***
Вэй Усянь не мог поверить, что так легко попался в столь очевидную ловушку. – Лань Чжань, нет! Не отходи! Лань Ванцзи побледнел, когда поразительно тонкая струна, невидимая для невооруженного глаза, затянулась вокруг шеи Вэй Усяня, и послушно отступил на пять шагов. Цзинь Гуанъяо, только и ожидавший этого, произнес: – Прекрасно, а теперь прошу вас вернуть Бичэнь в ножны. Жизнь самого дорогого ему человека находилась под угрозой – Цзинь Гуанъяо знал, что Лань Ванцзи не посмеет ослушаться. Раздался звон – Бичэнь вновь оказался в ножнах, и Вэй Усянь в гневе выкрикнул: – Ты что, получив палец, решил откусить руку?! – Вы называете это «получив палец, откусить руку»? В таком случае, как следует назвать мою следующую просьбу? Ведь я собираюсь повелеть Ханьгуан-цзюню собственноручно… Что именно Ханьгуан-цзюнь должен был собственноручно выполнить, он произнести не успел. Два адепта под шум дождя и раскат грома во главе с Су Шэ ворвались в храм, едва удерживая высокого юношу. Мужчины безрезультатно пытались связать пленника: веревки он разрывал в два счета, а вервием бессмертных невозможно было его стянуть. Юноша сопротивлялся, что есть сил, однако удивляло не столь его упорство, сколь одежды белее снега и длинная налобная лента с узором парящих облаков – несомненно, пред ними находился адепт Ордена Лань. На лице Цзинь Гуанъяо на мгновение проскользнуло неподдельное удивление. – Ханьгуан-цзюнь, не ожидал, что вы приведете помощь. К тому же, еще и кого-то столь юного. Судя по всему, сам Ханьгуан-цзюнь этого не ожидал. Вэй Усянь не узнавал юношу. Не то чтобы он знал в лицо каждого адепта Лань, однако с ним не сталкивался ни разу – на вид он не старше Сычжуя и Цзинъи, но и подле них не доводилось его видеть. Кто же он такой? И почему явился в храм Гуаньин вслед за Лань Ванцзи? Неужели Лань Ванцзи действительно вызвал подмогу? Но в таком случае логичнее всего было бы позвать кого-то с более высоким уровнем совершенствования. – Глава Ордена Цзинь, – подал голос Лань Сичэнь, – он всего лишь ребенок. Говоря это, Лань Сичэнь намекал на жестокость адептов Цзинь и Су Шэ по отношению к простому юноше: те как его только ни связывали, как только ни пытались бить, адепт Лань на один удар отвечал десятью, и его можно понять. Кто в здравом уме добровольно сдастся в плен? – И ребенок весьма буйный, – вдохнул Цзинь Гуанъяо. – Хоть при себе он и не имеет оружия, но рисковать я не могу. Ханьгуан-цзюнь, угомоните своего юного друга и попросите добровольно запечатать духовные каналы. После придет ваша очередь. – Ах ты..! – Вэй Усянь в гневе дернулся, но Цзинь Гуанъяо плотнее стянул леску, проливая каплю крови. – Молодой господин Вэй, вы не в том положении, чтобы что-либо говорить. И без того белоснежная кожа Лань Ванцзи стала на два оттенка бледнее. Повернувшись к юноше, он строго сказал: – Сань Лан. Хватит. Делай, как велят. И только после этого юноша усмирился и добровольно дал себя связать. Как только Лань Ванцзи произнес «Сань Лан» Лань Сичэнь тут же узнал его. Это был отнюдь не один из адептов его ордена, который по неосторожности забрел в храм, – а могущественный демон, один из Четырех Бедствий собственной персоной! И по совместительству друг и побратим Лань Ванцзи. Но что Хуа Чэн здесь забыл? И почему вообще добровольно сдался в плен? Лань Сичэнь вдруг почувствовал сильную усталость и мысленно пообещал себе поговорить с Лань Ванцзи по поводу его друзей, когда всё это закончится. Но не только Лань Сичэнь узнал в юноше одного из сильнейших демонов в Цзянху – Лань Сычжуй, тихо сидевший в углу вместе с Цзинъи и Цзинь Лином, просиял и на радостях крикнул: – Дядюшка Хуа! Незнающий мог бы подумать, что в храм вошёл кто-то ещё, помимо бойкого