танцора, который следует за своим хеном уже довольно скоро, однако…наполняя горячим семенем, увы, не презерватив. — Вот же бля-ять… — Лихорадочно дыша, произносит Джун и морщится от ощущения обволакивающей теплоты прямо внутри, хотя мысленно пребывает в стадии полного удовлетворения. На самом деле, это то, чего он больше всего хотел. Уён выскальзывает из расслабленного тела и снимает порванный контрацептив, выкидывая его в, благо она тут есть, урну. — Хён, ничего, что… — Всё…всё нормально… От спермы легко можно избавиться, — пусть и не хочется совсем… Ким оставил бы всё как есть, будь его воля, но он не знает, чист ли Уён, а потому предосторожность не помешает. Старший, шумно выдохнув, на ещё более трясущихся ногах поворачивается к танцору и без предупреждения обнимает, утягивая в мокрый поцелуй и прижимаясь липким животом к чужому, только вот никакого отвращения у Уёна это не вызывает. Ведь это же Ким Хонджун, а в нем парень любит всё. — Хён, хён, нам нужно принять душ, — младший довольно улыбается под нежными поцелуями, которыми Джун обсыпает всё лицо теперь уже своего парня. — Ну хён. — Угу, нужно, — поцелуй на носу, «луке купидона», подбородке, шершавый язык там же и после этого танцор уже не выдерживает. Заламывает обе руки старшего за его спиной и смотрит с явным недовольством… Отчего всё внутри Хонджуна сладко дрожит, а фантазия подкидывает более пикантные изображения. — Я бы отсосал тебе прямо сейчас, будь ты возбуждён, — выдаёт лидер, опаляя губы напротив жарким дыханием, а воспользовавшись временным помешательством Уёна, выбирается из захвата и, не щадя, отвешивает шлепок по сочной ягодице. — Хён!

***

— Хонджун, почему не садишься? Стоя ведь есть неудобно… — Откровенно недопонимает Сонхва, наблюдая такую картину: абсолютно помятый, но до ужаса счастливый лидер, вместо того, чтобы со всеми сидеть за столом и поглощать завтрак, делает то же самое, только стоя. — Стоя больше влезет, — смеётся Ким и его шутку подхватывает как никогда бодрый Юнхо, и тем самым обстановка быстро разряжается. Пак пожимает плечами, так и оставшись с вопросом в голове, но решив, что позже обо всём распросит, без свидетелей, и потому принимается с удовольствием уминать завтрак. А лидер мельком смотрит на Уёна, который, поймав этот мимолётный взгляд, чешет ниже затылка шеи, где расположился яркий засос джунова производства. Пожалуй, этот мировой тур принёс всем даже больше, чем ценные воспоминания.