Застывшие в мгновеньи лёд и пламя

      В этом не было ничего необычного, самое заурядное задание из всех, с какими ему доводилось иметь дело.       Рывок в сторону с последующим выпадом – и вот существо с синеватым мехом и маской-клювом сдавленно хрипит, грузно оседая на землю, по которой растекается противная чёрно-бурая кровь после того, как оно, потеряв последние силы, валится на холодные мокрые камни, омываемые проливным дождем.       Всё как и всегда, хиличурлов было не слишком много, да и особым интеллектом эти твари не наделены, так что очистить эту часть Мондштадта от них было совсем не сложно.       Дождь играл ему на руку, создавая причудливые конструкции в синергии с его криоспособностями. Кажущиеся хрупкими, но обладающие просто ужасающей силой, разрывающей плоть до кости. Лёгкие и прекрасные. Острыми лезвиями и кристальным крошевом способные, в считанные мгновения, обратить любое существо в абсолютное ничто. Холодные, со стекающим по острым граням остаточным отблеском рассеянных солнечных лучей, скрываемых за завесой облаков.       Капитан кавалерии Ордо Фавониус стряхнул чужую кровь с острия клинка своего меча, убирая тот в ножны, и разворачиваясь с намереньем поскорее вернуться, чтобы отчитаться перед нынешним действующим магистром ордена. Не то, чтобы он не любил дождь. Скорее, ему не нравилось чувствовать себя насквозь промокшим и, от того, продрогшим, что подавить ему всегда стоило приличной доли усилий, дабы сохранять так тщательно создаваемый годами образ. Холодно и резко.       Задержав, на мгновение, дыхание, он чувствует холодящую сталь слева, где-то чуть выше сердца, и, почему-то, тихо усмехается после на выдохе, слыша шаги за спиной. А ведь стоило этому Фатуи ударить чуть-чуть пониже, и вложить в удар чуть больше силы…       Второй удар пришелся уже совсем рядом с ключицей, хотя убийца явно целился выше, но его «жертва», всё же, была не абы кем, потому от первого ранения просто так себя списать со счетов точно не дала. Вязко и неприятно-сковывающе, вызывая острый привкус чего-то горько-щиплющего под языком.       Его противник в маске, наверное, усмехается, выбивая меч из рук, и довершая серию ударов простым пинком по тому самому месту, куда пришёлся первый удар клинками, заставляя синевласого юношу сложиться в кашле, и пропустить новый удар под челюстью, что валит того с ног.       Не заметить врага так близко. Нет, дождь тут совсем не при чём. Просто он сам оказался слишком беспечен, положившись на то, что здесь больше никого и ничего, кроме тех существ, не было. Проморгал слежку, за что и расплачивается сейчас почти полной неспособностью двигаться из-за потери крови и яда, которым были щедро сдобрены клинки этого Фатуи. Который, видимо, считает, что над поверженным противником можно издеваться вместо того, чтобы просто добить, пока тот не в состоянии себя защитить. Агент в красной маске смеется так противно, замахиваясь клинком для очередного удара… … Огромная огненная птица, от чьих крыльев, шипя, разлетаются, превращаясь в пар, капли дождя, лишний раз доказывает, что лучше добивать кого-то сразу. Её огненные перья с дымным шлейфом капитан кавалерии видит последними перед тем, как сине-сиреневый глаз, что не скрыт повязкой, закрывается, а звуки вокруг перестают существовать. ---------------------------------------------------------------------------------------------------------       Голова просто раскалывается, а о том, чтобы пошевелить левой рукой, в попытке убрать от себя что-то слишком тяжёлое и давящее на грудь, и речи идти не может. Ему душно и тяжело дышать, из-за чего, всё же, приходится открыть глаза.       Взгляд упирается в потолок с, до боли знакомыми, старыми узорами, переходит на большую люстру, подвешенную на крепких цепях по центру комнаты, после спускаясь по стене, на которой он видит такую же знакомую ему картину с изображением виноградных полей и кристальных бабочек. А после цепляется за огненные всполохи в самом дальнем углу, которые даже густая тень не смогла заглушить. - Кэйа.       От звука этого голоса тот, к кому обращаются, едва заметно вздрагивает, и пытается, по-инерции, подняться, опираясь на локти. - Не стоит, - в этом голосе ни капли сострадания или даже хоть какой-либо заинтересованности происходящим. Вообще ничего, - иначе вся работа Барбары сойдёт на нет. Это было бы крайне неуважительно по отношению к её стараниям. - Почему… - Ты портил вид с дороги на мою винокурню, не льсти себе, - наконец-то отсвет пламени свечи, стоящей на прикроватной тумбе, выхватил из темноты лицо говорящего, - да и в твоём хвалёном Ордене подняли бы большой крик, если бы нашли твой труп в тех горах трое суток назад. - С-сколько? - Три дня, Кэйа. Или ты оглох после того, как тебя пнули по рёбрам?       