юноши, и обратить внимание на дверной проём. Собственно, так и произошло. Но, к удивлению, никто так и не явился; вместо этого на лице юноши появилась короткая улыбка. – А-Юань. С момента нашей последней встречи ты заметно подрос. Признаться, сперва даже не узнал тебя. Из-за большого расстояния переговаривались они криками, которые, отражаясь от высоких стен, эхом разносились по всему храму. – Дядюшка Хуа, что вы здесь делаете? Юноша демонстративно поднял связанные руки. – На данный момент сдаюсь в плен. А что ты здесь делаешь? Разве это место, куда следует соваться детям? Сычжуй на мгновение нахмурился и ответил: – Но я больше не ребенок. К тому же… – он бегло взглянул на Цзинь Лина, сидящего рядом, и выдал: – моему другу требовалась помощь. – Благородно с твоей стороны, – улыбнулся юноша. – Но впредь хорошенько подумай, прежде чем ввязываться в эти авантюры. – Ладно! Меж тем остальные только и делали, что переводили взгляд с дальнего угла, где обосновался Сычжуй, на юношу, думая обо всей абсурдности ситуации. Неожиданно беседа прекратилась; в храме вновь воцарилась тишина. И только Цзинь Гуанъяо решил, что картина «счастливое воссоединение семьи» завершилась, как Сычжуй спросил: – Дядюшка Хуа, а где… – Хватит! – крикнул Цзинь Гуанъяо, не выдержав. – Любые разговоры могут подождать! Су Шэ, не дожидаясь приказа, кинул юношу в угол, моля лишь о том, чтобы он заткнулся. И боги, обладавшие «хорошим» чувством юмора, на его молитвы дали весьма своеобразный ответ – юноша-то заткнулся, а вот Вэй Усяню нашлось, что сказать: – Подождите! Мне нужно кое-что сказать, это очень важно! Цзинъи и Цзинь Лин с интересом разглядывали нового «пленника» и всё задавались одним вопросом: – Он выглядит не старше нас, он действительно твой дядя?! Лань Сычжуй, пускай и не виделся со своими дядюшками много лет, отлично помнил о способности Хуа Чэна легко менять облик. По желанию он мог прикинуться пятилетним ребенком, дряхлым стариком или же адептом Ордена Лань. Столь редко доводилось видеть дядюшку в истинном обличье, что Сычжуй даже не мог сказать, как тот выглядел на самом деле. – В молодости много практиковался, вот и всё, – ответил Хуа Чэн и, видимо, решил, что этого вполне достаточно, чтобы полностью переключить внимание на племянника. – А-Юань, как продвигается твоё совершенствование? Надеюсь, теперь ты не отпускаешь лук вместе со стрелой? Сычжуй, вспомнив те неловкие уроки стрельбы с дядюшками, невольно покраснел, а когда Цзинъи и Цзинь Лин прыснули со смеху, то и вовсе готов был сквозь землю провалиться от стыда. – С-с тех пор ведь так много времени прошло… – произнес он. – Мои навыки значительно улучшились. Хуа Чэн потрепал его по голове совсем как в детстве, ероша черные волосы, улыбнулся и сказал: – Вот как. Я рад. Тем временем Цзинъи изнывал от любопытства и всё продолжал осыпать друга вопросами: – Сычжуй, почему ты не говорил, что у тебя есть дядя? И если он адепт нашего ордена, почему мы никогда его не видели? Обычный люд о демонах отзывался негативно: в их глазах они были злобными порождениями тьмы, которым не место среди людей. А у приверженцев праведных орденов с демонами разговор и вовсе велся короткий: те без лишних слов предпочитали пускать в ход меч. Цзинь Лин и Цзинъи всё же не хватало опыта, чтобы скрестить оружие с одним из Четырех Бедствий, однако не исключено, что они не поднимут панику, привлекая лишнее внимание. Хоть Сычжуй и гордился своими дядюшками, но сейчас счел нужным кое о чем умолчать. – На некоторые вопросы не всегда можно дать ответ, – вдохнул он. – Я вам позже всё расскажу. К слову, где же дядюшка Ло? Улыбка тут же сползла с бледного лица, едва в голове всплыли воспоминания о тех непристойных звуках, доносящихся из комнаты Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ. Учитывая безудержную демоническую энергию последнего, они только к утру вспомнят, зачем вообще явились в Юньпин. – Он немного занят. Не волнуйся, А-Юань, с вами ничего не случится. Один за другим юноши, нахмурившись, опустили головы, явно не поверив его словам. Цзинь Гуанъяо сумел одурачить двух сильнейших заклинателей Цзянху и Старейшину Илин – даже если им кто-то всё же придёт на помощь, не факт, что они не попадутся в ту же ловушку. А по завершению Цзинь Гуанъяо и вовсе может избавиться от них, посчитав угрозой. – Н-но… духовные каналы Цзэу-цзюня и Ханьгуан-цзюня запечатаны, – пробормотал Цзинъи. – Этот, по фамилии Вэй, вообще на волоске от смерти, а всё мелет какую-то чушь. – А дядюшка Хуа связан вервием бессмертных. Хуа Чэн усмехнулся. – Такая мелочь не сможет удержать меня, А-Юань. Смотри. В доказательство своих слов он медленно развел руки – плотные золотые веревки натянулись, и тысячи тонких нитей, из которых они были сплетены, не выдержав напряжения, одна за другой с громким звуком начали рваться. В конце концов, путы ослабли, но Хуа Чэн не спешил от них избавляться, чтобы не привлекать лишнего внимания. Ранее хмурое выражение лица Сычжуя сменилось неподдельной радостью, однако разделить его эмоции друзья не могли. Цзинъи и Цзинь Лин, удивленно распахнув глаза, пребывали в легком шоке; поверить в увиденное они не могли. – Как?! Как вы это сделали? Ведь ни один заклинатель в мире не в силах разорвать вервие бессмертных, причем столь легко, будто он связан шелковыми нитями! Может, это вовсе и не вервие бессмертных? Кто знает, может, адепты недооценили буйного юношу и решили, что тратить на него вервие бессмертных нет смысла. Но Хуа Чэн ответить так и не успел: громкий возглас Вэй Усяня привлек внимание раньше, чем он успел открыть рот. – Лань Чжань! Я… я должен тебе кое-что сказать! – Что этот идиот выкинет на сей раз? – пробормотал Цзинь Лин, внимательно следя за развитием событий. Если к утру они умрут, то хотя бы смогут поразвлечься перед смертью. Выражение лица Цзинь Гуанъяо вышло довольно красноречивым: казалось, от раздражения он еле держал себя в руках, чтобы не стянуть леску и не покончить со всем. – Любые разговоры могут подождать. – Нет, это очень срочно! – Что ж, тогда можете говорить прямо так. Знал бы он, что подаст «гениальную» идею Вэй Усяню, то вырвал бы себе язык. Тот просиял, будто его осенило, и, буркнув под нос «Действительно», во всеуслышание заявил: – Лань Чжань! Лань Ванцзи! Ханьгуан-цзюнь! Я… я тогда по-настоящему, искренне хотел лечь с тобой в постель! Тишина. В мгновение ока храм Гуаньин стал одновременно самым тихим и самым невыносимым местом на земле. Адепты, чувствуя прилив стыда и неловкости, притаились в своём углу, боясь лишний раз даже вдохнуть. Поистине, нет никого бесстыднее Вэй Усяня, раз перед таким количеством народа он осмелился произнести подобные слова! Несколько долгих секунд присутствующие молча переглядывались, желая провалиться сквозь землю, пока Хуа Чэн, усмехнувшись, не крикнул: – Так у вас было? Эргэ, прими мои искренние поздравления! Он был единственным, кто с улыбкой наблюдал за происходящим. Цзинь Гуанъяо от неожиданности ослабил хватку, и Вэй Усянь, вырвавшись, кинулся в объятия Лань Ванцзи. Он вздохнул и, внезапно почувствовав усталость, произнес: – Это вполне могло подождать… – Нет, не могло! – крикнул в ответ Хуа Чэн. Цзинь Гуанъяо взглянул на него так, словно пред ним находился сумасшедший. – Да кто… ты вообще такой? Ханьгуан-цзюнь, угомоните своего юного друга. А Лань Ванцзи и дела не было до «шалостей» младшего брата. Сейчас в этом храме для него существовал только один человек – и только