Сине-сиреневый глаз, что не скрыт густой чёлкой, буквально впивается колкой льдинкой в глаза огнеглавого юноши, что стоит сейчас напротив него, облокотившись на стену. Значит, видел. И по какой-то причине не оставил подыхать в тех горах, хотя вполне мог бы это сделать. - Винокурня была ближе, - отвечает хозяин поместья, отмахиваясь от чего-то, и предугадывая возможный вопрос, - хотя я бы с превеликим удовольствием спихнул твой труп в ближайшую реку.       В этих глазах пламя, пока что, спокойно. Хотя Кэйа знает, что оно может за считанные мгновения взвиться, вспыхнув и опаляя яростью и безумием. И тот день, когда его выгнали из этого самого поместья, он помнит до сих пор настолько ярко и живо, что забыть не получится и за всю его оставшуюся жизнь. Тогда было сказано многое.       Кэйа старается выглядеть бодрее, чем чувствует себя на самом деле, хотя и знает, что эта попытка обречена на провал. Дилюк всегда видит всех насквозь. И его сводный брат не является исключением. Хотя тогда он и выкрикнул, что не желает иметь с ним больше ничего общего. Что ж… - Благодарю за такой щедрый жест, Мастер Дилюк, - последнее Кэйа тянет намеренно, пытаясь разглядеть хоть малейшую эмоцию на этом беспристрастном лице напротив, - в вашем поместье ну очень уютно, однако, думаю, магистр Джинн уже слишком долго ожидает свой доклад. Да и стеснять вас своим присутствием…       Шаги отдаются эхом в полупустой комнате, заставляя его напрячься всем телом, чувствуя каждый наложенный на него бинт, от натяжения которого хочется шипеть, но позволить себе подобное сейчас Кэйа просто не может. Нельзя выставлять себя настолько слабым, непростительная вольность. - Ты останешься здесь, - каждое слово чеканят, словно пытаясь выгравировать в подсознании того, к кому они обращены, - до тех пор, пока твои раны не затянутся. - Ох,право не стоит Маст…       Он хрипит и начинает кашлять, когда его горло резко сжимает сильная ладонь в чёрной перчатке с красным узором, чуть сдавливая, заставляя едва ли не захлебнуться собственными словами возражения. - Я сказал, - Дилюк чуть сужает глаза, видя широко раскрытый от испуга глаз Кэйи, и чувствуя, как тот пытается слабыми ещё руками оторвать его ладонь от своего горла, - дважды не повторяю.       Когда шею, наконец, отпускают, Кэйа заходится в очередном приступе кашля, складываясь пополам от боли, пронзившей тело в месте самого сильного ранения, после чего, опираясь на правую ладонь, снова понимает взгляд на стоящего перед ним юношу, что сейчас похож на каменное изваяние, даже без тени малейших эмоций.       Страшно. Он не скажет этого вслух, но Дилюк слишком проницателен на этот счёт. А ещё Кэйа сейчас точно не в том состоянии, чтобы спорить с ним. Если, конечно, не хочет отправиться на тот свет в самое ближайшее время. Капитан кавалерии, на мгновение, прислушивается к себе, стараясь держать более спокойное выражение лица. Нет, определенно умирать он пока ещё не намерен. - Твои отчёты отправлены магистру два дня назад, - огнеглавый владелец винокурни отходит от постели, направляясь в сторону небольшого кресла, стоящего у письменного стола слева от двери, и устраиваясь на нём, - инструкции по обработке твоих ран Барбара оставила самые наиподробнейшие. - О, так Мастер Дилюк настолько добр, что позволит кому-то из своих милых служанок заботиться обо мне? - тон Кэйи сейчас такой наигранно-развязный, что он точно знает – ещё пара слов в таком духе - и Дилюк, с чистой совестью, его ударит по лицу от всей души. - Не хватало,чтобы ты саботировал их работу, - Дилюк поправляет ленту ,что держит на голове его высокий хвост, после переключая внимание на книгу, лежащую на столе, - тобой займусь я сам. - С чего такая щедрость? - Хочу, чтобы ты просто побыстрее убрался из моего дома. «Предатель»       Он не сказал этого вслух, но именно это должно было быть логичным словесным завершением его фразы. В конце концов, «Тёмный рассвет» часто так выражался в отношении «Зимнего клинка». И был, в общем-то, даже прав в этом.       