одному человеку он готов был дарить всё внимание, нежность, любовь. Спустя тринадцать долгих лет бесконечного ожидания его чувства наконец взаимны. Столько всего нужно сказать, поведать, разъяснить – стоит ли вообще тратить время на других? Поэтому, повернувшись к Хуа Чэну, он лишь произнес: – Сань Лан, спасибо. И вновь переключился на человека, которого крепко держал в руках. Однако любопытство Вэй Усяня не знало границ. – Лань Чжань, Лань Чжань! И в самом деле, кто это такой? Лань Ванцзи открыл было рот, чтобы ответить, но Цзинъи, услышавший разговор, его опередил: – Учитель Старейшина! – крикнул он. – Это дядя Сычжуя! И это… не объяснило ровным счетом ничего. – Правда? А выглядит совсем юным. Юноша хмыкнул. – Зависит от освещения. Вэй Усянь не мог не заметить глубокий выдох Лань Ванцзи и легкую складку, образовавшуюся меж бровей. Кем же, в конце концов, ему приходится этот юноша? И почему позволяет себе неформальное «эргэ» по отношению к почтенному Ханьгуан-цзюню?***
– Молодой господин Вэй, вы явно выбрали «удачное» время и место… Лань Сичэнь выдохнул. Влюбленных голубков друг от друга невозможно было оторвать: настолько поглощены они были друг другом, настолько пьяны чувствами, что не замечали никого вокруг – и хотелось бы напомнить, что они отнюдь не одни, что существуют определенные рамки приличия, но, когда дело доходило до слов, Лань Сичэнь просто не мог заставить себя открыть рот. Никогда прежде его брат не выглядел столь счастливым. И ради одного только его счастья стоило потерпеть. Но всему есть предел. Лань Сичэнь взял свою подушку и отсел подальше от двух влюбленных. – А-Юань, не смотри. Хуа Чэн немедленно закрыл Сычжую глаза, аргументируя это тем, что племянник слишком юн для лицезрения подобных картин. Цзинь Лин меж тем скривился в отвращении, тут же отвернулся, в душе пожалев, что у дядюшки Хуа не хватит рук, чтобы закрыть глаза всем. Бедный Цзинъи прикрыл ещё и уши. Не жалеть юношей попросту не получалось. Несколько секунд они провели в тишине. И, в конце концов, Лань Сичэнь заговорил первым. – Я полагал, вы здесь только затем, чтобы помочь Ванцзи. Хуа Чэн, все ещё держа руку на глазах племянника, ответил: – Северные земли. – Что? – Именно их обещал отписать мне мой недалекий старший брат, если я выиграю пари. А моя помощь, – он на мгновение кинул взгляд на парочку, что сладко обнималась посреди храма, – второму брату вряд ли требуется. К тому же, не имею привычки вмешиваться в дела, меня не касающиеся. Лань Сичэнь не был всеведущ, но мог поклясться, что знает, в чем заключалась суть пари. «Северные земли» – вероятнее всего, территория в подземном царстве, которая и служила призом в этой нелепой игре. Небеса, даруйте терпение! Чувства его брата оценили в какой-то клочок земли! Большего Хуа Чэн не поведал, поэтому Лань Сичэнь спросил: – Значит, вы пришли понаблюдать? Демон коротко улыбнулся, подтверждая его догадки. Верно. Для него происходящее – не более чем игра, «пари», которое он заключил со своим братом. Хуа Чэн будто пришёл на театральную постановку и, заняв место в первом ряду, только забавлялся. – Изначально просто проходил мимо. Но заприметил знакомые лица, зазевался, вот меня и поймали. Эти слова звучали как очевидная ложь, однако о большем Лань Сичэнь расспрашивать не стал. Пока демон остается на их стороне, пускай забавляется, где и как хочет. Двери в храм вновь отворились, и под раскаты грома явился Су Шэ, волоча за собой Не Хуайсана.***
Мелодия флейты разносилась по храму, громким эхом отражаясь от стен. Души умерших на территории нынешней святыни не могли воспротивиться ее зову и вылезали из-под земли, громя всё на своём пути. По приказу Вэй Усяня и остальных обходили стороной, держали цель строго на Цзинь Гуанъяо. И эта армия, могущественная и нескончаемая, помогла бы одержать победу в сотне войн на земле, если бы не одно «но»: призраки были совершенно нагие. Хуа Чэн с удивительной легкостью разорвал вервие бессмертных и тут же зажал уши, противясь мелодии флейты. Голова гудела так, словно по ней одновременно отбивала сотня молотов; в ушах стоял звон. Даже впадая в неистовство, он не терял контроль над собственным телом столь быстро. Песнь звала его, захватывала контроль над разумом; звон в ушах всё усиливался. Подкашивались ноги, он едва мог стоять самостоятельно, а когда пред глазами всплыла белая пелена, он не выдержал и крикнул: – Прекрати! Лань Сычжуй всё это время стоял рядом и обеспокоенно смотрел на хмурящегося дядю. Со стороны казалось, что у него попросту разболелась голова от гула, созданного призраками, однако Сычжуй, впервые увидевший дядю-демона в таком состоянии, не на шутку перепугался. – Дядюшка Хуа, что с тобой? Хуа Чэн медленно вдохнул, изо всех сил стараясь игнорировать ненавистную мелодию, и тут же прикрыл рукой глаза племяннику. С лихвой хватило двух бесстыдников на постоялом дворе, выслушивать целую ораву призраков-извращенцев он не собирался. – Д-дядюшка Хуа?.. – А-Юань, рано тебе на такое смотреть. Сычжуй выдохнул, не зная, смеяться ему или плакать. – Сань Лан? От внимательного взора Лань Ванцзи не укрылось состояние младшего брата. Он на мгновение удивился: впервые доводилось видеть демона таким. Лань Ванцзи и подумать не мог, что песнь Чэньцин столь сильно повлияет на него, но, как ни посмотри, Хуа Чэн являлся призраком, что обрел тело, а Вэй Усянь призвал все отошедшие в иной мир души на территории храма. И всё же слабым и обессилевшим назвать Хуа Чэна в тот момент было нельзя: демон ещё держался, несмотря на непрекращающуюся мелодию флейты. Вэй Усянь, заметив, что Лань Ванцзи на кого-то отвлекся, обратил внимание на юношу и вскоре понял: с ним явно что-то было не так, и причиной тому являлась его флейта. – Лань Чжань, – шепнул он, остановившись, – моя игра, конечно, далеко не безупречна, но почему же она так подействовала на твоего друга? Лань Ванцзи тут же ответил: – У него просто тонкий музыкальный слух, – а затем произнес громче: – Сань Лан, бери Сычжуя и остальных и немедленно уходи! – Как скажешь. А-Юань… К удивлению, Лань Сычжуй резко воспротивился. – Я не пойду. Мы не можем бросить Цзинь Лина. Хуа Чэн раздраженно покосился на этого самого Цзинь Лина и едва не цыкнул. Мальчишка отказывался идти без своего дяди, а его упрямый дядя отказывался признавать, что ранен и ничем в бою помочь не сможет. Сычжуй не хотел идти без Цзинь Лина. А Цзинъи переводил взгляд с одного друга на другого, желая как можно скорее покинуть это место. Хуа Чэн вздохнул: – Глава ордена Цзян. Цзян Чэн заупрямился лишь сильнее, бросив на него полный злобы взгляд. – Заткнись. Каким бы терпеливым демон ни был, всему есть свой предел. Цзян Чэн на данный момент слаб и едва не впал в отклонение ци – Лань Сичэнь и сам считал, что ему лучше поскорее покинуть храм Гуаньин. – Глава ордена Цзян, вам нужно… Однако Цзян Чэн отбил его руку, принимая любое слово в свой адрес за оскорбление, и крикнул: – В помощи какого-то сопляка не нуждаюсь! А ты. Он не без труда поднялся на ноги, сглотнул подступившую к горлу кровь и в раздражении взглянул на племянника, который то и дело хлопотал около него, пытаясь помочь. Цзинь Лин в точности повторил злой взгляд дяди и сказал: – Никуда я без тебя не пойду, дядя! – А придется! Тем временем Сычжуй дернул Хуа Чэна за рукав: – Дядюшка Хуа, мы же не бросим их, верно? И без того пульсирующая головная боль Хуа Чэна лишь усилилась; он пару раз выдохнул, чтобы успокоиться, и