Кэйа, вздыхает, откидываясь обратно на подушки, и прикрывая глаза. Ничто не меняется здесь. И не поменяется. И он сам в этом виноват. ---------------------------------------------------------------------------------------------------------       Эту ленту он помнит настолько хорошо, будто бы она куплена вчера. Чёрная, атласная, с красивым алым узором, что переливается по краям, стоит попасть на него солнечному свету. «До сих пор носишь её?» - хочет спросить Кэйа, когда, в который раз на перевязке видит, как Дилюк поправляет этот аксессуар. - Работаешь без перчаток? Не боишься руки запачкать? - выходит насмешливо и чуточку колко. Как и должно быть, в общем-то. - Ещё слово в таком тоне…- предупредительно чуть сильнее затягивает бинт на его руке огнеглавый юноша, наблюдая за прищурившимся собеседником. - Ха-кхах, понял-понял. - свободной рукой Кэйа отмахивается, смеясь, после продолжая наблюдать за сосредоточенным лицом младшего названного брата, который, закончив с одной перевязкой, принялся за другую, заставляя его повернуться спиной.       Пару дней назад его приходила проведать Барбара, передав свой особый пряный напиток, на что в ответ молодой человек подмигнул ей, сетуя, что в этом доме «бедному пострадавшему» не предлагают даже слабого алкоголя. Девушка, конечно же, тут же устроила ему целую проповедь о вреде данного вида напитков, напоследок настоятельно не рекомендовав сильно перетруждать себя на тренировках. Последнее было сказано уже в присутствии Дилюка, который принес поднос с обедом в комнату, что, с того самого дня, как Кэйа вновь оказался в поместье, была приписана ему.       Пару раз его навещала Джинн, коротко поинтересовавшись самочувствием. Однако, больше доверяя словам хозяина винокурни, чем самому пострадавшему, от чего капитан кавалерии, в шутку, состроил тогда обиженное лицо.       А вечером того же дня в его комнату занесли несколько коробок, открыв которые, Кэйа, с удивлением, увидел свои вещи, которые ранее находились в комнате, что ему выделили в казарме. - А это ещё зачем? - поинтересовался юноша, кивнув на одну из коробок, пока Дилюк закреплял бинты. - Чтобы было меньше проблем с твоими поисками, если снова решишь «героически сдохнуть» на очередном задании. Всё.       Кэйа осторожно потянулся, сделав несколько поворотов корпусом – бинты не ощущались больше как-то неприятно, да и раны так не болели, чему он был несказанно рад. Значит, можно, наконец-то, приступить к тренировкам, а то он слишком много времени провёл в праздном безделии после своего прошлого задания.       Дилюк тренировался каждый день, едва ли не каждую свободную минуту, это Кэйа знал из их общего - такого далёкого и давнего - прошлого. На младшего Рагнвиндра всегда возлагались очень большие надежды, и оказывалось такое же большое давление. Он просто не мог вести себя иначе. Кэйе было с этим проще – от него в принципе не ожидали чего-то особенного. Он просто пытался держаться также уверенно, как те, кто приняли его, когда-то, в свою семью. Старался отплатить им за все те добро, любовь и поддержку, что ему подарили, старался помогать.       Только один раз он не успел… Один раз решился сказать правду…Хватило одного взмаха и скрежещущего блеска стали, чтобы перечеркнуть всё, что было до того момента…       Кэйа тряхнул темной бирюзой челки, поправляя глазную повязку, что всегда была непременным атрибутом его появления на людях. Неотъемлемая часть его самого. Он часто шутил, что та досталась ему от деда-пирата. Хотя это и было совсем не так. И он никогда не снимал её ни при каких обстоятельствах, что бы ни происходило. ---------------------------------------------------------------------------------------------------------       Когда Дилюк спокоен, сон у него очень глубокий, и его невозможно разбудить. Но стоит чему-то его взбудоражить, заставить взволновать – и вот уже и мышь мимо не проскользнёт: огнеокий в одно мгновение распахивает глаза, оглядываясь вокруг. - Тише-тише, всё в порядке. - Кэйа поднимает ладони вверх, показывая, что волноваться тут явно не о чем.       Дилюк хмурится, пытаясь вспомнить причины, по которым он сегодня проснулся в этой комнате, и в таком положении, как сейчас, когда на него сверху смотрит осколок глубокого горного льда, чья пара скрыта под чёрной глазной повязкой на смуглом лице. - Ой-ой, не надо так враждебно на меня смотреть, - смеётся в ответ Кэйа, осторожно и почти невесомо проводя по ярким всполохам огненных волос, что сейчас разметались по его коленям, перетекая на тёмно-синее покрывало постели,- ты сам заставил меня сидеть почти три часа не двигаясь, пока о чём-то размышлял и что-то высчитывал, основавшись на моих коленях. Которые, к слову, достаточно сильно затекли от подобного положения. - … - ему сказать явно нечего, хотя хозяин винокурни и помнит все вопросы, что его беспокоили за последние пару дней.       Кэйа тихо усмехается видя, как Дилюк пытается распутать спутавшиеся после сна локоны, после чего, также мягко и осторожно, касается их, пропуская сквозь пальцы, и распутывая под очень старую мелодию, которую сейчас насвистывает. Она знакома его названному брату, который, на мгновение, замирает, приходя в себя только тогда, когда мелодия обрывается, а его самого зовут по-имени. - Люк?       Дилюк потирает переносицу, после чего встает и, бросив сухое «ужин спросишь у Аделинды», уходит, на ходу поправляя перчатки, и стряхивая невидимые пылинки с отворотов чёрного сюртука. Кэйа же вновь усмехается, переводя взгляд на атласную ленту, что покоится на прикроватной тумбе. Дилюк не заметил, что снова её забыл. ---------------------------------------------------------------------------------------------------------        В таверне шумно, как и всегда. Но стоит только показаться на пороге высокому молодому человеку со смуглой кожей и тёмно-бирюзовым волосами, собранными в свободный хвост, небрежно перекинутый через плечо по меховому воротнику его накидки, как шум мгновенно стихает, а после взрывается новой волной приветствий.       Капитана кавалерии рады видеть, наконец-то, в добром здравии и его привычном расположении духа. То и дело от разных столиков слышится приветствие и зазывания «пропустить вместе кружечку-другую за здоровье». Кэйа, как и всегда, остёр на язык, и совершенно в открытую флиртует с девушками, что обслуживают сегодня столики в таверне.        За его шутками и остротами время пролетает быстро и незаметно настолько, что когда приходит время закрываться, в таверне остается ещё несколько человек, которые не очень-то хотят покидать это место. Но достаточно фразы «на сегодня мы закрываемся», сказанной не терпящим возражения тоном, как и эти люди буквально сиюминутно исчезают.       Кэйа сидит на своем любимом месте у барной стойки, лениво потягивая столь же любимую им «Полуденную смерть» из высокого бокала, наблюдая за тем, как Дилюк приводит в порядок свое рабочее место. Честно сказать, Альбериху, в своё время, было интересно, по каким причинам винный магнат Мондштадта, и самый завидный холостяк в одном лице, частенько подрабатывает барменом в таверне вместо того, чтобы позволить себе просто прожигать жизнь, наслаждаясь ею. Однако, как и в случае с любой другой особо ценной информацией, ответ на этот вопрос Кэйа оставил при себе. Пусть гадают другие, он же знает наверняка.       От созерцания напитка в бокале его отрывает прикосновение к щеке почти что горячих пальцев, что заставляют его поднять взгляд, чуть поворачивая голову вслед за последующим движением чужой руки. - И от чего на этот раз? - Дилюк фразу не заканчивает, но указательный палец, остановившийся на свежей царапине на смуглой щеке, продолжает вопрос вполне понятно. - А, случайно веткой задел, когда на озеро за лилиями… - Кэйа осекается, видя слишком уж серьезный взгляд напротив, после чего заливисто смеется, - да брось, это всего лишь царапина! - Безрассуден и неосторожен, - огнеокий чуть подаётся вперед, заглядывая в льдистый тёмно-синий глаз, что не скрыт повязкой, - как и всегда.       Капитан кавалерии хочет возразить, но только вздрагивает, выпуская из рук бокал с остатками напитка, когда его глазную повязку тянут за узел сзади под, немного растрепанными, волосами, заставляя ослабить натяжение и съехать, открывая то, что она скрывает. Тянется, чтобы вернуть на место, но получает несильный удар по рукам, после чего складывает их на барную стойку перед собой. Не стоит искушать судьбу, которая может тебя испепелить за одно мгновение.       Дилюк смотрит пристально настолько, что Кэйа теряется, хотя подобное происходит не в первый раз. Его чёлку приподнимают, отводя в сторону – он, с трудом, подавляет в себе инстинктивное желание отшатнуться, и прикрыть правый глаз. - Каково это – видеть мир разными глазами?       Кэйа молчит, пожимая плечами – он не знает, ведь привычка скрывать чёрную склеру с ярко-синей радужкой притупила ощущения этой части его лица уже очень давно. Потому ему до сих пор непривычно, когда выпадает такая возможность в повседневной жизни. …Молодой виноград, немного сахарной пыльцы и аромат того цветка, что имеет очень уж длинное название, из-за чего его прозвали просто «светяшка». Непозволительно долго. До обидного кратко.       Дилюк отталкивает от себя льдоокого сводного брата, закрывая ладонью рот, и разворачивается в сторону полки с бутылками и стаканами. Начинает перебирать и переставлять их настолько дёргано и звеняще-громко, что Кэйа усмехается, топя ещё более громкое фырканье в остатках своего напитка, чтобы не рисковать получить по лицу от, и так разнервничавшегося сейчас, брата. «И что же, Мастер Дилюк, вы придумаете в оправдание данному своему проступку… на этот раз?»