подошёл к Цзян Чэну. Тот понял его без слов. Цзян Чэн схватил племянника за шкирку и кинул юноше. Хуа Чэн подхватил его столь легко, словно он ничего и не весил, встряхнул и сжал под мышкой, подобно мешку картошки. Цзинь Лин воспротивился: – Пусти! Пусти меня! Цзян Чэн вытер полоску крови, стекающую с губ, нахмурился и обратился к Хуа Чэну: – Ты! Не знаю, что ты за черт такой и откуда только взялся, но отвечаешь за этого ребенка головой, понял? Хуа Чэн промолчал. Цзинь Лин барахтался, словно рыба на суше, пытаясь вырваться, и без устали кричал: – Дя– Дядюшка Хуа! Пусти меня! Сычжуй, сделай же что-нибудь! А что Сычжуй? Сычжуй был полностью доволен. Свободную руку Хуа Чэн положил племяннику на плечо и улыбнулся, медленно направившись к выходу. – Идём, А-Юань. И не забудь своего болтливого друга. К дверям было не протолкнуться: свора призраков сновала тут и там, не давая ни войти, ни выйти. Юноши тут же вперили глаза в потолок, будучи слишком невинными и юными для рассматривания подобных картин, думая над тем, как же им покинуть храм. И только Вэй Усянь, заметив это, поднес к губам флейту, чтобы приказать нечисти отступить, как новоявленный друг Лань Ванцзи сделал шаг. Призраки бросились врассыпную, моментально расчищая выход, и юноша, усмехнувшись, без помех покинул храм. – Что же, в конце концов, за человек твой друг, Лань Чжань?..***
Едва первые солнечные лучи коснулись земли, к храму подтянулись старейшины и адепты ордена Лань во главе с Феей. Сычжуй и Цзинъи долго не раздумывали, тут же присоединились к ним, ибо в оказании помощи лишних рук не бывает. А Цзинь Лин, если и хотел кому помочь, то только своему дяде, к которому кинулся сразу же, как только всё закончилось. Хуа Чэн ожидал прибытия Лань Ванцзи и Вэй Усяня недалеко от храма, когда по сети духовного общения раздался строгий голос дагэ. Говорить с ним с утра пораньше совершенно не было настроения, и, бросив в ответ пару слов, Хуа Чэн игнорировал брата ровно до тех пор, пока тот лично не явился в храм Гуаньин. – Сань Лан? Узнать в юном приверженце ордена Лань могущественного демона было трудно. Тот совершенно не отличался от остальных адептов, снующих туда-сюда, однако надменная ухмылка, с которой он встретил Ло Бинхэ, быстро выдала его. – Мы тебя везде обыскались. Хуа Чэн хмыкнул, закрыв глаза на краснеющие пятна и следы укусов на шее Шэнь Цинцю. Видимо, тот собирался в спешке, раз упустил их из виду и не стал прятать под слоями одежд. – Занятный облик. Почему бы тебе не остаться в нем навсегда? Ло Бинхэ сиял, подобно начищенному до блеска чайнику, и улыбался, ероша уложенные в аккуратный хвост волосы брата. Теперь он был на голову ниже, и Ло Бинхэ, теша самолюбие, не смог удержаться от подшучиваний. Хуа Чэн тут же отбил его руку, отвечая: – Если тебя так беспокоит твой рост, носи обувь с высокой подошвой. Шэнь Цинцю ужаснулся. Ло Бинхэ и без того пользовался преимуществами высокого роста, зажимая его везде, где только можно. Что же будет, если он станет ещё выше?! «Не подавай ему идеи, глупый деверь!» Пока перепалка не переросла в драку (а его супружеская жизнь не стала ещё хуже), Шэнь Цинцю решил вмешаться: – Ну хватит вам! Сань Лан, лучше ответь: где Лань Ванцзи? В ответе более не было нужды: из главных ворот храма к ним навстречу вышли две фигуры, стоящие столь неподобающе близко друг к другу, что незнающий ошибочно принял бы их за молодоженов. Улыбка медленно сползла с лица Ло Бинхэ, едва он завидел это; ранее радостное настроение стало мрачнее тучи. Он нахмурился, скрестил на груди руки, и Хуа Чэн невольно рассмеялся. – Ты победил? – Я победил. Шэнь Цинцю устало выдохнул, потерев переносицу. Он же предупреждал, не стоило мужу вновь затевать эти игры, спорить с тем, кого переиграть невозможно! Не послушался – и к чему это привело?! Тем временем парочка неспешно двинулась в их сторону. Лань Ванцзи, безупречный в своих манерах, сложил руки в приветственном поклоне; Вэй Усянь, убрав флейту за спину, повторил за ним. – Дагэ. Мастер Шэнь. От внимательного взора Шэнь Цинцю не укрылось неподдельное удивление, промелькнувшее на лице Вэй Усяня. Невольно вспомнилась собственная первая встреча с назваными братьями мужа – он ведь тогда и подумать не мог, что у Ло Бинхэ имеются подобные друзья. (Что у Ло Бинхэ вообще есть друзья!) – Второй брат, рады тебя видеть, – произнес Ло Бинхэ, тепло улыбнувшись, однако улыбка эта замерла, стоило ему взглянуть на Вэй Усяня. Чертова проигранная (ему не принадлежавшая) территория, будь она неладна! – Что привело вас в Юньпин? – спросил Лань Ванцзи. Шэнь Цинцю ответил: – Мы с Бинхэ устроили себе небольшой отдых и отправились в путешествие, решили ненадолго остановиться здесь на постоялом дворе. По счастливой случайности встретили вас. А вы, должно быть, и есть тот самый молодой господин Вэй? Господин Лань много о вас рассказывал. Вэй Усянь улыбнулся, кинув быстрый взгляд на мужчину, стоящего рядом. – А мне о вас он ничего не рассказывал. – Не нашёл подходящего момента, – честно ответил Лань Ванцзи. – Не страшно. Моё имя Шэнь Цинцю, – он ловко раскрыл расписной веер, скрыв за ним нижнюю часть лица. – Это Ло Бинхэ, мой супруг. Ну, а адепт Лань… – …вовсе и не адепт Лань, правда? – закончил за него Вэй Усянь и усмехнулся. – Так значит, «юноша с тонким музыкальным слухом». А я всё гадал, отчего же никогда не видел тебя в Гусу. Маскировка выше всяких похвал. Вэй Усянь бегло коснулся налобной ленты, одежд белее снега, едва задел взъерошенные волосы – и Лань Ванцзи аккуратно перехватил его запястье, убрал руку, словно намекая: заходить дальше ему не дозволено. Юноша же только усмехнулся, сложив на груди руки. – Хуа Чэн, – представил его Лань Ванцзи и тут же прижал Вэй Усяня ближе, пока тот вновь не начал «поражаться блестящей маскировке» младшего брата. – Могу предположить, почему ты вырядился адептом Лань и пришёл в храм, но отчего понадобилось врать, будто ты дядя Сычжуя? Хуа Чэн ответил: – Я и не врал. «Сычжуй» действительно мой племянник. Будто бы в доказательство его слов, стоящий среди юных адептов Лань Сычжуй заметил непрошеных гостей, возрадовался сильнее, чем того требовали правила Гусу, и крикнул: – Дядюшка Хуа! Дядюшка Ло, и вы тут! Ло Бинхэ коротко помахал в ответ, улыбнувшись. – Твой племянник? – спросил Шэнь Цинцю. – О, посмотри-ка: кажется, его сейчас отругают. Лань Цижэнь, пылая праведным гневом, прикрикнул на бедного юношу, отчего тот сжался, будто кролик, зажатый в углу диким зверем. Лань Сичэнь (выглядевший невероятно уставшим и опустошенным) встал на его защиту: убедил дядю смирить ярость, успокоиться, напомнил о больном сердце. Лань Цижэнь тут же ушёл, махнув на них рукой, после чего Сычжуй вежливо поклонился Лань Сичэню, благодаря за спасение. Вэй Усяня отчего-то позабавила эта ситуация. – Лань Чжань, – шепнул он, – кажется, твоему дяде они не нравятся. – Они вообще мало кому нравятся, – вздохнул в ответ Лань Ванцзи, и Вэй Усянь рассмеялся. – Потому что они демоны? Лань Ванцзи тут же посмотрел на него, выглядя в своём понимании весьма удивленным. Затем он подумал: отчего вообще следует удивляться? Что, помимо своих чувств, ему когда-либо удавалось скрыть от Вэй Усяня? К тому же, друзья истинные личности в секрете не держали, вон, даже вошли через «парадный» вход. – Может быть… – ответил он, ненадолго о чем-то задумавшись, – не только поэтому. Вэй Усянь не сомневался, что у него есть всё время мира для того, чтобы выяснить это самому.